В мгновение ока она переместилась на крыльцо дворца своего мужа и приоткрыла дверь. Мохан всё ещё сидел на ковре, повесив голову.

— Вишну! — крикнула она. — Я больше не могу переносить этот бред. Мне необходимо прийти в себя! Но если ты, восстановив свои силы, пожелаешь разорвать меня на части, ты можешь отыскать меня в голубом дворце!

Она не воспользовалась колесницей, запряжённой лебедями — просто переместилась в голубой дворец, в котором царило затишье.

Шагнув в портик, она прокричала:

— Кто-нибудь! Здесь есть пустующие покои? Они мне нужны, потому что мне плохо, как никогда!

Перед ней как из-под земли выросла фигура Геры.

— Афродита? Я не ожидала увидеть тебя сегодня здесь!

— Я сама этого не ожидала.

— На тебе лица нет! Ты поссорилась с богами из пантеона твоего нынешнего мужа?

— Это мягко сказано…

— Я так и знала, что этим странным богам Тримурти нельзя доверять! — фыркнула Гера. — Весь этот пантеон как будто окутан каким-то розовым туманом, каким-то призрачным дымком…

— Ещё бы! Ведь глава их пантеона — Майя, богиня обмана!

— Никогда не слышала про такую богиню! Но как могли боги поставить над собой богиню лжи? В нашем пантеоне всё было всегда чётко и ясно, что бы ни происходило! Всяко бывало, но никогда не случалось такого, чтобы кто-то казался не тем, кем являлся на самом деле!

— Угу… Так найдутся свободные покои? Знаешь, мне начинает казаться, что боги тоже способны сойти с ума!

— Конечно, у нас есть немало свободных покоев. Ведь столько богов покинуло нас, многие перешли к вам!

Через несколько минут Гера уже показывала Нане покои и интересовалась, подойдут ли они ей.

— Мне всё равно, — махнула рукой Нана, — безразлично, где сойти с ума!

— Ты расскажешь мне, что произошло?

Нана опустилась на золотую скамейку:

— А почему бы мне и не рассказать всё… Если я дожилась, наконец, что меня подложили под самого Зевса! — она нервно рассмеялась.

Глаза Геры округлились и она присела рядом на скамейку.

Нана, ощущая потребность выговориться, поняла, что Гера готова её внимательно слушать, рассказала обо всём происшедшем, начиная с того момента, как она вошла во дворец мужа и он обвинил её в супружеской измене и кончая настоящим моментом.

— Да, если бы ты и сейчас была женой Зевса, а не Гаятри, ты, пожалуй, стала бы моим злейшим врагом из-за ревности, — заключила свой рассказ Нана, горько усмехаясь.

— О, я теперь не обязана страдать от этого чувства, пусть теперь оно терзает, кого угодно! — махнула рукой Гера. — Но, подумать только, какая туманная история! Это заставило тебя покинуть крепость Шести и перейти на нашу сторону?

— Нет, я просто решила погостить у старых друзей. Так просто я это оставить не могу. Мне необходимо побывать среди своих. Всяко было между нами в прошлом, но как бы то ни было, вы — моя семья.

— Тоже верно, Афродита. Семью нельзя забывать. Особенно её глав. Ведь ты понимаешь, что глава этой семьи, как и прежде — я, а не Посейдон или Кронос?

— Пусть и ты. Во всяком случае, я благодарна тебе за твоё умение слушать.

— Да, слушать я умею. Женщине, держащей власть в руках, необходимо обладать этим качеством — всегда можно узнать что-то полезное.

Они побеседовали ещё немного с Герой, а после Нану начало клонить в сон — нервное напряжение вызвало сильнейшую усталость.

Гера, наконец, оставила её в покое и она улеглась на ложе и забылась крепким сном, проспав почти сутки.

====== Часть 90 ======

Мохан восстановил силы примерно за пару суток, но желание разорвать на части «неверную» жену пропало. Этим ничего нельзя поправить, заполнить образовавшуюся пустоту, избавиться от обречённости жить без радости. Надо было теперь бросить все усилия на то, чтобы возненавидеть предавшую его женщину, смириться с тем, что дальнейший жизненный путь пройдет без нее, но думать об этом было тягостно. И почему-то сердце наполнялось ненавистью по отношению к Майе и Гаятри, «раскрывшим» ему глаза.

