— Это было сразу после победы над Кроносом, — припомнила Нана, — это всё затеял Зевс — как считалось, символический ритуал, разграничивающий судьбы богов и смертных. Золотому веку пришёл конец и люди уже не могли вести себя за панибрата с богами, как это было при Кроносе. В жертву принесли быка и Прометей вызвался разделить его между богами и людьми… Неужели провидец знал, что делал, когда подсунул богам кости, а людям — мясо?!

— Да. Этот ритуал был на самом деле важен, он определял грядущую судьбу богов и людей в низших мирах. Боги ещё и не знали о том, что когда-то перестанут быть бессмертными и их ждёт низший мир. Считалось, что делёжка туши быка — символика, не более того. А это была судьба. Доля людей в низшем мире — сочная, сытная, вкусная. Я говорю о мире фаги, а не о каком-то другом. Доля богов, как скудная кость и тошнотворный жир. Ничего хорошего, но внешне эта доля выглядит привлекательной, как те кости на блюде, что Прометей так ловко украсил жиром. И вызывает зависть у других народов, а значит, и вражду. Дэвам, живущим в Алес не на что завидовать, но они наживают врагов, имея так мало чего хорошего. Вот с этой делёжки Прометея и началась вражда богов и людей. Она уже тогда зародилась в душах и тех, и этих, но так глубоко, что до поры до времени о ней не знали, может, только догадывались.

— Но это всё было в олимпийской вселенной, — заметила Лакшми, — а что же в нашей вселенной, Тримурти? Как там зародилась вражда между богами и людьми?

— Люди проходили цепь смертей и рождений в разных вселенных — то в одной, то в другой, как вы знаете. И души их передавали семена вражды новым душам, появившимся намного позже это злосчастной делёжки мяса. Богам досталось костлявое, но внешне красивое блюдо и оно поселило в душах людей зависть по отношению к богам, иллюзию, что грядущее богов всё же лучше человеческого. Здесь, на Земле, вся эта вражда началась в олимпийской вселенной и как зараза отравила миллиарды других человеческих душ. Что-то подобное было и на других планетах, были те, кто сеял вражду между тамошними богами и людьми. Это происходило по замыслу Природы. Но мы не можем осуждать её за это. Она — Закон. Она выше богов. Она — Сущее. Она создала такой сценарий, чтобы побуждать богов совершенствоваться в своей божественности и держать путь в Высший Мир, где участь дэвов уже не голая кость, покрытая жиром, а намного счастливее.

— Прометея, в какой-то степени, можно понять, — произнёс Уран-Ану, — ведь первые люди были его творением. Жаль, при всей его прозорливости он всё-таки не смог предвидеть настоящей беды для всех. Он и сейчас не понимает весь её масштаб.

— В Природе всё гармонично. Если Природа создала Прометея, значит, он тоже обязан сыграть в ней свою роль.

— Трагичная роль…

— Но теперь спектакль окончен. Теперь мы сами вправе писать свою пьесу жизни, боги. И продумывать каждую строчку.

====== Часть 77 ======

— Уж и писать-то страшно! — Гефест выкатил глаза.

— Тогда пишите под нашу диктовку, — предложил Альби.

— Да всё так именно и идёт.

После этого разговора Нана потеряла здоровый божественный сон. Ей не хватало либо зелья Гекаты, дающее олимпийское спокойствие, либо помощи самого Гипноса.

Она переживала за Мохана, что он может попасть в плен к Прометею, если Крылатые его не послушают и он не успеет уйти. Иногда он слал ей короткие мыслеформы, оповещающие, что с ним всё в порядке, более длительное общение вызывало риск, что волны их общения услышат враги. Сигналы от него успокаивали, но не надолго.

И ещё богиня ощущала: она боится людей. И как это она могла прежде спокойно находиться среди них, как среди стада безобидных овец? Как могла жить в этом гнусном пансионе, не зная, что там обитает скопище врагов? Да ведь и раньше исходила опасность от людей, но ведь не поняла она тогда знаков судьбы! Ведь изнасиловал её, спящую богиню, какой-то мерзкий садовник, ведь уже тогда не было безопасно там, где люди, нельзя было вверять себя им спящую!

