Эта вспышка открыла мне изнанку реальности. Осознание всегда было рядом. Глубоко в душе, на границе между сознанием и подсознанием, я всё это прекрасно понимал и даже, в каком-то смысле, внутренне принимал. Но сейчас, после того, как мне открылась ИСТИНА…
Я пронзительно завопил. На фоне закричал кто-то ещё, но на этот раз женским голосом.
Вопил я несколько минут, а затем вдохнул песка и закашлялся.
Вечно это продолжаться не могло, поэтому я вытащил голову из песка, откашлялся и, против своей воли, продолжил вопить. Челюсть безумно болела, но я не мог прекратить вопль.
Попытавшись встать, я опёрся на левую руку, упал и завопил ещё громче.
Древний ужас, охвативший меня, никак не отпускал. Никогда в жизни не переживал ничего подобного. Близко даже.
Сердце отчаянно било в грудную клетку. Дыхание частое, лихорадочное. Прилипший ко лбу песок начал намокать от проступившего пота. Я, совершая сверхусилие, заставляю себя разлепить глаза.
Вокруг летает серый песок, поднятый в воздух непонятно как, поэтому я не мог ничего разглядеть. Левая рука будто пылала. Вопя от ужаса, я опустил взгляд. Она сломана в районе предплечья. Перелом закрытый, поэтому смерть от кровотечения мне не грозит. Но какой в этом смысл?
Приложив усилие воли, я закрыл рот. Но единственное, чего я добился, это того, что теперь начал жалко скулить. Даже власть над собственными действиями у меня и таких, как я, людей, не абсолютна. Не пойти против своей сути, не сделать того, что «против тебя» или «неугодно тебе». Свободы нет. Но есть иллюзия свободы.
Остальные участники действа всё так же вопили. Я вычленил женский голос и побрёл туда.
Меч куда-то пропал, поэтому я нащупал перевязь и извлёк из неё душнилиевый топор. Древесина оказалась скользкой, но это у меня ладони пропотели. Взявшись за рукоять топора покрепче, я побрёл на голос Эстрид.
В голове метался ворох хаотичных мыслей. Что-то из давних воспоминаний, что из сегодняшних событий, но в основном из всего этого вороха выделялись мысли о том, чтобы перехватить топор иначе и ударить им себя в шею. Если приложить достаточное усилие, то можно перерубить себе сонную артерию и прекратить весь этот кошмарный бардак, который кто-то по ошибке назвал жизнью…
Ведь уже ничего не важно, понимаете? В какой бы мир ты ни отправился, ты всё равно останешься покорной игрушкой Судьбы. Я видел её. Худшее в ней – ей всё равно.
Ладно бы твой мучитель испытывал к тебе хоть какие-то эмоции. Ладно бы он получал удовольствие от наблюдения за твоими мучениями, маньяков и садистов человеку теоретически доступно понять. Но нет, ей всё равно. Абсолютно. Это как… как механическая работа. Движение ткацкого челнока, прокладывающего поперечную нить между нитями основы. Есть ли дело этому челноку до отдельной нити?
Я видел нити. Люди-нити, вытягиваемые Судьбой-челноком. Без какого-либо смысла, конечной цели или сверхценной идеи. Бездушно, безразлично, бессмысленно.
Пройдя мучительно долгие пятьдесят семь шагов, я увидел свернувшуюся в позу эмбриона Эстрид, жалобно скулящую, лёжа на сером песке.
– Ч-ч-что это… ч-ч-что это… – дрожащими губами прошептал я. – Ч-ч-что это было?..
Песок осел довольно быстро, а вот пыль ещё оседала. Что же только что произошло?
Эстрид на мой вопрос ничего не ответила. Вместо ответа она протяжно и отчаянно завыла. От этого стало ещё страшнее.
Если бы не было так больно, я бы, может, тоже сейчас лежал и выл…
Толку от Эстрид никакого, она погрузилась в пучину отчаянья, как и наша хибара, повсюду лежащая в виде пылающих деревянных обломков. Не знаю, почему обломки загорелись…
Медленно развернувшись, я посмотрел в сторону своих противников. Один лежал с перерезанным горлом, причём видно было, что он сделал это сам, а второй медленно полз прочь.
