– Васька! Васька! – радостно запричитал он, обнимая мокрого и грязного кота. – Родной мой Васька! Ну ты и напугал меня, шельмец!

Кот лизнул его в заплаканное лицо: мол, ничего, брат Витька, это одному страшно, а вдвоём всё веселее, можешь на меня положиться, уж я-то тебя в обиду не дам.

Витька, конечно, понял и успокоился, только крепче прижал к себе кота, показывая, что благодарит за заботу и всегда знал про Васькину доброту. (Что, кстати, подтверждалось и обилием разнокалиберных мышей в бабушкином подполье.) Витька осторожно двинулся дальше по стёжке, едва видимой в сполохах молний. Напитавшаяся водой ватная телогрейка давила к земле, в просторных не по росту сапогах хлюпало. Но прежнего одиночества он уже не испытывал, а на такую мелочь, как неудобство, Витька даже не обращал внимания. Ну если только чуть чуть, самую малость. Да и здесь он усмотрел свою выгоду: будто на нём не телогрейка с чужого плеча, а тяжеленная кольчуга, и не бабушкины сапоги, норовившие всё время слететь, а громоздкие латы, и сам он, конечно, уже не Витька, а доблестный рыцарь Айвитя, отважно пробиравшийся на спасение своей Дамы сердца. У всех рыцарей были Дамы сердца – это Витька знал точно. Только вот старенькая Бабася, сказать по правде, как-то уж не очень походила на Даму его сердца. Но и тут смекалистый Витька вышел из затруднительного положения, решив, что доблестный рыцарь Айвитя шел просто кого-то спасать… Разве мало сейчас угнетенных олигархами?

Ветер трепал сирень, с кустов, журча, стекала вода, примешиваясь к сплошному ровному шуму дождя, но гром уже удалился и громыхал где-то далеко-далеко за оврагом.

Как Витька и предполагал, шалаш протекал: капли часто одна за другой с плеском падали в скопившуюся на земляном полу лужу, журчали ручейки.

Чувствуя за собой вину, он неуверенно позвал:

– Ба-бася! Ба-бася!

Старушка, если она еще находилась здесь, промолчала, наверное, в свою очередь, обидевшись на Витьку. Тут уж ничего поделать было нельзя, и Витька, помня о её удивительных способностях становиться невидимой, зашарил в темноте руками. Он проверил каждый уголок на присутствие Бабаси, но ничего, кроме мокрой прялки в луже на полу, не обнаружил.

– Бабася, я пришел за тобой, – повысил плачущий голос Витька.

И хотя в это время ливень с новой силой обрушился на сад, ему показалось, что он расслышал жалобное «У-у-у», а под его руками мелко завибрировала прялка.

– Вот ты где! – обрадовался догадливый Витька и зачастил скороговоркой, сбиваясь и глотая слова: – А я такой думаю, куда подевалась Бабася? Всё облазил, нет Бабаси. А ты оказывается… вон …где… В прялке спряталась… Хитрая какая… Но ничего… Я тебя сейчас спасу… Как миленькую, – Витька обхватил перед собой прялку и, тужась, поволок её к сараю. Он медленно брел сквозь косое полотнище дождя, оступаясь в не видимые во тьме ямки.

Ветер усилился, мелкие веточки сыпались на голову, падая с деревьев.

Ноги скользили, разъезжались по грязи, и со стороны Витька, наверное, был похож на знаменитую корову, которая, к своему несчастью, попала на лёд. В одном месте он всё-таки не удержался и позорно растянулся прямо в луже.

Кот Васька, следовавший за ним по пятам, и тут оказал посильную помощь. Он лизнул его в щёку и чуть слышно мяукнул, говоря, что Витьке хоть и трудно, но он на него очень надеется и негоже такому молодцу валяться в луже, как паршивый поросенок бабки Федулихи, а надо нести прялку в сарай, а уж там можешь разлёживаться, сколько угодно.

Витька не тот человек, чтобы пасовать перед трудностями: выбиваясь из последних сил, он втянул прялку в сарай. На ощупь, покопавшись в старье, приволок драный тулуп, которым бабушка на зиму прикрывает погреб. Укутав в него прялку с Бабасей и заботливо подоткнув со всех сторон, сам улёгся рядом отдохнуть от всех волнений. Под тулупом было тепло и пахло овчиной.

