— Клянусь, — с готовностью произнесла Гонория и, замявшись лишь на мгновенье, приняла подарок. — Все будет сделано в точности. Кто я такая, чтобы перечить своему божественному брату.

— Теперь ты связана словом, — ласково произнес император. — Не вздумай водить меня за нос. Я сразу узнаю, что ты меня обманула. И тогда — берегись.

После этого он повернулся и вышел.

Гонория сосчитала до сорока, дожидаясь пока отойдет подальше, и так безудержно рассмеялась, что брызнули слезы.

Неужели Валентиниан поверил в её покорность? Неужели думает, что она настолько глупа, что даст себя обмануть. В сосуде — яд. Сомневаться в этом не приходилось. А глупая чушь про обычай придумана на ходу. Слишком уж все чудесно. Несколько капель сейчас, а дети родятся когда-то потом… Ах, да, он же так и сказал — чудодейственный эликсир!

Гонория снова расхохоталась. Уж лучше она расскажет об эликсире Карпилиону. А тот расскажет Аэцию, что император хотел отравить его сына. Гонория бегло прочитала надписи на табличке. Тринадцать капель. Какое магическое число. Может накапать их самому Валентиниану? Вот было б здорово посмотреть, как он скорчиться в муках. Но нельзя рисковать. Сначала надо проверить действие яда.

— Принесите голубку, — крикнула Гонория слугам.

И голубку ей принесли.

К утру несчастная птица валялась мертвой, распустив потускневшие перья. Из приоткрытого клюва сочилась пропитанная ядом кровь.

*

В середине дня Гонорию известили, что в атриуме дожидается Аэций, и она поспешила туда, собираясь всё ему рассказать.

Магистр коротко поклонился. Из-за седых волос он казался светлее, чем обычно, но глаза сияли темными огнями. Их непривычно суровое выражение насторожило Гонорию.

— Надеюсь, Карпилион приехал с вами, — произнесла она приветливо, но ответной улыбки не последовало.

— Карпилион остался в Равенне, — сказал магистр. — Он обручился и скоро уедет в Норик, чтобы отпраздновать свадьбу.

Удар был сильным, но Гонория не упала в обморок. Лишь крепче сжала в руке сосуд, о котором до этого думала рассказать. Теперь говорить о нем не имело смысла. Карпилион обручился… От этих слов расхотелось дышать, потому что воздух вокруг пропитался ядом. Она и не знала, что бывает так больно, но тем сильнее была её злость.

— Император сейчас на охоте и не сможет ответить вам лично, — произнесли её губы, — но, думаю, ответ очевиден. Он не простит вам такого поступка.

— Я говорил с августой Лицинией Евдоксией, — ответил Аэций. — Она известит императора о новой помолвке. Женихом их младшей дочери станет мой сын Гаудент.

«Ах ты, константинопольская змея», — возмутилась Гонория, мысленно придушив Лицинию Евдоксию. Жаль, что Аэций оказался на её стороне, а Карпилион обручился с какой-то девкой. Теперь достанется всем!

Утешившись этой мыслью, Гонория быстро взяла себя в руки. Она сумеет им отплатить.

— Что ж, раз Лициния Евдоксия вас поддержала, то и я не буду противиться, — проговорила она, улыбнувшись до ямочек на щеках.

— Искренне сожалею, если расстроил вас новостями, — сказал Аэций.

«Оставьте свои сожаления при себе», — хотелось ответить, но тогда бы он догадался, какая буря бушует у неё внутри. Нет, чем сильнее злишься, тем спокойнее должен быть тон. Этому научила её мать — покойная Галла Плакидия.

— Никакого расстройства, поверьте, — подражая ей, сказала Гонория. — Все, что делает Лициния Евдоксия, она делает в интересах Империи. А интересы Империи превыше всего. Так вы говорите, Карпилион в Равенне?

— Да, со своей невестой, — на всякий случай уточнил Аэций.

— Постойте, я соберу для неё подарок, — сказала Гонория и удалилась в свои покои. Сложила в небольшой сундучок драгоценности, притирания, выжимки благовоний и опустила туда же сосуд, которым снабдил её император. По виду он ничем не отличался от остальных. Изучая содержимое сундучка, невеста Карпилиона непременно увидит табличку и захочет её прочитать.