Нет, так нельзя. Я одну вещь понял в этом мире: врагов надо делать безопасными. Первый способ – пакт. Второй способ – физическое устранение. Первый способ требует адекватности обеих сторон и хоть как-то налаженных отношений. Раз нет никакой адекватности и никаких отношений, способ доступен только один.
Шаркая Доттерпиларами по песку, я побрёл к уползающему врагу.
Меч он уронил по пути, поэтому на поясе были лишь пустые ножны. Он прополз мимо трупа Гены.
Гена не подавал признаков «жизни». Весь песок вокруг него был в истёкшем нигредо. Если не расколю сейчас себе голову топором – обязательно починю его. Руку новую, ногу новую, нигредо залью двойной запас, с новым внутренним хранилищем…
Понятия не имею, откуда тут взялась вода, но она есть. Течёт прямо из песка и формирует лужи. А ещё откуда-то взялись деревья. Сухие, безжизненные, местами сломанные, но деревья. Я сейчас вообще ни в чём не уверен, но деревьев раньше не было. И воды тоже.
Противник увидел меня и с испуганным подвыванием встал на ноги. Ему было страшно, совсем как мне. Но я уже взял себя в руки и способен к осознанным действиям, а вот он… Он явно не даёт себе отчёта о том, что делает.
– Митера… Митера… – испуганно и часто шептал воин.
Одет он был в кольчужную броню, но, в отличие от моей, в нормальную: длиннополую, надёжно защищающую не только пояс, но и бёдра. Правда, рукава тоже короткие, как и у моей. На голове его стальной шлем, сильно похожий на то, что обычно ждёшь увидеть на головах викингов: литая стальная основа, армированный наносник и кольчужная бар-мицва. Нет. Кольчужная бармица. Бар-мицва – вроде что-то иудейское, но это не точно.
На ногах его были кольчужные чулки, а на руках кольчужные перчатки.
Воин пошёл на меня, подняв руки. Хочет сдаться в плен? Не думаю, что это может ему помочь.
Я поднял топор повыше и нанёс удар. Лезвие с металлическим лязгом скользнуло по правой руке врага и впилось ему в правое бедро. Не умею я убивать людей, но надо учиться.
Жаль ли мне его? Нисколько. Мне жаль себя. За то, что узнал. Лучше бы жил себе дальше, пребывая в счастливом неведении…
Взгляд мазнул в сторону и зацепился за побитый щит Гены, сиротливо лежащий на песке.
– А-а-а! Паракало! – воскликнул воин.
Мне было насрать, что он там говорит. Либо он, либо я.
Только в этом мире я понял всю житейскую мудрость очень сомнительной и злобной максимы «Умри ты нынче, а я завтра».
Второй удар вышел совсем неудачным – он бессмысленно царапнул правое плечо врага. Но от этого воин упал на спину и начал ползти назад.
Сфокусировав на нём свой взгляд, я пошёл следом. Сил было мало, левая рука адски болела, но нужно сделать свою работу.
Ветер донёс до нас искры от пожара. В луже справа от меня отражалась Жёлтая Луна.
Жёлтая? Но почему? Сегодня должна была быть Красная, я в этом уверен…
– Мин скотонис! – взмолился воин.
– Сам ты… – произнёс я и занёс топор.
На этот раз удалось поразить кое-что важное: топор нашёл слабое место под задравшейся бармицей шлема. Острый металл вошёл в мягкую плоть человеческой шеи, пустив кровь. Воин захрипел и схватил топорище. Я же поставил ногу ему на грудь и вырвал топор из раны. Кровь потекла интенсивнее. Этот точно труп. Впервые я убил не в горячке боя. Осознанно. К пустоте и отчаянью в душе добавилось чувство омерзения к себе. Врач, сука… Врач…
Топор остался в руках умирающего врага, а я потерял к этому всякий интерес.
Хотелось умереть или попить.
Прошаркав к ближайшей луже, я упал на песок. Пить это я не буду, но хотя бы лицо сполосну.
Черпая мутную воду, я обрызгивал ею лицо, смывая пыль и песок. Через несколько минут сверкнуло уведомление, но мне снова было плевать.
Поднявшись, я пошёл к Гене.
Тот смотрел в небо своими неподвижными мёртвыми глазами. Нигредо, новые конечности… Работы просто дохрена… Но сначала надо проверить Эстрид.
Вновь старческой походкой пошаркал по песку.
Обломки «хижины тёти Эстрид» уже догорели. Лежат теперь углями. Быстро они…