Кот Васька пристроился к нему под бочок охранять от особенно нахальных мышей и всякой другой нечисти, бдительно уставившись одним глазом в темноту, пока другой спал. А чтобы ослабевший от переживаний Витька уснул быстрее, стал мурлыкать, навевая на него крепкий и здоровый сон.

– Очень даже здорово мы помогли Бабасе, – сказал Витька и засмеялся сквозь не высохшие ещё слезы.

И они под шум дождя уснули.

Почти три дня пролежал Витька дома с температурой под бабушкиным надзором. За это время у него накопилось много неотложных дел. Витька начал считать по пальцам: навестить Бабасю, узнать, как она обходилась без него, – раз; проведать родничок, который без него, наверное, пришёл в полное запустение, – два; поглядеть как чувствует себя на огороде картошка, освобождённая от злобных сорняков, – три; проверить шалаш на наличие его целостности – четыре; закрепить на дереве скворечник – пять… Да мало ли ещё найдется важных дел у человека, безнадежно отставшего от жизни.

Сегодня Витька как раз и собирался приступить к их осуществлению, но тут в самый неподходящий момент, когда он было уже совсем собрался на улицу, вмешалась бабушка.

Она поверх очков оглядела щупленького загорелого Витьку, дикий и взъерошенный вид которого произвёл на неё самое неблагоприятное впечатление.

– Витя! – сказала бабушка торжественно. – Сегодня не обычный, день не будничный, а праздничный. Поэтому тебе следует переодеться.

– Подумаешь, – независимо сказал Витька и поддёрнул поудобнее облезлые видавшие виды шорты. – И так сойдет.

– Нет, не сойдет, – наставительно сказала бабушка. – Сегодня большой леригиозный праздник, и будь добр подчиниться.

Витька, приняв вид обиженный и неприступный, буркнул:

– Какой такой еще праздник?

– Троица, – ответила бабушка и таинственно улыбнулась. – Ты разве не приметил в доме никаких изменений?

Витька огляделся по сторонам. Голова его сегодня настолько была занята предстоящими делами, что он и не заметил рассыпанную по кухне богородицину травку. Судя по тому, что травку не на всякий праздник рассыпают в доме, Витька поверил в необычность сегодняшнего дня, и по всему выходило, что бабушку не так-то легко будет уговорить оставить его в одежде, в которой он привык ходить.

Витька решил прибегнуть к подхалимству:

– Бабуль, а бабуль, – заговорил он умильным голосом. – А ты за миллион рублей дохлую кошку съела бы?

– Бог с тобой! – испуганно перекрестилась бабушка. – И надо же такое придумать.

– А за два миллиона?

– И не за два, и не за десять. Я ещё в своём уме.

– Вот и я говорю: «Моя бабушка и за миллион долларов не будет есть дохлую кошку… Потому что… потому что моя бабушка самая классная бабушка на свете!

– Кому говорил?

– Не важно. Ну, так я пошёл? – деловито спросил Витька.

Бабушка поверх очков растерянным взглядом проводила его до двери, но потом спохватилась:

– Куда пошёл? А переодеваться? Я разве непонятно сказала? Витя, ты своими непредсказуемыми выходками очень меня расстраиваешь. Как можно?

– Да-а, – жалобно заныл Витька, идя на очередную хитрость. – Больного человека то и дело заставляют одеваться и раздеваться. И ни капельки меня никому не жалко.

– А раз больной, – вконец рассердилась бабушка, – так и сиди дома.

– Уж и пошутить нельзя, – торопливо начал оправдываться Витька, по- настоящему перепугавшись, что бабушка его не отпустит и в новой одежде. В воспитательных целях бабушка принципиально не шла ни на какие соглашения, считая, что это безнравственно и действует разлагающе на ещё неокрепшие души подрастающего поколения. – Конечно, я пошутил. Не дожидаясь пока бабушка передумает, Витька под рукомойником сполоснул лицо и даже проявил инициативу, смочив непокорный вихор и тщательно пригладив его ладонью, став при этом похожим на какого-нибудь маменькиного сынка – презренную во все времена личность. Но бабушка на этот счёт имела собственное мнение, похвалив:

– Славный мальчуган!