Домой она вернулась, когда было за полночь. Она предполагала, что Мохан захочет ночевать у неё, но он снова распрощался с ней и отправился в соседнюю комнату.
Она, не раздеваясь, легла на кровать, свернулась калачиком, материализовала тёплый плед, укрылась им и почти мгновенно забылась крепким сном.
Сон её был крепок, спал и Мохан — богам тоже требовался отдых.
Оба они и не подозревали, что их счастливый день прошёл под пристальным наблюдением матери-Земли.
Она, невидимая, сопровождала их повсюду — в аэропорту, в автобусе, на скачках она летела рядом с их лошадьми, заглядывая в их лица. Она стояла за их спинами, слушая их объяснение в любви, грызла собственные руки и они не замечали, как капли её крови падали на траву. И с мазохистским упорством шла за ними весь обратный путь.
Но вот они распрощались.
И мать-Земля вышла во двор, встав напротив окна Наны, за зарослях сорной травы, где пели сверчки и плели паутины огромные жирные пауки. Она сняла с себя невидимость. Возможно, кто-то в пансионе не спит и даже смотрит в окно. И, не исключено, что увидит, как из ничего, из воздуха вдруг соткалась фигура девушки в плюшевом платье цвета коричневой охры. И будет этот человек завтра говорить о своих странных видениях, а окружающие будут над ним посмеиваться и покручивать пальцем у виска. Но она, эта спящая на кровати среди облупленных стен старого пансиона, всё поймёт. Так надо. Пусть задаёт себе вопросы и разгадывает загадки, а не только тонет в этом сахарном сиропе любви.
Где-то между сорной травы торчали обрубки от розовых кустов, выросших из крови самой Афродиты. Местная беднота по ночам срезала все розы и их распродали где-то на базаре. Но обрубки были всё ещё живы — всё-таки из крови божества, живучи.
Мать Земля приблизилась к каждому обрубку, коснулась их и они обратились в камень. В мрамор. В чёрный мрамор.
Затем она снова встала напротив окон комнаты Наны и почва у неё под ногами начала углубляться вниз, сначала погрузив богиню по пояс, затем по плечи, а после — с головой и тут почва сомкнулась над ней, образовав небольшой круг с вывороченной с корнем сорной травой.
Мать Земля всё глубже и стремительней погружалась в недра собственной планеты.
И вот, когда она опустилась где-то примерно на двадцать километров в глубину, пред ней открылся обширный тоннель. Богиня применила способность видеть в темноте, как при дневном свете и зашагала по каменному полу, эхом отражавшим её тяжёлые шаги.
И пол и стены были густо покрыты сажей. Сколько же повидали эти стены! Кому прежде принадлежал отсек этого подземного города? Это были Иркалла или, как ещё её называли Кур? Царство Аида? Дуат? Царство мёртвых, на самом деле это был мир бессмертных душ, оказавшихся в плену смерти, душ, судьба которых иметь несовершенные тела и постоянно их менять и по этой причине названых смертными. О чём думали эти сущности? О чём вспоминали? Надеялись ещё на что-то? Какими эмоциями напитали стены под слоями сажи?
Сажа…
Однажды здесь не стало всех вышеперечисленных измерений, в которых томились души умерших, ропща, что здесь слишком темно и не происходит никаких событий. А потом темнота и однообразие времени стало вспоминаться с ностальгией, когда новые хозяева, свергшие прежних подземных богов, устроили здесь пекло, геенну огненную и каждый пленник, не удостоившийся рая, стал получать по заслугам гораздо суровей, чем когда-то…
А теперь здесь тишина.
Но не ради тишины спустилась в собственные недра мать Земля. Она прислушивалась. И было глухо, как в могиле для кого иного, но не для этой богини, умевшей слушать то, что было почти её плотью.
Она слышала: плачь, удары сердца, скрежет когтей по стенам подземелья, временами прерывающиеся яростным рычанием.
И она знала, на каком расстоянии от неё это находится. И поспешила переместиться туда в считанные секунды.
Над ним сияла подземная луна, оставшаяся ещё со времён существования Элизиума. Её мертвенный тусклый свет озарял небольшую серую каменную площадку, неровные стены с выступами, как у скал.
Он сидел на одном из этих выступов, прижавшись лицом к скальным стенам. Перепончатые крылья были сложены и прижаты к ссутулившейся спине, изогнутые назад тяжёлые рога чуть подрагивали. Несомненно, он плакал.
