— Красота, — усмехнулась Эрешкигаль. — Но мне и этого сейчас не надо. Не знаю сама, чего хочу от мужчины и что заставить его сделать, чтобы он позабавил меня.
— Может, танцевать, как медведя в цирке? — Нана засмеялась. — А почему бы и нет. Удобства и забавы — это лучшее, что может быть.
Мохан ухватился за голову и ощутил, как бешено колотится сердце. Услышать такое он никак не ожидал. Ведь его любимая принимала его за смертного — так она до сих пор думала о нём? Он — её игрушка? Ему мелькнула мысль, что всё-таки в самом начале он был прав, когда подумал, что внешность обманчива. Маска бывает очень даже надёжной.
Но он всё ещё любил её и не мог просто так отказаться от этой любви. ” — Маска может обмануть, но глаза ведь не врут, — подумал он. — Разве не смотрит она на меня глазами, полными любви и нежности? Разве глаза её не откровенны и не то, что говорят, а кричат о любви? Так как же она может так рассуждать, с таким грязным цинизмом о том, что своего любимого вот так можно использовать, как игрушку? Как разобраться в тебе теперь, как заглянуть в твою сущность, что там на самом деле?»
Он больше не мог слышать разговоры сестёр-богинь и поспешил убежать в своё жилище. ” — А если он поймёт, что я бог? — мысли его метались, как пламя костра под порывами ветра. — Если поймёт, что я не смертный и со мной не будет так удобно, как ей хочется? Она откажется от меня? Если она любит меня сейчас, то будет подавлять свою любовь? Об этом невозможно думать ещё много времени. Пора всё выяснить. Нет, я так сразу не выложу, кто я на самом деле. Но всё сделаю, чтобы она догадалась сама. Пора постепенно завершать эту игру. Правда должна проясниться, что бы она за собой ни влекла.»
На следующий день он постучал в её дверь совсем рано — ни свет, ни заря. Она поднялась с постели полусонная, с распущенными нечёсаными волосами, в наспех наброшенном халате и открыла дверь. И он предложил ей отправиться в его дворец прямо сейчас. Её это удивило, но она не отказалась.
Обычно он целовал её при встрече — обнимал дерзко, по-хозяйски, поцелуй был смачный и долгий, в губы. Если она кокетливо упрекала его в бесцеремонности, он напоминал ей о ей проигрыше на скачках и о том, что он имеет право целовать её, сколько захочет и когда захочет. Но в этот раз поцелуя не было. Он просто повернулся к ней спиной и удалился после того, как она сказала, что начнёт собираться.
Он, как всегда, накормил её завтраком, но пока она ела, он не сводил с неё странного взгляда. Его чёрные глубокие глаза были, как обычно, ласковы, но в них были также гнев и укор. Нана ничего не могла понять, но спросить не решилась. Может, ему не нравилась её новая причёска? Может, ему показалось, что у неё слишком кокетливый вид и он ревнует? Она снова попыталась прочесть его мысли — и ни одну из них не смогла уловить. Мохан больше не желал выдавать ей мыслеформы, чтобы создать иллюзию, что она может хоть что-то узнать из его головы.
После завтрака она ожидала, что Мохан вызовет такси, но он взял её за руку и вывел её из дома. И Нана заметила ему, что он забыл позаботиться о такси.
— Я донесу тебя на руках, — ответил он. — Я сам буду твоим такси, — и поднял её на руки.
— Тебе придётся долго меня нести! — засмеялась Нана. — До вечера, не раньше. К тому же, ты хоть и сильный и могучий, но у всех людей силы ограничены.
— Я справлюсь, поверь.
— Человеку это не под силу.
— Может быть. Помолчи лучше, Нана.
Она замолчала.
Он пронёс её вдоль моря и свернул в небольшую рощу, тянувшуюся километра на три. По асфальтовой тропинке, ведущей через эту рощу, можно было пройти пешком минут за сорок, но Мохан вышел из неё уже минут через пять. И двинулся со своей ношей под высокие арочные ворота, ведущие в тенистую аллею.