Свадьба в Норике

Свадебное застолье наметили на весну. В Равенне было объявлено, что женится сын Аэция. В Кийгороде — что аттила. Свадьба, мол, состоится в Паннонии, и для отвода глаз услали туда степняков. В заснеженном Норике вместо них остались букелларии магистра армии. Они зимовали вместе с Карпилионом и Ильдикой на горном склоне, где когда-то Аэций встретил Сигун. По обычаю норков жениху полагалось украсть невесту во время застолья, а потом, по обычаю христиан, отвезти на венчание в Храм, находившийся в городке у подножия склона.

В назначенный день в большом пировальном зале разожгли очаг. Согрели промерзшие за зиму стены и наварили особого норского пива, от которого не бывает похмелья. К пиву нажарили дичи. К дичи напекли пирогов, нарезали их ломтями и разложили на длинных столах, расставленных в той стороне, где полыхал очаг. Другого света здесь не было. Дальняя половина зала тонула во тьме. Считалось, что там пируют призраки древних предков. Они следят за живыми из мрака и обращаются в тени, как только на них попадают рыжие отсветы очага.

Невесту спрятали среди норских девушек, одетых в похожие бело-красные одеяния. Аэций заранее предупредил Карпилиона набраться терпения и дожидаться момента, когда невесту позволят украсть. Вокруг было шумно от хохота и веселых голосов. Под сладкие звуки рожка и каких-то дудок, торчавших из бычьего пузыря, старые норки отплясывали наравне с молодыми. Из-за малого роста и недостатка света они казались римлянам юными, их дружные пляски и топот ног рассеивали внимание. Карпилион отчего-то боялся, что Ильдику схватит кто-то другой и умыкнет от него навсегда. В его жизни это была не первая свадьба. В Великой Степи́ он боролся за право жениться, побеждал в состязаниях, доказывал, что чего-то стоит в бою, и только теперь впервые думал, что может быть счастлив, что получит ту, которую любит, и будет купаться в её любви, как в бездонной реке.

Аэций сидел рядом с ним за столом и не давал подойти к невесте. «Погоди, погоди», — говорил, — «Не время».

К середине ночи в зале возникла странная пара в наброшенных на голову шелковых покрывалах. В одной фигуре легко узнавался Зеркон. В другой — Онегесий.

— Пришел я искать невесту, — произнес он зычно. — Куда ж она подевалась?

— Да тут я, тут я, — ответил Зеркон и застенчиво заморгал глазами.

— Ах, вот где была невеста, — закричали девушки за столом и, бросив Ильдику, побежали к карлику. — Не дадим украсть. Не дадим.

Следом ринулся Онегесий, и всё внимание обратилось на них. Даже Карпилион засмотрелся на это действо.

— Пора, — толкнул его в бок Аэций.

Карпилион опомнился и взглянул на Ильдику. Она сидела одна, распустив свои дивные светлые волосы, и ждала, когда он к ней подойдет. Карпилион проскользнул вдоль стены мимо чьих-то теней. Подхватил её на руки и унес в темноту.

*

Остаток ночи они провели в избушке среди даров, которые получили к свадьбе. Карпилиона интересовало оружие. Ильдику — содержимое сундучка, что вручил ей Аэций. Она открыла резную крышку, и в глаза ей ударил блеск драгоценных камней.

— А это что? — с удивлением произнес Карпилион, обнаружив какие-то кости, завернутые в холстину.

Ильдика на мгновение обернулась.

— Не узнаешь свою боевую подругу? Это та самая лошадь, которую ты оставил из-за пророчества видий. Как там они сказали? «Держись подальше от своей златогривой»? Теперь предсказание не сбудется никогда. Я привезла останки, чтобы ты их увидел и навсегда забыл об угрозе.

— Да я о ней и не думал, — ответил Карпилион. — Когда-нибудь все мы отправимся в мир иной. Если помру, схорони меня в Волхе. Выпью братину с великими воинами, что лежат в её водах.

— Не говори так. А то у меня мурашки по коже. Лучше выпей вот это. — Ильдика протянула Карпилиону кубок с вином. — Я намешала в него чудодейственных капель для рождения сына. Интересно, какое оно на вкус?

— Сладковато, — ответил Карпилион, пригубив.