Мать Земля помнила его, когда он был ещё неописуемо красив. Так похож, просто невероятно похож на двух её главных врагов. Один из них, это враг, когда-то проклял её.
— Больше у тебя никогда не будет мужа, — сказал тот враг с сердцем, выпуская из себя всю силу эмоций, как это бывает от желания, чтобы проклятие непременно легло на того, кому оно адресовано. — Ни один мужчина не захочет теперь идти с тобой одной тропой судьбы, после того, что решилась ты сотворить со мной. Ты восстала против меня коварно и я знаю, что это ты приложила старания, чтобы это произошло со мной. Я больше никогда не смогу иметь жены, но и ты… Впрочем, пусть у тебя будет кто-то, кто, может, захочет тебя, но не так, как честную, добрую и благонравную жену, а так, как приблуду, да и сам он будет не из всеми уважаемых и благородных богов, а так, отребье, отверженное чистым миром. Грязь ты и грязь к тебе да пристанет.
И ведь проклятье сбылось, как ни старалась богиня планеты сбросить его с себя. Шло время, а она так и оставалась одинокой богиней, порою, сходившейся только с эгрегором Тартара, чтобы рождать от него чудовищ, которых она использовала в своих целях.
Проклятье бывшего мужа оказалось тяжелее переносимым, когда она оказалась унесённой демоном Хираньякшей на дно океана и спасённой одним из воплощений бога Вишну — вепрем Варахой. Вот тогда она ей и пришло в голову, что всё неспроста и, должно быть, проклятие уже утрачивает силу и судьба даёт новый поворот. Она попросила кое о чём старую подругу Майю, та охотно подсуетилась и некоторые адепты вепря Варахи стали считать богиню Бхудеви второй женой Вишну. Частое общение с богиней иллюзий убеждало мать Землю: то, что надумали смертные, непременно отразится и на решении их бога. Вишну ведь обожает нравиться всем подряд, он никого не разочаровывает.
Но тут сработала то ли двойственность Вишну, то ли проклятье бога Неба, только приманка не сработала, мышеловка не захлопнулась. Вишну только посмеивался над выдумками адептов. Да и выяснилось, что он дал клятву иметь только одну жену.
По просьбе Бхудеви Майя не переставала влиять на адептов Вишну, чтобы они сочиняли легенды одну абсурднее другой про многожёнство своего божества, но это никак не влияло на него. Он не нарушал клятву и всё было бесполезно.
Может быть, мать-Земля и впала бы в отчаянье если бы не встретила тогда одного божка — слишком красивого для бога низшей ступени.
Это случилось, когда она, дико истосковавшись по мужской ласке, вспомнила, что проклятье бывшего мужа не ограничивало её от близости с противоположным полом окончательно. Её могут захотеть, но так, какие-то там маргиналы, которых все маститые и почитаемые боги считают плохими. Но на этот счёт у матери Земли была своя философия. Первые могут стать последними, а первые — последними. Всё меняется на поверхности планеты, переоцениваются ценности. Те, на кого сегодня смотрят, как на святых, завтра будут подвергнуты сомнениям, а завтра объявлены и вовсе чем-то неподобающим. Значит, не стоит пренебрегать кем-либо. Сегодня случится ей сойтись с отверженным, а завтра всё сойдётся к тому, что на самом деле она была близка с избранным.
И она решилась тайно участвовать в оргиях демонов, которые проходили в месопотамской вселенной. И что с того, что это — демоны? Кто знает судьбу? А вдруг завтра они станут властителями мира и образцом чистоты и нравственности?
Она тогда сошлась чуть ли не с толпой демонов за несколько дней. И сладострастие шло не столько от сближения с мужскими телами, сколько от шальных мыслей, что это бы взбесило бывшего мужа. Пожалуй, он решился бы ей отомстить по-настоящему, а не кинуть в неё каким-то смехотворным проклятьем. Оргии проходили в недрах земли, а не под открытым небом, поэтому предаваться фантазиям было возможно без опасения быть увиденной древним врагом. Можно было бы представить, как он разрезал бы её на куски и расшвырял бы по разным частям Тартара, так, что никто никогда бы её не собрал. И очернил бы её имя, разоблачил бы её перед всеми пантеонами так, что она оказалась бы всеми презираемой и ненавидимой и Шива, чтивший её не меньше, чем Вишну, отказался бы искать при помощи своего третьего глаза её ошмётки на дне Тартара.