Когда аллея и вторая арка были пройдены, Нана вдруг с удивлением поняла, что они вышли к зданию детского театра, за которым, по его словам, и находился его дворец. Но ведь она когда-то проходила эту аллею и, кажется, за нею никакого театра не было, просто тянулись какие-то старинные улицы…
— Мы так быстро добрались? — пробормотала Нана. — Но ведь прошло минут двадцать, не более. Неужели я перепутала все маршруты города?
— Возможно, — промолвил Мохан и, поставив её на асфальт, взял за руку и повёл к воротам своего участка. — Сейчас я покажу тебе свой дворец. Я сам спроецировал его, там всё до мелочей по моему вкусу, а не по моде, навязанной журналами.
Нана оценила вкус Мохана. Здание небольшого дворца показалось ей чудом, оно вполне было достойно даже Олимпа. И великолепный сад был стоил дворца.
Весь день Нана провела в этом дворце, Мохан показал ей абсолютно все закоулки и в помещении, и в саду. Но сам он был невесёлым и то и дело бросал на свою гостью непонятные укоризненные взгляды. Она не решалась спросить его, что является их причиной. Быть может, это ей только кажется? Было бы конфузно спрашивать о том, чего на самом деле не было.
Она осталась ночевать в его дворце, в спальной с кроватью, напоминавшей огромный лотос. И вновь он не остался с ней.
Утром его слуга принёс ей завтрак в постель.
— Проснулся ли твой хозяин? — спросила у него Нана.
— Не знаю, госпожа. Он отправился ночевать в гостиницу.
” — Почему он даже не пожелал ночевать со мной под одной крышей? — подумала Нана. — Я выгляжу совсем юной, может, он считает меня девственницей и не решается разделить со мной постель? Значит, он намерен жениться?» Она могла бы вполне восстановить свою девственность и в брачную ночь разыграть роль невинной девушки, чтобы всё прошло идеально, но… Ложь не всегда разрушала взаимоотношения, иногда они держались на ней долгое время, однако, они всегда были отравлены ею. Обмануть в самом начале своего возлюбленного означало долгое время пить горькую чашу. Нет, она будет честна с ним и расскажет ему, что у неё были мужчины. Она всё объяснит, когда он предложит ей руку и сердце.
Мохан вскоре вернулся во дворец. Нане хотелось повидаться с Эрешкигаль и выразить всё восхищение дворцом Мохана. Эмоции переполняли её.
Мохан не стал удерживать её у себя в гостях и вызвал такси и вместе с ней вернулся в пансион.
— Почему ты не живёшь в этом дворце постоянно? — спросила она. — Разве тебе может нравится пансион?
— А ты не догадываешься? Я хочу быть рядом с тобой, чтобы хорошенько узнать тебя.
” — Как бы и я этого хотела, чтобы он узнал меня, — подумала Нана, — ничего, совсем ничего не скрывать от него! Но как можно признаться, что я — богиня? Он не поверит, примет за сумасшедшую. Как же я не хочу ничего от него скрывать, но я не знаю, как открыть правду! Какое мучение! Я ненавижу ложь, как же получается, что я вынуждена держать завесу тайны от того, кого люблю! Я, кажется, становлюсь менее счастливой, чем несколько дней назад, когда всё началось…»
====== Часть 28 ======
Вернувшись в пансион и застав там Эрешкигаль с неизменной курильной трубкой во рту, Нана, захлёбываясь, рассказала ей, какой великолепный дворец отстроил Мохан.
— У Мохана столько достоинств, столько достоинств! — с восторгом говорила она. — Мудростью он равен богам. Вкус у него не уступает умственным способностям, если бы ты видела этот дворец и сад! А какая обстановка, продумано всё до мелочей, это нужно также обладать чувством прекрасного, тонко чувствовать искусство! Как может быть так много: великий ум, недюжинная сила, неописуемая красота — у смертного?
— У смертного? — Эрешкигаль задумчиво сощурила глаза. — А в самом деле, как это может быть так много — у смертного… На них посмотришь, если одно им дано, так другого обязательно не хватает…
— Знаешь, он нёс меня туда на руках! — захохотала Нана.
— Куда? Во дворец за детским театром? Но это же очень далеко. Я ездила туда в своём гробу, так даже ехать долго, как же он донёс тебя, шагая пешком?
— Да, видимо, это не так уж далеко. Прошло не более двадцати минут.
— Бред. Даже ехать туда не меньше часа.