Встреча.

Сегодня.

Няня.

Какая с меня няня, если я ребёнка ни разу на руках не подержала?

Впрочем, всё приходит с опытом.

Я даже не сомневаюсь, что у меня получится. Сделаю всё, что от меня потребуется, чтобы вернуть свою дочь. В конце концов, должен же сработать материнский инстинкт?

– Сейчас мы поедем в торговый центр и купим тебе одежду, – врезается в сознание хриплый голос Шолохова.

– Мне ничего не нужно, – мотаю головой в ответ на его слова.

– Тебе нет, а Усольцев не подпустит к дочери абы кого. Тебе придётся произвести на него впечатление. Как ты это сделаешь, Вероника, – твои проблемы.

Киваю.

Моя дочь действительно – моё дело. Шолохов даже не назвал её своей, просто девчонкой. Удивительно, что человек, которого так расстроила новость о «смерти» ребёнка, теперь говорит так, словно этот ребёнок для него самое неприятное существо на свете. Но так даже лучше. Пусть он не питает к нашей девочке никаких чувств и отпустит нас, когда я смогу воссоединиться с малышкой.

– Когда попадёшь в его дом, ты должна будешь добыть ДНК материал девочки. Передашь его в клинику с моим человеком. Дальше я буду думать, как поступить. Пробью все ниточки, за которые можно дёрнуть Усольцева. Если он и не замешан в подкупе врача, то ему придётся расплачиваться за грешки жены. А если замешан… – Шолохов замолкает, словно решил взять паузу для усиления эффекта, и продолжает: – Я уничтожу его.

Я снова киваю.

Не могу подобрать правильные слова в это мгновение.

– Собирайся. Я буду ждать тебя в машине. Купим тебе приличные вещи, а потом пойдёшь в салон красоты, – с пренебрежением бросает бывший муж, медленно ведёт большим пальцем правой руки по своей нижней губе, встаёт из-за стола и выходит.

А мне хочется заплакать, но я сама пока не понимаю от чего? От радости, что скоро могу оказаться рядом с дочерью, или от обиды, что даже теперь, узнав правду, Шолохов ведёт себя так, словно я на самом деле зависимая, неосознанно убившая нашу дочь? Он и о дочери говорит с пренебрежением. Не верит, что она наша? Или остыл, и она больше не нужна ему? Обидно, но я пытаюсь успокоить себя, ведь всё это мне на руку.

Избавившись от неприятного морока, заполонившего сознание, я быстро умываюсь, собираю волосы в хвост и спешу за бывшим мужем. У нас ещё есть время, но я боюсь что-то не успеть сделать. Самое главное – подготовиться морально, а тут я явно проигрываю. С другой стороны, на работе я умело натягивала маску счастливой беззаботной женщины… Неужели не смогу теперь?

– Почему ты так уверен, что Усольцев примет меня няней для Сони? – спрашиваю я, сев на переднее пассажирское сиденье.

Шолохов дёргается. Он бросает на меня раздражённый взгляд и кривит губы. До сих пор считает виновной в чём-то?

Ладно…

Пусть думает, как ему нравится.

Его право.

Мнение бывшего мужа перестало волновать меня в тот день, когда я услышала ужасные слова, сорвавшиеся с его языка. Простить такое и забыть невозможно.

– Соня… Неприятное имя. Мы сменим дочке документы, как только заберём её. Если сможем доказать, что она на самом деле наша дочь. Родимое пятно ещё ничего не значит, Ника. Слова врача, к слову, тоже.

Шолохов говорит ледяным тоном, от которого становится не по себе, но я стараюсь не обращать внимания. Он прав: в нашей жизни нет места сантиментам. Между нами уже нет и не будет ничего общего. Невозможно восстановить мост, который был разрушен и сожжён до основания. Для этого потребуется целая жизнь, а у нас нет столько времени.

Да и какая разница, как назвали ребёнка?

Я не уверена, что имя следует менять, ведь дочь привыкла к тому, что к ней обращаются «Соня». Пусть она ещё совсем маленькая, но наверняка уже говорит хоть что-то и точно понимает, когда зовут её. Животным не рекомендуют менять клички, а Шолохов желает сменить имя нашей дочери…

Значит ли для него дочь хоть что-то? Или Рома просто не верит, что она наша? Что малышка выжила, а не погибла во время родов?.. Тогда зачем он согласился помогать мне? Вопросов много, но я стараюсь отвлечься от них, чтобы не нервничать ещё сильнее. Какая мне разница, что там думает бывший? Мне всё равно, что творится в его голове. Окажусь рядом с дочкой, а дальше как-то справлюсь.

