Однако, негодяйка и не думала падать там, где стояла. Она повернулась к Нане, широко улыбнулась полными кроваво-красными губами и свернула к небольшому летнему кафе, заняв один из столиков.

” — Она кто-то из богов, о которых мне ничего не известно? — подумала Нана. — Иначе как объяснить то, что она меня не боится, да ещё и не подыхает от сердечного приступа? ”

Нана, не сводя с рыжей прямого сурового взгляда, двинулась к ее столику. Та, подозвав официанта, заказала себе барбекю из экзотических рыб и бокал вина.

Нана приблизилась к ней:

— Ты кто? Ты из какого пантеона?

Деваха подняла на нее спокойный насмешливый взгляд:

— Я не богиня.

Нана присела на стул напротив нее:

— Этого не может быть! Любая смертная сдохла бы в течении нескольких минут после того, как я сжала сердце! А ты, кажется, даже не поняла, что произошло?

— А что произошло? Ты хотела меня убить? — принимая бокал вина с подноса официанта, также спокойно спросила она.

— Ты разыгрываешь меня? — раздражённо проговорила Нана и тут поняла, что от незнакомки не исходят божественные флюиды. Но, может, Нана не может их ощутить, как когда-то не могла распознать флюиды Мохана, что он — бог, потому что не могла прийти в себя после сумерек. Сейчас она тоже взволнована и из-за этого не может понять, богиня эта рыжая или нет.

— Так ты хотела убить меня? — переспросила незнакомка.

— Хотела. Со мной и богини-то не смеют так поступать, чтобы толкнуть меня, даже Гера на это не решалась, как же ты посмела, если ты смертная?

— Я не смертная.

Тут Нану осенило:

— Любимица Противника, — усмехнулась она.

— Да, — самодовольно ответила деваха, отхлебывая вино из бокала и подцепляя вилкой кусок жареной рыбы. — Добрый Дядюшка меня на самом деле очень любит!

— Вот какое имя ты ему дала…

— Какое имя ему дашь, так он и будет к тебе относиться.

— Ну, если его отношение зависит от того, как ты его назовешь, то зачем же скромничать, определяя его дядей? Можно сразу уж хватить — Добренький Папочка. Отец ведь ближе дяди.

— Не всегда. Бывает, дядя ближе и родней отца. К тому же, я не склонна к перегибам, он ценит это, поэтому его милость ко мне неизменна.

— Ах, милость! — насмешливо протянула Нана. — Ну, милость сильного — ценность немалая. Хоть и зыбкая, как туман над водой.

— Есть ещё кое-что, кроме милости, — пережевывая рыбу и запивая ее вином, проговорила рыжая, — я ему нужна.

— Ты хочешь сказать, что он может в ком-то нуждаться?

Деваха гордо выпрямилась.

— Меня зовут Гавиота, — надменно произнесла она, — я так решила, что меня будут звать, потому, что я также свободна и независима, как эта морская птица. Я не живу подачками от Доброго Дядюшки!

— Насколько я знаю чаек, они от подачек не отказываются. Так и осаждают рыболовные суда, чтобы им что-то перепало. Да и помойками не гнушаются. В городе, где слишком много чаек, так и знай, что в избытке свалки с не утилизированным мусором. Чайки даже выклянчивают друг у друга. Но вид у них гордый и заносчивый, да. Тщеславие ведь его любимый порок, не так ли?

Глаза Гавиоты, огромные, на пол-лица, из насмешливых сделались раздражительными.

— Издеваясь надо мной, ты оскорбляешь его, — она стукнула вилкой по дну тарелки. — Ты, очевидно, не понимаешь, кто он, если позволяешь себе это!

— У него тоже есть свои слабости. А ты при нем и вовсе никто, хоть он и защищает твое сердце от остановки.

— Я оказывала ему ценные услуги, переманивая на его сторону богинь иных планет, глядя на меня и образ жизни, что я веду, они хотели быть, как я и становились друзьями Доброго Дядюшки!

