Его дядя, как-то сказал, что эта боль дана Агеластосу самим богом за то, что он ублюдок во всех смыслах. Его наказывали. Очищали.

«Хотя, ты все равно останешься грязным мальчишкой, рожденным от недостойной нашей семьи девки»

Кириан перевернулся и лег на спину. Спокойным взглядом посмотрел на потолок. Внешне никак не выражалось то, что он ощущал, но пока что Агеластос не мог сделать ни вдоха и почувствовав, какую-то жидкость на лице, Кириан вытер ее тыльной стороной ладони, понимая, что из носа пошла кровь.

Дьявол. Как же все это не вовремя. Ему нужно было к Чаре, ведь Кириан почему-то чувствовал, что Гатис не остановится. Нужно было подняться, смыть кровь и ехать к Очкарику.

Вдох и выход. В этот момент Кириан уловил нечто странное — запах Чары. Он остался квартире Агеластоса, после того, как девушка сегодня тут побывала.

Уже слабый и еле уловимый, но он пробирался в легкие и будоражил. Странно, но этот запах постепенно отгонял боль. Не сразу, но медленно она начала угасать, словно огонь, которому перекрыли кислород.

Кириану никогда и ничего не помогало. Никакие обезболивающие не были способны хоть немного притупить пульсацию в голове, а запах Очкарика это делал.

Агеластос закрыл глаза и сделал еще несколько вдохов. Мысленно представил Чару. Такую, какой он хотел, чтобы она была — без ненависти в глазах и принадлежащая только ему одному.

Кириан представлял, что Чара сидела рядом с ним на полу и, в это мгновение улыбнулась ему. Наклонилась и сама поцеловала Агеластоса, а он поднял ладонь и до невозможности бережно прикоснулся к щеке девушки.

Вдох и выдох. Боль становилась все слабее и слабее.

Кириан в очередной раз понимал, что ошибся. Не так он себя вел не во время спора, а с самого начала встречи с Чарой.

Я подняла голову и посмотрела в зеркало. В его отражении позади себя увидела Гатиса и поджала губы.

Я бы не сказала, что он сильно изменился за то время, которое мы не виделись — сейчас его волосы были слегка короче и на щеке виднелся глубокий, но явно свежий шрам. Еще один небольшой был на нижней губе. Может, я ошибалась, но, возможно, его оставила я.

— Я бы поспорила, кто из нас двоих тварь, — сказала спокойно, после чего выключила воду и обернулась к Иерону.

— Я слышал, что ты умерла после аварии, — Гатис слегка наклонил голову набок. — Оказывается, нет. Жаль.

— Пожалей себя, Гатис, — я посмотрела ему в глаза. Не понимала, о чем он думал, но карие радужки казались темнее, чем обычно. В этот момент Иерон окинул меня взглядом. Медленным и пристальным. Прожигающим. Скользнувшим по моему лицу, плечам, груди, бедрам и ногам.

Вновь посмотрев на мое лицо, Иерон сказал:

— Я вижу, что у тебя отсутствует чувство самосохранения, раз ты решила вернуться.

— А кого мне бояться? Тебя? — на моих губах возникла легкая улыбка.

— Считаешь, что не стоит? Зря. Я хочу увидеть тебя разбитой, Макри. Думаешь, у меня не получится это сделать?

— Думаю, что ты можешь сходить к черту, — я пожала плечами.

— Все так же дерзишь? — Гатис оскалился и опять окинул меня взглядом. — Знаешь, ты реально похорошела. Думаю, уже сейчас мне бы и таблетки не понадобились. Может, развлечемся тут? Ты же у нас, оказывается, легкодоступна. Вон отдала свой первый раз в затхлой комнатушке на вечеринке. Чем уборная хуже?

Первые несколько секунд я молчала. В лице совершенно не изменилась, так же как не поменялся мой взгляд, но в груди полыхнуло и сердце сжалось.

— Ты хуже, — сказала все таким же ровным голосом. — И я не понимаю, почему ты считаешь, что меня хоть как-то должно волновать твое мнение касательно меня. Ты для меня никто.

— Хуже чем, кто? Риан? — Гатис слегка опустил веки. Прищурился. — Ты такая дура. Знаешь, а мы тогда с ним знатно поржали над тобой. В той же комнате была камера. Естественно владелец ресторана не хочет, чтобы его собственность разнесли, поэтому камеры есть во всех помещениях.

