— А кто?

— Робот.

Алек зашелся от возмущения, закричал:

— Да что ты врешь! Я видел, как его привели! Он был настоящий, он боялся, дрожал, потел! Я это видел! А потом они вытащили из него эту штуку — откуда она в нём?!

Каспер холодно повторил:

— Образец 1612 — не человек.

— Да не может такого быть!!! — орал Алек.

Ему казалось, что Каспер вообще его не понимает. Несет какую-то безэмоциональную чушь, как будто его самого «перенастроили»!

Каспер наклонился к своим ногам и вытащил из правого ботинка раскладной ножик. Шагнув к Алеку, взял того за руку, хотя мальчик, при виде ножа в руке куратора, попытался увильнуть.

— Не бойся, — спокойно сказал Каспер и провел лезвием прямую линию вдоль запястья Алека.

— Что ты делаешь!!! — заорал тот, беспомощно наблюдая, как кровь, пульсируя и выплевывая себя из надреза, покрывает собой руку, стекает на ладони, капает на пол с локтя.

Он же сейчас умрёт, он же сейчас умрёт!..

Алеку показалось, что он начал терять сознание, и одними губами мальчик прошелестел:

— Мне плохо…

— Это самовнушение, — спокойно ответил Каспер. — Шестая схема делает тебя восприимчивым к самовнушению и другим эмоциональным неудобствам. Поверь: тебе не может стать от этого плохо. Ты не умрешь.

— Шестая схема? — переспросил Алек, действительно перестав чувствовать себя умирающим.

Каспер глубже вонзил лезвие в рану, пока та не стукнулось обо что-то звенящее в его руке.

— Чувствуешь? — спросил куратор, подняв взгляд на Алека. — Это металлический эндоскелет.

Алек перепугался: с ним что-то не так. У нормальных людей нет такого в теле! Нормальные люди умирают от вскрытых вен, а не продолжают болтать как ни в чём не бывало с сумасшедшим куратором.

— Что это значит? — пролепетал он.

— Это школа для роботов, Алек. Других роботов, кроме вас, здесь нет.

====== Глава 11 ======

Мальчики сидели под лестницей возле «Технического помещения», и Алек, всхлипывая, наблюдал, как Каспер перевязывает рану на его руке лоскутами от запасной рубашки (со словами: «Мне выдадут новую», он разорвал её на части и теперь применял в качестве бинта).

Алек, вытирая мокрые щеки об коленки, ныл что-то про «необработанную рану» и «потом будет заражение», но Каспер на все его доводы флегматично отвечал:

— Ничего с тобой не случится.

Алек так долго плакал — до судорожных вздохов — что Каспер, скептично окинув взглядом его опухшее лицо, будто бы дал дружеский совет:

— Тебе нужно отключить шестую схему, Волков, а то начнешь болеть человеческими болезнями. Депрессии, панические атаки, прочая херь… Слышал о таких? Это, кстати, единственное, чем ты можешь заболеть. Таковы издержки наличия сознания.

Каждый раз, когда Алеку казалось, что его ничем больше не получится удивить, Каспер вываливал на него новую информацию.

— Я не могу заболеть? — переспросил юноша.

— А ты болел когда-нибудь? — поинтересовался Каспер.

Алек, хорошенько покопавшись в памяти, обрадовался:

— Да! Ветрянка в четыре года!

Куратор засмеялся:

— В четыре года? И как ты выглядел в четыре года?

Алек не понял его вопрос.

— Как… как четырехлетний.

Каспер хмыкнул со знанием дела:

— Ну, видимо, тебя обманули.

Алек, нахмурившись, выдернул руку из его ладоней и, натянув колючий рукав пиджака на перебинтованную рану, сказал:

— Всё равно ничего не сходится. Я не робот. У меня кровь, и шрам вот здесь, — он показал на бровь, — и еще меня иногда тошнит, и я умею ходить в туалет, я даже прямо сейчас хочу писать.

— То, что твой организм имитирует человеческий, еще не значит, что он человеческий.

— Что значит имитирует?

— Это значит, что ты просто калькулятор, частично состоящий из биологических тканей.

Алек, расплакавшись, в сердцах пнул Каспера подошвой ботинка по колену и плаксиво проканючил:

— Не говори так!