На третьи сутки он не выдержал и отправился в голубой дворец, где находилась Нана и неожиданно предстал перед ней, когда она сидела у фонтана в саду в одиночестве и в задумчивой грусти не сводила глаз с водяных струй. Она подняла на него взгляд, в котором было удивление и ни капли испуга, что он может расправиться с ней, как собирался. — Что же ты сидишь тут, а не ушла во дворец к своему Зевсу? — с горькой насмешкой проговорил он. — Я не собираюсь оправдываться только потому, что ты поверил клятве Майи, а не моей, — холодно ответила Нана. — Клятва Майи слишком серьёзна. Я-то уж знаю, что такое клясться молочным океаном! А ты… Скажи, ты потому предала меня, что тебя тянуло уйти к этим богам, ты хотела вернуться к ним и поэтому решила разрушить наш брак? Ты так скучала по своему олимпийскому пантеону, что тебе вдруг стал мил Зевс, к которому раньше, вроде бы, не влекло? Зевс стал для тебя олицетворением прошлого, по которому ты так тосковала? — Эти слова оскорбляют меня. Я не буду отвечать на эти вопросы. Я не виновата, что ты поверил клятве Майи, а не моей. — Да чего может стоить клятва этой рекой — Стикс? — голос Мохана начал повышаться. — Это подземная река в царстве мертвых, ты хоть понимаешь разницу между нею и великим молочным океаном? — Но тем не менее, кто ложно поклянется этой рекой, тот утратит здоровье, даже если это бог, чье здоровье всегда совершенно. И могут настигнуть и другие беды. Но зачем я говорю это тебе? Ты же все равно предпочитаешь верить Майе, а не мне. Как же ты любил меня, если, когда дело коснулось того, чтобы поверить мне, доверия не оказалось? Что же это была за любовь? Или я после сумерек утратила способность различать любовь и флюиды любви, что, казалось, исходят от тебя? Они были иллюзией? Наверно, ты вовсе не способен на любовь, если не умеешь доверять. У тебя нет сердца! — У меня есть сердце и оно болит! Ты не утратила способность распознавать любовь, я на самом деле любил тебя. Но теперь я буду избавляться от этой любви и даже твое могущество не удержит это чувство во мне, Инанна-Афродита! Мне помогут аскезы! Если понадобится — самые жёсткие аскезы! Он на самом деле попробовал воспользоваться силой аскез. Удалившись в одну из пустынь земного шара, он изнурял себя неподвижностью, постами и чтением мантр долгими днями, но ничего не помогало. Нана, приняв невидимость, то и дело тайно навещала его в этой пустыне, чтобы уменьшить свою тревогу, что он занимается именно аскезами, а не ищет ей замену. Она сама плохо разбиралась в аскезах и не верила в их силу. И не без оснований: они никак не избавляли Мохана от его любви. Порою, когда он бормотал мантры с закрытыми глазами, из-под его пышных длинных черных ресниц начинали струиться потоки слез, он всхлипывал и Нане случалось быть этому свидетельницей. Сама она плакать не могла, хотя слезы часто прежде помогали ей облегчить душевные страдания. В груди у нее как будто сидел тяжёлый холодный ком — это была обида. Прошло некоторое время, аскезы никак не помогали Мохану избавиться от сильных чувств к Нане, но они всё-таки совершили благоприятное действие: Мохан усомнился в страшной клятве Майи. ” — Кто знает, может, у Майи были ложные видения, вдруг она запуталась в иллюзиях, которым всегда была хозяйкой, как паук в собственной паутине? — размышлял он. — Может, Майя обезумела и увидела то, чего не было на самом деле, приняла это за правду и поэтому так смело поклялась? А может, Зевс силой взял Нану и Нана поклялась, потому что не считает это прелюбодейством? Ах, как же мне хочется знать правду и как я ее боюсь!» Он забросил аскезы и по целым дням находился в голубом дворце, ходя за Наной по пятам. Олимпийские боги узнали о ее размолвке с мужем и были те, кто желали заменить его. Посейдон то и дело искал общества Наны, он убеждал ее окончательно разорвать отношения с богом Вишну и воссесть на царский трон рядом с ним, он даже обещал ей отобрать для нее трон у Геры. Близости с ней жаждал и Арес, он открыто критиковал при ней Мохана, обзывая его безумцем, не