Нужно было, но уже не получится.

— Ты уверен, что он не доживет до утра?

Кириан кивнул, а я опустила голову. В груди расплылась удушающая горечь.

Все мы молодые, горячие и злые. Бросающиеся друг на друга и в тот же момент тянущиеся к тому, кто дорог. Сопротивляющиеся самим себе и не понимающие собственных мыслей и желаний. Загрызаемые бушующими чувствами и ими же окрыленные.

С каждым днем, под действием событий, меняющиеся и узнающие себя с новых, порой пугающих сторон, и растерянные из-за них совершаем ошибки.

Потом мы вырастем и многое перерастем. Какие-то события будем вспоминать с улыбкой, а кое-что постараемся забыть.

Но кто-то, умирая, застынет в юном возрасте и для него не будет этого «потом». Не появится шанса на взросление и переосмысление. На крепкость и такое будоражащее будущее. Не будет солнца, кофе, семьи, детей и счастья. Ничего не будет. Только то, что успел, считая, что еще все впереди. Но этого «впереди» тоже не будет.

— Можно я останусь у тебя? — спросил Кириан. От его голоса и взгляда, которым он смотрел куда-то в сторону, было не по себе. — Мне лучше не уходить от тебя. Пожалуйста, сдержи меня.

Я прикусила губу, но кивнула.

— Оставайся.

Правда, не знала, как быть. Скоро вернется Демид. Что я ему скажу?

Телефон Кириана не замолкал и все время «оживал» от бесконечного количества звонков. Агеластос разговаривал с кузинами и кузенами. Большинство из них сейчас находились заграницей, но уже сейчас они вылетали в Грецию. Наблюдая за Кирианом и невольно слыша обрывки его разговора, я ощущала, что все они действительно были очень близки. Будто каждый друг за друга стоял горой и сейчас в очередной раз они сплотились из-за жуткой ситуации.

Даже родители Иерона уже направлялись в Афины и за последние пару часов уже несколько раз позвонили Кириану. Мне почему-то казалось, что обычно у Агеластоса со старшими Гатисами отношения были не очень, но сейчас это не имело значения. Им предстояло всю ночь провести в дороге, но, возможно, они так и не успеют приехать до того, как их единственный сын умрет. Ночью в дороге за бесконечными часами надеялись на чудо, которого не произойдет и, теряя сына, так же теряли себя. Не желали прощаться с ним, а следовало, при этом чувствуя себя так, будто в этот момент умирали они сами.

Уже было примерно семь часов вечера, когда звонки стали значительно реже. Мы с Кирианом находились на кухне и я заварила для него чай. Как было указано на упаковке, в этих пакетиках находились успокаивающие травы, но что-то я сомневалась в том, что они могли хоть немного успокоить Кириана. Все это время, несмотря на то, что внешне он не проявлял никаких эмоций, я на подсознательном уровне улавливала от него нечто страшное. То, от чего в груди все сжималось и становилось не по себе.

— Выпей, — я пододвинула к Кириану чашку.

— Тебе в универе никто ничего плохого не делал? — спросил он, повернув ко мне голову и посмотрев в мои глаза. Его взгляд обжигал, подобно дикому огню.

— Не… — я запнулась. В голове все перемешалось и я запуталась в последних событиях, которые сами по себе мне казались не реальностью, а кошмаром. — То есть, да. Сегодня утром один парень меня чуть не задушил.

Бровь Агеластоса взметнулась вверх и глаза стали еще более страшными. Будто бы безумными.

— Кто?

— Я не знаю. Этого парня сегодня видела впервые и мне кажется, что он меня тоже раньше вживую не видел, так как когда он сжал мне шею, он так же достал телефон. У него там была моя фотография. Старая. Я тогда еще носила очки и вот мне показалось, что он сравнивал меня с фото. Будто пытался понять точно ли это я.

Я в подробностях рассказала о том парне и о его словах про сестру. Объяснила, что я не имею понятия кто это и ни к каким слухам не причастна.

— Почему ты сразу не рассказала об этом? — уже теперь я ощущала неприкрытую ярость, исходящую от Кириана, но направлена она была не на меня.

— Я тебе немного позже расскажу почему, — я горько улыбнулась. — Ты знаешь этого парня?

— Нет, — Кириан отвел взгляд в сторону. Кажется, о чем-то думал.