Беспокойно спалось и другим богам. Время от времени из шатра, где ночевали Гефест и Лакшми, посреди ночи раздавались невероятно громкие вопли последней. Это пробуждало богов, они мчались к к шатру, из которого доносились крики. Лакшми жаловалась, что её одолевает один и то же сон: она видит огромные голые кости.

— Это будет моей судьбой в низшем мире? — её трясло от ужаса. — Я, богиня богатства, стану не просто смертной, я буду бедной? А может, и того хуже: нищей и даже голодной? Я узнаю, что такое голод? Я буду, как собака и моим уделом будут голые кости? Меня ждёт собачья участь? Ведь голые кости — это доля дэвов в низшем мире!

— Дорогая, но ведь у нас есть и варианты даже кроме Высшего Мира! — пытался успокоить её Гефест. — Мы можем стать богами и в низшем мире.

— И доля дэвов не только кости, но и жир, — добавляла Метида. — А жир всегда являлся символом достатка. Недаром есть поговорка о тех, кто имеет материальные излишества: ” Жирно живёт! ”

— Вот-вот, жир… Но ведь от жира может быть и тошнота, если он без мяса! — проговорила Нана. — Значит… Если даже мы сумеем стать богами в низшем мире, даже если нашей долей станет жир, нам будет от неё тошно, тошно…

— Значит, придётся идти в Высший Мир, — твёрдо произнёс Уран-Ану. — Значит, уже сейчас следует морально готовить себя к тому, что после выхода из Хаоса мы будем держать путь туда!

Когда такое происходило с Лакшми, Нана в эти ночи уже не могла уснуть до утра. Ей так хотелось поговорить с мужем, чтобы он успокоил её, а вместо этого она сама безмерно тревожилась. Приходили мысли: а вдруг Мохан уже в плену у Крылатых, не пожелавших послушать его? Хотелось послать мужу мыслеформу, спросить, как дела, и только колоссальным усилием воли она запрещала себе делать это. Она может подвести того, кого любит без меры и это допустить невозможно.

Она скучала, сильно скучала. Без Мохана жизнь утратила смысл, вкус и цвет. Она старалась загрузить себя тем, что ждали от неё Молящиеся: она работала, стараясь пробудить в человеческих женщинах мощный инстинкт размножения, сделать это с наибольшим числом женщин. И тем лучше она старалась в этом преуспеть, чем сильнее нарастал её страх и перед фаги, и перед людьми, ненависть и неприязнь к ним.

Время от времени она пыталась через ясновиденье рассмотреть пространство, принадлежащее фаги, изучить его. Казалось, чем больше она познает этот народ, тем уменьшит свой страх перед ним. Ну в самом деле, возможно, не так страшен чёрт, каким его малюют!

Но даже её внутренний божественный взор с трудом проникал во вражеское пространство.

Первым её видением был кинозал на одной из планет фаги, стилизованный в виде пещеры, украшенной искусственными сталактитами, сталагмитами, кальцитовыми занавесями, каррами. Зал был полон зрителей, они сидели в мягчайших красных креслах с объёмными валиками, схожие друг на друга, как античные статуи, задрав прямые длинные носы и приподняв тонкие, почти не существующие брови. Правда, лица их выражали эмоции — это было злое удовлетворение, как у вампира, насытившегося кровью. Нана пыталась узреть, что они видят на экране, но это у неё никак не получалось. Зато внезапно её внутренне виденье наткнулась на странное лицо, резко отличавшееся от других правильных лиц-статуй. Это был мужчина, молодой, не старше двадцати пяти лет на вид, как все фаги. У него были смешные полные щёки, маленькие прижатые глазки, полные губы и совсем уморительные торчащие уши.

Позже Нана спросила у Молящихся, что это был за мужчина и почему он так резко отличался от других. Диля объяснила ей, что некоторые фаги, уставшие от своего чрезмерно благоденствующего существования, пожелали вернуть себе свой изначальный облик, в котором они появились в своём первом ещё смертном воплощении и в последующих воплощениях походили на этот облик. И учёные-генетики вновь восстановили им былые внешности. И поскольку естественные облики людей зачастую невзрачны и даже комичны, не многие просят вернуть эти облики.