-- Научил вас всему, что вы знаете, не так ли? Так что с автографами? Дать вам ровно дюжину, чтобы вы могли подарить вашим маленьким друзьям и никто не остался в накладе?
Но в это время из двери в дальнем конце коридора высунулась голова, и голос, полный материнской заботливости, сказал:
-- Златопустик, шалунишка, куда это ты убежал?
Добродушного вида целительница с мишурным веночком в волосах торопливо шла к ним по коридору и приветливо улыбалась.
-- Ах, Златопустик, у тебя гости! Как мило -- да еще в Рождество. Бедный ягненочек, вы знаете, его никто не навещает, не понимаю почему, ведь он такая душка!
-- Мы раздаем автографы, -- сообщил ей Локонс с ослепительной улыбкой. -- Они потребовали много, могу ли я отказать? Надеюсь, у нас хватит фотографий?
-- Только послушайте его, -- сказала целительница, взяв Локхарта под руку и растроганно улыбаясь ему, словно двухлетнему малышу. -- Несколько лет назад он был известным человеком, и вот опять полюбил давать автографы -- мы очень надеемся, что это признак выздоровления, что к нему возвращается память. Пожалуйста, пройдите сюда. Понимаете, он содержится в изоляторе, видимо, выскользнул, пока я разносила рождественские подарки. Обычно дверь на запоре... Не потому, что он опасен! Но... -- она понизила голос до шепота, -- он немножко опасен для самого себя, бедненький... не помнит, кто он, уходит и не знает, как вернуться... Как мило, что вы пришли его навестить.
-- Да мы... -- Рон беспомощно показал на потолок, -- вообще-то мы...
Но целительница выжидательно улыбалась им, и мое растерянное бормотание "хотели выпить чаю" повисло в пустоте. Мы грустно переглянулись и поплелись за Локонсом и целительницей по коридору.
-- Только недолго, -- шепнул я. Целительница направила волшебную палочку на дверь палаты Януса Тики и произнесла: -Алохомора.
Дверь распахнулась, и, крепко держа Локхарта под руку она ввела его в палату и усадила в кресло возле кровати.
-- Здесь пациенты на длительном лечении, -- тихо объяснила она ребятам. -- Непоправимые повреждения от заклятий. Конечно, с помощью сильных лекарственных зелий и чар в удачных случаях мы добиваемся некоторого улучшения. Локхарт, кажется, понемногу приходит в себя, а у мистера Боуда налицо значительное улучшение: к нему возвращается дар речи, хотя пока что он разговаривает на языке, который нам не известен. Хорошо, мне надо еще раздать рождественские подарки, а вы пока поболтайте.
Гарри огляделся. По всем признакам палата была постоянным обиталищем ее пациентов. Здесь около кроватей скопилось гораздо больше их личных вещей, чем в палате мистера Уизли; стена над изголовьем у Локхарта была сплошь обклеена его фотографиями. Он ослепительно улыбался с каждой и приветственно махал посетителям. Многие из них он подписал самому себе, детскими печатными буквами. Как только целительница поместила его в кресло, Златопуст подтянул к себе новую пачку фотографий, схватил перо и стал лихорадочно их подписывать.
-- Можете положить их в конверты, -- посоветовал он Джинни, бросая ей на колени одну за другой по мере подписания. -- Знаете, меня не забыли, нет, я получаю кучу писем от поклонников... Глэдис Гаджен пишет каждую неделю... Хотел бы знать почему... -- Он замолк в легком недоумении, потом опять расцвел улыбкой и с новой энергией принялся за автографы. -- Видимо, причиной моя прекрасная внешность...
Напротив лежал траурного вида, с землистым лицом волшебник и смотрел в потолок; он что-то бормотал себе под нос и как будто не замечал окружающего. Через одну кровать от него располагалась женщина; вся голова у нее обросла шерстью. На втором курсе нечто похожее произошло с Гермионой. К счастью, тогда это явление оказалось временным. В дальнем конце палаты две кровати были отгорожены цветастыми занавесками, чтобы больные и их посетители могли отдохнуть от посторонних глаз.
-- А это тебе, Агнес, -- весело сказала целительница, вручая шерстистой женщине маленькую стопку рождественских подарков. -- Видишь, тебя не забывают. И сын прислал сову -- пишет, что навестит тебя вечером. Как приятно!
Агнес несколько раз гавкнула.
-- А тебе, Бродерик, смотри, прислали цветок в горшке и красивый календарь с разными забавными гиппогрифами на каждый месяц. С ними будет веселее, правда?
Целительница подошла к бормотуну, поставила на тумбочку довольно уродливое растение с длинными качающимися щупальцами и волшебной палочкой прикрепила к стене календарь.
-- О, миссис Лонгботом, вы уже уходите?
Занавески в дальнем конце были раздвинуты и по проходу между кроватями шли двое посетителей: могучего вида старуха в длинном зеленом платье с изъеденной молью лисой и в остроконечной шляпе, украшенной не чем иным, как чучелом стервятника, и позади нее, нога за ногу, удрученный Невилл.
- Невилл!
Невилл вздрогнул и съежился, словно мимо просвистела пуля.
-- Невилл, это мы! -- я вскочил. -- Ты видел? Локхарт здесь! Ты к кому приходил?
-- Твои друзья, Невилл, дорогой? -- любезно сказала его бабушка, направляясь к компании.
У Невилла был такой вид, будто он предпочел бы провалиться сквозь землю. Пухлое лицо его налилось багровой краской, и он старался ни на кого не смотреть.
-- Ах, да, -- сказала бабушка, приглядевшись к Гарри, И подала ему морщинистую и как бы когтистую руку, -- да, да, конечно. Я знаю, кто ты, Невилл очень тебя ценит.
-- Спасибо, -- сказал Гарри и пожал ей руку. Невилл не смотрел на него, он потупился и еще больше потемнел лицом.
-- А вы, несомненно, Уизли, -- продолжала старуха, царственно подавая руку сначала мне, а потом Джинни. -- Да, я знаю ваших родителей -- не близко, конечно, -- достойнейшие, достойнейшие люди. А ты, должно быть, Гермиона Грейнджер?
Гермиона была поражена тем, что старой даме известно ее имя, но руку исправно подала.