Куратор, болезненно поморщившись, отодвинулся подальше (чтобы ноги Алека не добивали до его колен) и спросил с ласковой издевкой:

— Ну, что ты как маленький? Ты же робот, в тебя вшита тысячелетняя мудрость…

Алек на секундочку замолк.

— Правда?

— Неправда. На самом деле, ты глуповат даже для робота.

— Да хватит издеваться! — из глаз опять брызнули слёзы, и Алек стыдливо вытер их манжетой пиджака.

Каспер снова засмеялся, но не в свойственной ему манере — без злобной иронии, а как-то… по-доброму что ли. Как Иво иногда смеялся. Как папа подшучивал.

Воспоминания об отце болезненно кольнули Алека и он с искренней верой в свою правоту спросил:

— Мой папа это… это ведь из-за меня? Чтобы мне ничего не сделали, да? Он просто пошел на уступки?

— Ничего не знаю насчёт тебя, — вздохнул Каспер. — Но в прошлом году на Посвящении я видел его же.

— В прошлом году? — выдохнул Алек. — Такого быть не может! Он чинит микроволновки!..

— Очень смешно.

— Я серьёзно!

— Какие микроволновки? Вы из прошлого века?

— Обыкновенные микроволновки, — беспомощно откликнулся Алек.

Каспер, приблизившись глаза в глаза, как для поцелуя, внимательно оглядел лицо юноши, но вместо того, чтобы чмокнуть в губы, спросил:

— Алек, а кто-нибудь еще помнит, как ты в четыре года болел ветрянкой?

— Мама с папой помнят… — нахмурился мальчик, на всякий случай отодвигаясь назад.

Целоваться он был не готов, хоть и начал с теплотой подмечать, что обрёл в устах Каспера имя.

— А друзья у тебя есть? С детства. Из твоей школы.

Алек повспоминал: вроде был какой-то мальчик в начальной школе — сидели за одной партой, в гости друг к другу ходили, но имя совсем забылось. А потом, в пятом классе, общался с девочкой из шестого — с Юноной. Они жили неподалеку, возвращались вместе из школы, а по утрам, если был выходной, выгуливали её йоркширского терьера. И Рози, конечно, была — с которой он встречался и ходил в кино. Но все они куда-то пропали, он уже и вспомнить не мог, почему переставал общаться с одним или с другим. Может, интересы расходились? А может, еще что…

Каспер продолжал задавать наводящие вопросы:

— По тебе кто-нибудь тоскует там, пока ты здесь?

Алека охватило чувство странного ужаса: ну почему, почему он никого не может вспомнить? У него же были какие-то одноклассники: Август, Йохан, Ники… Все их лица, вроде бы такие знакомые, легко воображались на школьной фотографии или в выпускном альбоме за четвертый класс, а возьми в отдельности: Йохан — какой он был Йохан? Всё расплывалось, как во сне. Черты лица становились неузнаваемыми, смазанными, чужими, будто Алек выдумывал их находу. Может, всё это и есть сон?

Самый худший кошмар в его жизни.

— Каспер, я почти никого не помню, — с ужасом пролепетал Алек.

— Ты ничего о себе не знаешь, — то ли спросил, то ли сказал куратор. В его голосе Алеку почудились нотки сочувствия.

— А ты что-нибудь обо мне знаешь?

— Да, — негромко сказал он. — Но лучше тебе узнать самому.

Случившееся за последний час навалилось на юношу, как скатившаяся лавина с гор: медленно она подступало к нему, будто бы издалека, а потом — раз — и снесла с ног, не оставив даже шанса на спасение. Какое у него теперь может быть спасение? Он — никто. Электронно-вычислительная машина. От смартфона в своём кармане отличается только долбаной шестой схемой — чем бы она ни была.

Каспер прав: он всего лишь калькулятор. Калькулятор, который может расплакаться от обидных слов или разозлиться от плохих событий. Калькулятор, который бы он, Алек, никогда себе не купил, потому что лучше других знает, как умеет лгать, недоговаривать и искажать. Он удивительно неточная машина.

Вытерев слёзы с щек, Алек всхлипнул, поворачиваясь к Касперу:

— Как мне узнать о себе?

Подумав секунду-другую, куратор отодвинул в сторону электрошокер, прицепленный к ремню, и показал белую карточку, висящую на рулетке сразу за ним:

— У меня есть пропуск от архива с личными делами. Там есть и твоё.