— Правда? Он… Я не знаю, как это, но он мне чем-то напомнил тебя. Не внешностью, но… Черт, я не знаю, как это объяснить, но казалось, что если ты его хоть раз увидишь — больше не забудешь. Я думала, что такой парень, как он, должен быть популярен. Более того — первой мыслью было, что вы дружите.

Кириан слегка опустил веки и от этой, казалось, обычной мимики, показался мне еще более жутким. Он достал телефон и кому-то позвонил. Описал этому человеку внешность того парня и сказал найти его. Проверить не только наш универ, а и другие филиалы, ведь студенты из них иногда приезжали к нам на лекции.

А я все не могла поверить в то, что тот парень непопулярен. Кириана знали. Понимали, что он зверь и на многое способен. А того парня не знали. Среди студентов находилось чудовище.

Я увела Кириана в гостиную и усадила его на диван, после чего включила телевизор. Мне казалось, что если убрать эту гнетущую тишину, станет легче, но ошиблась. Обстановка все так же была тяжелой.

— Если тебе грустно, ты можешь поплакать, — сказала, прикусив губу. В этот момент я сидела на мягком подлокотнике, при этом ноги поставив на диван и обнимая колени руками.

Кириан медленно повернул ко мне голову и посмотрел на меня так, что я сразу поняла — я только что произнесла самые глупые слова в мире. Скорее Агеластос предпочел бы сейчас разбивать голову тому, кто избил Гатиса, чем распускать сырость. Да и вообще я сомневалась, что Кириан мог это делать. У него подобная функция отсутствовала. Только действия и дела. Порой жесткие и жуткие, но мне почему-то казалось, что правильные. Иногда нужно быть именно таким.

— Вы с Гатисом, действительно были близки? — спросила, желая перевести тему разговора. Теперь, понимая насколько глупыми были мои предыдущие слова, я даже покраснела от стыда. Проклятье, я предложила Кириану Агеластосу поплакать.

— Мы ни разу не ругались, — сказал Кириан, вновь отвернувшись. — Ни разу до того, как ты приехала в Афины, — некоторое время он молчал, а потом сказал: — Я не считаю его слабым. Когда один из наших в клубе облапал девчонку местного и в итоге, как и другие, просто смылся, вместе со мной там остался только Иерон. Мы были еще мелкими — мне пятнадцать. Ему — семнадцать. Я знаю, что такое человеческий страх. В Гатисе его не было, несмотря на то, что там на причале их было десять против нас двоих. Ты права — со мной он даже не защищался, но я знаю, что он умеет бить. Мы росли, как шпана. Не хотели надеяться на деньги родителей, но как-то справлялись. Когда старшие Раптисы, Гатисы и Псарисы захотели оспорить завещание прадеда, считая, что их дети тоже должны получить часть, Иерон был первым, кто написал отказ на претендование на наследство, хотя, проклятье, оно мне нахрен не нужно. В тот же день отказы написали и все остальные кузены и кузины. Когда я ушел из дома, мои братья и сестры поступили так же. Мы шли против наших родителей. Устроились на обычные работы. Сестры — официантками. Я с братьями — кто на стройку, кто грузчиком. При этом, у каждого на счете были сотни тысяч. Мы закалялись. Узнавали мир. Каждый вечер собирались у кого-нибудь из нас на съемной квартире, — Кириан опять замолчал, а я не смела ничего сказать, сидела и молча слушала, чувствуя момент горечи и боли, которые раздирали изнутри. — В Иероне никогда не было гнили. Если он что-то делал, это были правильные поступки, но прошлой зимой я перестал его узнавать. Я смотрел то видео. Знаю о том, что Иерон сказал тебе на «Зимнем вечере», но сколько я его знаю, он всегда был бережен с девушками. Никогда никем толком не заинтересовывался надолго, но даже самой грязной девке он не сказал бы то, что сказал тебе. Я все еще злюсь на него и не понимаю, но… Уже не пойму. Скоро мы опять все соберемся. На его похоронах.

Агеластос замолчал. Стиснул зубы и с силой сжал ладонь. Я потянулась рукой к нему. Своей ладонью хотела прикоснуться к ладони Кириана, но остановилась. Внезапно услышала жужжание и поняла, что это «ожил» мой телефон. Звонила мама.