Витька пригнулся и нырнул прямо в гущу зелёных листьев и мгновенно исчез из виду, будто его тут и вовсе не было.

Бабася растерянно замигала здоровым глазом. Но тут кусты зашевелились, и открылся лаз, из которого выглядывала довольная физиономия Витьки.

– Бабася, – замахал он руками. – Залезай сюда!

Старушка нерешительно затопталась на месте, будто сразу хотела перейти на рысь.

– А как же прялка? – напомнила она.

– Ничего с ней не случится, – беззаботно заверил Витька.

– Ну, не скажи-и.

Бабася решительно взялась за прялку и стала пихать её в узкий и низкий лаз. Витьке пришлось помогать со своей стороны. Когда прялку с грехом пополам втиснули внутрь, настал черёд самой Бабаси. А так как Витька при строительстве своего тайного жилья не учёл, что у него в гостях могут бывать и взрослые, то старушке пришлось вползать в шалаш на четвереньках. Но даже смешливый Витька не нашёл в этом ничего смешного. Ведь они с Бабасей находились в самых дружеских отношениях, а то она разве абы к кому полезла? Конечно, нет!

Бабася с интересом оглядела Витькино жильё: стол из перевёрнутого ящика, по бокам приставлены стулья из чурбаков – на одном сидел Витька, на другой села сама. На стенах висели лук со стрелами, головной убор индейского вождя из перьев соседского петуха, офицерский планшет, ржавое ведро с прорезью для глаз, которое, по-видимому, означало рыцарский шлем, в углу копье.

Старушка почмокала губами.

– Хорошо тут у тебя, – честно призналась она. – Не то, что у меня в сарае.

Витька неимоверно оживился и принялся подробно расписывать своё житьё-бытьё. Он так разошелся, что чуть с чурбака не свалился.

Бабася слушала, охала и ахала, а в самых интересных местах, держась за виски, качала головой:

– Ишь ты! Надо же! Ты гляди, што творится!

Повествование своё Витька закончил на оптимистичной ноте:

– Бабась, мы теперь с тобой такие дела закрутим… Такие дела… Даже не знаю, что… что и будет…

Дела, видимо, действительно предстояли нешуточные, раз даже такой хитроумный человек, как Витька, не нашёл для этого подходящих слов, только сделал в воздухе замысловатые движения пальцами:

– Во какие!

Бабася, польщённая оказанным доверием, мелко кивала, поддакивая:

– Ну да! Ну да! Ну да!

Новый союз надо было оформить по всем правилам заключения мирных договоров и скрепить собственноручными подписями. А так как Витька жил хозяйственно, он достал из офицерского планшета блокнот, расчерченный вдоль и поперёк секретными схемами, которые остались от того времени, когда он числился командиром особого отряда (если быть точным, рядовым и командиром в одном лице, что, конечно, намного труднее, чем быть просто командиром), и огрызок карандаша и совсем уж было собрался писать, как услыхал сердитый голос бабушки.

– Витя! Витя! Да где ж тебя непутёвого носит?

Витька приложил палец к губам и выглянул в просвет между листьями.

Бабушка стояла посреди двора, опираясь на тяпку как на палицу, и наподобие старинного богатыря Ильи Муромца, и из-под ладони озирала окрестности.

– Ви-итя!

Витька незаметно выскользнул из шалаша. Но пошел к бабушке не сразу, а предварительно попетляв по саду, чтобы сбить её с толку, если вдруг бабушка захочет найти место его пребывания.

– И где тебя носит? – с досадой спросила бабушка. – Насилу дозвалась.

– Да я там… Это самое… Всякими делами был занят, – туманно объяснил Витька и, чтобы избежать дальнейших расспросов, учтиво поинтересовался: – Бабушка, а бабушка, а ты зачем меня звала?

– Обедать будешь?

– Нет! – Витька так отчаянно мотнул головой, что казалось, его тонкая шея оторвется. Но всё обошлось, и бабушка опять спросила:

– А завтракал?

– Завтракал.

– Ну, хорошо. Пойду я отдохну немного, – взялась за виски бабушка. – От жары что-то в голову шибануло. А ты тут играй. Со двора никуда не уходи.

– Не уйду.

– Обещаешь?