Машина медленно выезжает со двора, а я всё жду ответ на поставленный бывшему мужу вопрос.

– И всё же? – настаиваю на своём я. – Ты сказал, что у вас с Усольцевым не самые лучшие отношения… Верно?

Кажется, Шолохов говорил так, или я просто вырвала часть слов из контекста и поняла по-своему? Состояние у меня оставляет желать лучшего, поэтому могло померещиться всякое.

Мысленно приказываю себе сконцентрироваться, ведь сегодня крайне важный день.

– Не самые лучшие – мягко сказано, – усмехается Шолохов, а мой взгляд прилипает к его губам, уголки которых приподнялись в подобии улыбки.

Как же сильно я любила эту улыбку раньше…

Наверное, так же, как ненавижу теперь.

– Усольцев мой главный конкурент, но тебе не стоит переживать. Мои люди подготовят тебе новые документы, в которых не будет штампов о браке и разводе. К счастью, мы не успели засветиться, как счастливая супружеская пара. О нашем браке никто не трепался в прессе, поэтому вряд ли Усольцев где-то видел твоё лицо. Ну а если он тебя узнает, то ты своё дело сможешь выполнить отлично – поплачешься ему в плечо, расскажешь, как бывший муж лишил тебя всего, растерзал твоё бедное несчастное сердце. Ты ведь именно так рассказываешь исход наших отношений подружкам?

Противно…

Больно…

Глаза щиплет, но я держусь.

Подружкам?

Шолохов отлично знает, что подружек у меня и не было никогда. О чём тогда речь? Пытается вытянуть, как я жила и справлялась всё это время без него?

Игнорирую его вопрос и отворачиваюсь в окно.

Я не хочу врать человеку и притворяться кем-то другим.

Не хочу скрываться и обманывать кого-то.

Наверное, было бы правильным заявиться к Усольцеву и потребовать, чтобы вернул мне дочь.

Где-то глубоко внутри ёкает – что, если Соня всё-таки не моя? Однако это сомнение быстро улетучивается, ведь она так сильно похожа на меня маленькую, да и родимое пятно… Или я просто цепляюсь за это пятно, как за спасительную соломинку?

Шолохов останавливает машину около огромного торгового центра. Раньше я с удовольствием выбиралась с бывшим мужем куда-то, а теперь не хочу находиться рядом с ним. Нет и малейшего желания выбирать вещи в его компании. Да и нужно ли мне наряжаться как кукла? В конце концов, если я буду напоминать модель, то Усольцев может с порога дать мне от ворот поворот.

– Шолохов, я не думаю, что это хорошая идея. Усольцеву нужна няня для ребёнка, а не любовница, – говорю, бросая мимолётный взгляд на бывшего. – К чему ты хочешь вырядить меня?

– Шолохов? – недоумевающим тоном переспрашивает мужчина, а потом противно хихикает. – Да, конечно… Теперь я для тебя Шолохов…

А что он ожидал?

Думал, что буду называть его любимым?

После всего, через что прошла по его милости?

– Ты в курсе, Никитина, что от няни ребёнка до любовницы его отца совсем недалеко?

Я вздрагиваю и передёргиваюсь, не веря в услышанное.

– Да, дорогая… Это будет особенным условием сделки, которую мы с тобой заключим: если ДНК тест не подтвердит, что девочка наша дочь, тебе придётся постараться, чтобы завоевать доверие Усольцева. Мне нужны будут кое-какие документы, которые ты добудешь из его дома любой ценой. Любой, Вероника. Поняла меня?

Я совсем не узнаю его…

Куда подевался тот мужчина, которого я отчаянно полюбила в своё время? Шолохов младший превратился в полную копию своего бездушного отца. Он боялся стать таким же, но теперь мог легко переплюнуть Андрея Юрьевича.

Не могу поверить, что бывший хочет подложить меня под своего конкурента, а потом мгновенно отрезвляюсь, вспомнив, как он кричал на меня, как обвинял в смерти ребёнка и том, чего я никогда не делала.