ценящим такую жену, напоминал богине любви, как им когда-то было весело вдвоем, но Нана отвечала ему то же, что и Посейдону: — Я всё ещё люблю Мохана. Разве я могу быть с другим мужчиной, пока мое сердце не освободилось? Эти ее слова вызывали душевные мучения у Мохана, он осознавал, что богиня любви могла бы выбрать себе любого из богов, могла бы уйти к Зевсу и заставить его вышвырнуть Гаятри из своей жизни, но она даже не вспоминала Зевса. Она вела себя так, как будто по-прежнему любила Мохана и не желала никого, кроме него и у Мохана сжималось сердце от страха: он напрасно ее обидел? Одновременно с этим страхом грела надежда: Майя точно ошиблась, решив, что Нана была близка с Зевсом. И однажды он понял, как ему следует действовать. Он явился к Зевсу в гости с бутылью, наполненной вином истины, той самой, что Нана отобрала у Диониса, а после отдала ему, Мохану Душа Мохана дрожала от волнения, но он всё-таки нашел в себе силы заговорить с Зевсом спокойно, даже с наигранным дружелюбием, сказать, что, якобы он, глава пантеона Тримурти жаждет познакомиться и побеседовать с бывшим царем олимпийского пантеона. Зевс приветливо принял у себя в гостях бога Вишну и ничто в поведении громовержца не говорило о каком-то смущении или вине перед гостем. Когда Мохан предложил ему выпить вина, он не отказался и залпом осушил кубок, даже не придав значения тому, что гость вино только пригубил. И тогда Мохан напрямую, без околичностей спросил Зевса о его близости с Наной — Спал ли я с Афродитой? — усмехнулся Зевс. — Я всегда благодарил судьбу за то, что она сводила меня со многими женщинами, но помиловала от любви Афродиты! Да, я прожил долгий жизненный путь с Герой, это тоже было не подарком судьбы, но если бы это была Афродита, то оказалось бы все намного хуже… Ведь все, кто связывались с ней, так и не смогли её забыть, хоть, вроде бы, устроили свои судьбы. Возьми хотя бы Гефеста: он женился на этой харите Аглае, но без конца дарил ей украшения точь-в-точь такие, какие носила Афродита. Скажешь, у Гефеста не хватало фантазии сотворить что-то новое и уникальное для новой жены? Я в это не поверю ни за что, это сказано не про Гефеста, мастера мастеров! Дионис полюбил Ариадну, когда расстался с Афродитой и даже просил Афродиту поспособствовать ему с новой любовью, но все ведь замечали, каким беспокойным становился он, когда Афродита появлялась на Олимпе. Не буду скрывать, иногда и у меня стучало в висках, я бредил: что была бы за пара — царь богов и богиня любви! Вот тогда я стал бы ее рабом во всех смыслах, она точно села бы мне на шею и свесила стройные ножки! Она ведь не из тех, кто навсегда прогибается под мужчину, она прогнется, чтобы потом прогнуть его под себя ещё сильнее! Я-то знаю о ее приключениях в Месопотамии. Какое же счастье, что она никогда не желала меня, как мужчину! Если сценарий судьбы помиловал меня, неужели после сценария я, теперь вольный сам решать свою судьбу, добровольно сунусь в эту ловушку? Нет, никогда я не был близок с Афродитой. После развода с Герой я всем сердцем полюбил Гаятри, только она одна мне нужна, ни с кем, кроме нее я не делил постель! Мохан медленно поднялся с кресла, в котором сидел, выслушивая исповедь Зевса. Он взял в руки бутыль с вином истины — она была ему еще нужна и он знал, для чего. Когда он покидал дворец Зевса на пути ему встретилась Гаятри — сияющая, счастливая, очевидно, услышавшая исповедь своего мужа, что он любит ее одну. Но Мохану было не до нее. Путь его устремился во дворец Майи. Он застал Майю отдыхающей на роскошной лоджии, лежащей на канапе с коробкой конфет на коленях. — Я вижу, ты наслаждаешься, — произнес он, — а вот я больше не в силах жить, так замучила меня боль из-за предательства моей жены. Я бы расстался с жизнью уже сейчас, но увы, мне ещё предстоят века бессмертия! — Вероятно, это из-за того, что она так и осталась безнаказанной. Если ты все равно не можешь жить, существование тебе в тягость, почему бы тебе не отомстить неверной жене ценой остатка своего бессмертия? — Ого! А это