– Да честное слово!

Бабушка прислонила тяпку к сараю и, тяжело передвигая отёкшие ноги, ушла в дом, печально качая головой и вздыхая:

– Ох-хо-хо. Грехи наши тяжкие.

Витька нетерпеливо проводил её взглядом: ну как бабушка передумает и опять его позовет. И лишь только она пропала из виду, опрометью кинулся к шалашу.

– Порядок! – заорал он, влетая внутрь. – Бабушка отдыхает! Айда играть!

Но в шалаше Бабаси не оказалось. Округлив глаза, он испуганно уставился на пустое место. Голос его дрожал, когда он негромко позвал:

– Ба-ба-бабася!

И не дождавшись ответа, пулей вылетел наружу, ошалело заметался возле кустов.

– Бабася! Бабася!

– Ай потерял кого? – вдруг из шалаша спросила Бабася.

Витька заглянул внутрь и обомлел: старушка как ни в чем не бывало сидела на прежнем месте.

Витька протер глаза:

– Т-ты где была?

– Здеся.

– Как здесь, – еще больше округлил глаза Витька, – если я тебя не видел?

– Плохо глядел, – захихикала Бабася.

– Не хочешь говорить, не говори, – Витька обиженно насупился и стал бесцельно перекладывать с места на место блокнот, вполголоса бормоча. – Тоже мне, друг называется… Тайны у неё какие-то завелись… Я вот никаких секретов от неё не скрываю… а она… То да сё… Так друзья не поступают…

После недолгого молчания Бабася всё-таки призналась:

– Я могу быть невидимой.

Она сказала это так просто, будто все люди только и делают, что каждый день становятся видимыми и невидимыми.

– Ух ты! – оживился Витька. – А еще что ты можешь?

– Я многое могу.

От этого настроение Витьки еще больше улучшилось, и он тут же решил испытать Бабасины способности в деле, чтобы уж окончательно удостовериться в её чудесах. Он на секунду задумался: что бы такое придумать? И вдруг его осенило.

– А вот… вот… ты можешь сделать так, чтобы наш огород… Ну, сам собой пропололся?

– Это не по моей части, – покачала головой Бабася.

– А говорила: «Все могу, все могу». А как картошку прополоть, так сразу слабо стало.

Сильно же Витька смутил Бабасю. Ей на это и сказать было нечего. Поэтому она и спросила:

– Тебе очень этого хочется?

– Ага, – ответил ухмыляющийся Витька. – Сильнее не бывает.

Не сводя глаз с его лица, Бабася с видом задумчивым и таинственным пообещала:

– Ну что же, будь по-твоему.

На улице нещадно пекло солнце. Сморённые жарой никли на деревьях листья, травинки стояли не шелохнувшись. И только кузнечики стрекотали в своё удовольствие – им жара была нипочем.

Бабася из-под ладони долго глядела на солнце, потом сказала:

– Самое время Полудницы.

Витька тоже поглядел на солнце, но ничего там не увидел, только от света у него потекли самые настоящие слёзы да перед глазами всё стояло яркое пятно.

– Какой Полудницы? – спросил он.

– Сейчас узнаешь, – пообещала Бабася и вдруг, сунув два пальца в рот, что есть силы засвистела, да так залихватски, прямо по-разбойничьи, что Витька, за свою жизнь так и не научившийся свистеть, от зависти потерял дар речи, только и смог расстроенно пробормотать:

– Подумаешь.

Бабася еще пару раз свистнула на разные манеры, будто подавая кому-то звуковые сигналы, и тронула Витькино плечо:

– Гляди.

Над огородом тёк горячий воздух, и в его дрожащем мареве Витька увидел девушку в белом сарафане. В руках она теребила кончик длинной-предлинной косы пшеничного цвета. Венок из ромашек на голове придавал её лицу не свойственную людям белизну.

Витька разинул рот, вспомнив рассказ бабушки о Полуднице, что это, мол, сотканная из солнечных лучей девушка. Так оно всё и было!

– Звала, сестра? – спросила девушка, а Витьке показалось, что прожурчал лесной ручеёк, – таким необычным был её голос.

– Как не звать, – сказала Бабася, – если у меня без тебя неуправка получается.

– И что же это за неуправка?