Она щёлкнула пальцами, снова подзывая к себе официанта. Тот поспешил к ней и она принялась делать заказы: почти все блюда из мяса, рыбы и морепродуктов, а также бутылку дорогого вина. Пока она перечисляла то, что хотела бы увидеть у себя на столе, Нана пристально рассматривала ее. Трудно было поверить, что богини могли завидовать ей хотя бы на ее внешность, которая была хоть и недурна, но несовершенна. В лице Гавиоты по-настоящему красивыми были только крупные глаза с пышными длинными ресницами, явно не накладными, хоть и подкрашенными тушью. И, может, ещё гладкие, без единого прыщика и пятнышка щеки, покрытые золотистым загаром и сочным природным румянцем, на которых не было и грамма тонального крема. Остальные черты лица затруднительно было назвать идеальными. Острый маленький носик был как-то несуразно вздернут, губы были довольно полными и смешной формы — как будто слегка вытянуты для поцелуя, но это не умиляло. Брови — тонкие и прямые, капризно вскинуты домиком над чуть вдавленной переносицей, лоб узковат и покат. Да и тело оставляло желать лучшего. Широковатые острые худые плечи придавали ее долговязый фигуре какую-то угловатость, узкий таз добавлял что-то маскулинное. Кроме того, у нее были довольно крупные кисти рук и ступни ног, размер последних ещё увеличивала белизна босоножек. Тело ее покрывал ровный загар, но он не слишком приравнивал ее к писаным красавицам. Разве что кокон пышных темно-рыжих волос… Да, пожалуй, волосы и придавали женственности облику Гавиоты, но ведь это же не причина, чтобы ей завидовали богини, большинство которых выглядят намного лучше!

Нана сказала об этом Гавиоте, нисколько не стесняясь. И добавила:

— На что же могли завидовать тебе богини других планет? Наверно, они были, мягко говоря, не очень привлекательны?

— Дело не в привлекательности, — все тем же надменным тоном ответила Гавиота. — Они завидовали моей судьбе. Моей свободе, беспечности и непринуждённости, какой у тебя не будет никогда, если, конечно, у тебя не хватит ума сделать правильный выбор — стать другом ему. Ты поняла, о ком я говорю. Даже когда ты ещё была, так сказать, великой в своем маааленком тесном скудном мирке, ты не имела таких возможностей, как я, и сейчас не имеешь. Вот я сижу перед тобой, но появится у меня прихоть — и я в секунду перемещусь на любую из планет, на какую пожелаю, туда, где мне придет в голову позабавиться, развлечься приключениями, которые опасны для кого угодно, но не для меня. А ты не сможешь. Ты пленница этого мира. Ты, кажется, ностальгируешь по прошлому, когда, ты считаешь, могла делать то, что тебе заблагорассудится? Никогда ты этого не могла! Тебе всегда приходилось жить по правилам, по чужим правилам — Зевса, твоего отца Урана-Ану, других богов!

— Чем плохи правила? Без них был бы Хаос, а мы туда ещё успеем.

— Ты даже не понимаешь, что такое свобода! — развела руки в сторону Гавиота. — А как тебе понять, если ты ее не знала! Правила, говоришь? Что ж, пусть будут правила для всех, но не для тебя! Ты пробовала жить в мире законов, которые ты можешь себе позволить нарушать — безнаказанно? Посмеиваясь над их блюстителями, играя с ними, как с котятами?

— Я пока это ещё могу хотя бы в этом маааленком скудном мирке, но не вижу в этом смысла. Скажи-ка лучше ты: пробовала ты быть богом? Какого ты происхождения? Была ты богиней хоть когда-нибудь?

— Я происхожу не из этой точки Сущего.

====== Часть 110 ======

— Ясно. В той точке, откуда ты родом, был божественный народ?

— Какое это имеет значение? — в голосе Гавиоты снова завибрировало раздражение.

— А всё-таки?

— Ну, был. Что с того?

— Но ты ведь не из божественного народа, — в голосе Наны послышались нотки презрения. — От тебя не исходит ни единой божественной вибрации! Ты испускаешь флюиды существа, стоящего на самой низкой ступени иерархии существ, вроде наших смертных!

Гавиота постаралась натянуть на полные губы нагловатую улыбку:

— Что ж, не буду скрывать, я из низов, с самого начала я была никем. Но вот Добрый Дядюшка подобрал меня как мокрого котенка из грязной лужи и помог проявиться моему таланту — вызывать зависть у богинь. Знаешь, почему этот уникальный талант проявился у меня, у существа низкого происхождения? Да потому что слишком велика моя любовь к моему образу жизни, не поддается описанию, как я ценю это! И я умею заражать этим других. И поэтому я способна оказывать услуги ему. И поэтому я древнее тебя и счастливее во много раз и все, чего бы я ни пожелала — все доступно мне и ни в чем я не имею отказа!