возможно? Как же это? Майя уже успела выслушать от богини Земли историю ухода в Хаос Света, проклявшего страшным проклятием свою мать и заплатившего за это остатком бессмертия. Не долго думая, она дала совет и Мохану придумать для «изменницы”-жены достаточно ужасное проклятье, которое сделало бы невыносимым ее грядущее и отдать за это жизнь, раз уж она все равно ему не дорога. — Вот спасибо за совет! — проговорил Мохан, глядя на богиню обмана черными пронзительными глазами. — А я и не знал, что так можно! Вот только какое же проклятье мне послать ей за измену? Тут надо все хорошенько обдумать, раз уж я заплачу за это такой ценой. — Ее красота была причиной ее блуда. Почему бы не обречь ее на вечное уродство в грядущих воплощениях? — И то верно! Пусть рождается уродиной каждый раз, когда ей вздумается появиться на свет! Незавидная же судьба ее ждёт, если ещё учесть, что она дала ложную клятву. Правда, Майя, это очень нехорошо давать ложные клятвы? Ведь опасно же, да? — Разумеется, — взгляд Майи сделался настороженным. — Но ведь тебе бояться нечего, богиня обмана, ты-то не солгала, когда клялась молочным океаном. А по сему, — Мохан материализовал небольшой бокал и наполнил его вином Диониса, — я очень прошу тебя выпить это! — Вино? Я не пью напиток демонов! — Не морочь мне голову, вино пьют все, а не только демоны! В этом нет ничего худого, если знать меру, а иногда вино может послужить лекарством. Сейчас ты очень нуждаешься в этом лекарстве! Пей, Майя, или я силой заставлю тебя это выпить! — между бровей Мохана появилась складка, глаза грозно сверкнули. Майя трясущейся рукой приняла бокал и покорно сделала глоток. — Для чего ты оклеветала Инанну-Афродиту? Не говори, что ты этого не делала! Зевс принял из моих рук вино истины и пил его, и сказал, что никогда не был он близок с Афродитой. Говори, Майя! — Для того, чтобы ты возненавидел её, — пробормотала богиня иллюзий. — Зачем ты хотела, чтобы я возненавидел её? — Чтобы проклял её вечными проклятиями и несчастья не покидали её! — За что ты желала ей этого? — За то, что она красивее и счастливее других! — Ты завидовала ей? — Можно сказать и так. — И, чтобы сделать её несчастной, решила погубить и себя, поклявшись молочным океаном? — Нет. Я бы не погубила себя. Просто молочный океан высох после того, как разрушился наш рай. Я знала это. У Мохана не нашлось больше слов. — Что ж, Майя, ты причинила нам зло с Наной, нелегко мне будет вымолить у неё прощение и восстановить наши взаимоотношения, но я буду этого добиваться. Ты не сумела сделать Нану моим врагом, зато ты сама отныне — мой злейший враг. Ты, наверно, понимаешь, что я так этого не оставлю. Ты за это дорого заплатишь. — Что, я одна? — У тебя были соучастники? — Да. Гаятри согласилась помочь мне сделать Нану твоим врагом, потому что она ревновала Зевса и ей казалось, что Нана хочет сделать Зевса своим любовником. — Но ведь Гаятри была её подругой… — Когда женщины не могут поделить мужчину, о дружбе не может идти и речи. — Но ведь Нане не нужен был Зевс и сам Зевс любил только Гаятри! — Она раздула из мухи слона, Нана сказала Зевсу какой-то там комплимент, тут Гаятри и показалось небо с овчинку. Я воспользовалась этим, уболтала её, я умею убеждать не только эту происхожденку от смертных пастухов, я владела умами Брахмы, Шивы и твоим, Вишну. — Это верно, ты держала весь пантеон в плену иллюзий целую эпоху сумерек! Но теперь не жди добра, богиня лжи! — Тогда пусть и Нагешвари не ждёт добра. Она была в курсе событий и ни о чём тебя не предупредила, её всё это забавляло, ведь она так же завистлива, как и я. — И Бхудеви знала всё? — Разумеется. Она моя лучшая подруга. — И ты бы желала, чтобы я проклял Нану, хоть цена этих проклятий была бы моя жизнь? Этого ты хотела? — Что делать, если нет другого выхода. Кого-то нужно было принести в жертву, чтобы замучить её! — Ты так сильно её ненавидишь? — Так сильно я не ненавидела никого раньше и не буду ненавидеть сильнее и впреть! Мохан не ответил ничего. Он получил ответы на все свои вопросы.