Мое сердце сжалось еще сильнее и в этот момент мне показалось, что в него вонзилась сотня острых ножей. Дыхание застряло в горле и по телу пронеслось то, что было похоже на лихорадку — нечто такое, что будто бы ломало суставы. Но все же, я никаким образом внешне не выказала то, что творилось у меня внутри. Не желала, чтобы Гатис это видел.

— Так вот, Риан потом забрал эти записи и мы их посмотрели. Как же я ржал. Ты реально поверила, что он тебя хотел, — Гатис издал несколько смешков. — Но, наверное, нечему удивляться. Риан в этом мастер. Девчонки в его руках таят. Даже той ночью он быстрее меня подцепил себе новую девку. Хотя, я твоими гребанными стараниями был с разбитым лицом, а Риан, судя по всему, хотел поскорее выбить из головы воспоминания о том, что было с таким уродищем, как ты. Он же отказывался куда-либо ехать, пока не заедет домой и не примет душ. Но ты реально смешная. Тебя не насторожило даже то, что он продолжал во время близости называть тебя Очкариком. Разве так назовут любимую девушку? Я бы не назвал.

Каждое слово Иерона, как новый нож, вонзающийся в сердце. Оно заныло и закровоточило, а я ощутила адскую боль и то, как к коже прилипли новые слои грязи. Они разрывали кожу и проникали под нее. Пропитывали все тело. Но я все еще молчала и все так же спокойно смотрела на Гатиса.

— И мне очень понравилось то, что Кириан сказал перед тем, как уйти. Что же там было? Кажется, что-то о том, что ты страшная и что он сожалеет о потраченном времени. И чтобы ты больше не попадалась ему на глаза потому, что раздражаешь своим видом.

— Мне жаль тебя, Гатис, — сказала наконец-то. Голос держала ровным. Даже не знаю, как у меня получалось это делать. — Тебе настолько нечего делать, что ты занимаешься непонятно чем. Например, то, что ты делаешь сейчас настолько пусто и глупо, что я просто не могу не пособолезновать тебе. Займись чем-нибудь полезным, иначе мозги атрофируются. Конечно, если этого еще не произошло.

Гатис стиснул зубы и сделал угрожающий шаг в мою сторону, но остановился. Замер. Качнул головой и сказал:

— Как бы я хотел тебя уничтожить. Жаль, что это сделаю не я.

После этих слов, он развернулся и пошел к двери. Я толком не понимала к чему были его последние слова, но, прежде чем парень вышел, я сказала:

— Посмотрим, кто кого первым уничтожит, — произнесла эту фразу негромко. Скорее всего Гатис меня вовсе не услышал, но в этот момент у меня в груди все полыхало адским пламенем.

Только после того, как Иерон вышел из уборной я позволила себе выказать внешне хоть какие-то эмоции. Руки начало трясти и я сделала несколько глубоких, но прерывистых вдохов. Как же больно. Не физически — душевно.

Я пошла к двери и закрыла ее на замок, после чего вернулась к раковине и опять включила холодную воду. Еще долго не могла успокоиться и чувствовала себя так, будто невидимые цепи опять возвращали меня в состояние, которое было у меня после «Зимнего вечера». Я вырывалась из них, внутренне кричала и падала. Кое-как поднималась, но вновь падала.

Проклятие.

Значит, есть видео, которое Кириан показал Гатису.

Я сильно зажмурилась и до крови прикусила кончик языка, пытаясь отрезвить сознание. В этот момент мне было по-настоящему жутко и я даже не могла описать своих ощущений и мыслей, но в какой-то момент чуть не сорвалась с места и не уехала из университета домой. Не могла тут находиться, но так же отчетливо осознавала, что побег ничего не решит.

Мысли путались и я не знала, что делать. Единственное, что я отчетливо осознавала — не следовало внешне выказывать то, что с мной сделали слова Гатиса. Он мог это увидеть. Обрадоваться.

Не дождется.

Я старалась держать себя в руках, но получалось паршиво. Руки все еще дрожали и, когда я вернулась к Калисе, сказала девчонке, что мне опять нужно отойти. Мне следовало побыть в одиночестве и постараться взять себя в руки. Иначе, то, что бушевало в сознании, сожрет меня. И так с трудом сдерживала слезы.