Нуала была невиновна в том, что произошло, она стала жертвой, которая просто не могла не попасться в руки коварного и жестокого охотника. Однако после случившегося Нуада считал своим долгом даровать ей свободу, право выбора.

Войдя в покои, эльф устало сел на стул, стоявший рядом с письменным столом, и прикрыл глаза, откидываясь головой на высокую резную спинку. Мысли путались, изворачивались, кружились, словно в бешеном и необузданном танце, и Нуада был просто не в состоянии зацепиться хотя бы за одну из них.

И лишь одно в это момент эльф осознавал отчетливо и трезво: сегодня же ему необходимо было решить, как поступить с сестрой. Нуада понимал, что просто не может вновь запереть ее в этом дворце, как в темнице, из которой нет выхода и спасения, однако и отпускать ее навсегда Нуада не желал, ведь без нее он попросту погибнет.

Размышляя об этом, Нуада скользил задумчивым и серьезным взглядом по комнате. И вот взор его янтарных глаз остановился на измятом, сложенном вдвое листе пергамента, письме принца Акэла его сестре, лежавшем на широкой постели, на которую он бросил его вчера.

Заметив желтоватый лист, Нуада неспешно встал со стула и прошел к кровати, беря в алебастровые дрожащие ладони письмо и распечатывая его. Взору эльфа в этот же момент открылись строки, написанные знакомым почерком, аккуратным и небольшим. Нуада, желая узнать, о чем принц Акэл писал его сестре, взглядом пробегал по каждому слову, отчего его взгляд становился все более и более задумчивым и тяжелым.

«Дорогая Нуала,

Если ты читаешь это письмо, значит твоя жизнь стала непосильна и безрадостна настолько, что ты желаешь оставить свой дом ради неизвестного, но лучшего будущего. Я не имею права утверждать, что со мной ты почувствуешь себя самой счастливой, что со мной тебе будет спокойно и надежно… Однако прошу тебя подумать о моем предложении и решить, к чему более расположено твое сердце. В свою очередь, хочу сказать, что прекрасно осознаю, что я просто не способен подарить тебе тот мир, к которому так тянется твое сердце, тот мир, в котором человеческий род и наш народ смогут сосуществовать в мире и согласии, без войн и вражды. Не мне было предначертано решать судьбу людей, а потому я не могу предложить тебе ничего, кроме собственной поддержки и признательности. Если ты, Нуала, пожелаешь, то всегда сможешь найти меня, а я же буду терпеливо и безропотно ждать дня, когда это произойдет.

С любовью и бесконечным уважением,

Принц Акэл, сын и наследник короля Хусто.

P.S. Какое бы решение ты не приняла, я поддержу его и ни на миг не перестану уважать тебя и любить».

Прочитав письмо, Нуада тяжело и слышно сглотнул, опуская опечаленный и отрешенный взгляд на каменный пол. В одну секунду решение, как поступить с Нуалой пришло в голову эльфа, однако подобная мысль не принесла ничего, кроме горечи и обиды. Он должен был отдать это письмо сестре и дать ей решить, что делать со своим будущем — только это будет правильным и верным, только это поможет Нуаде хоть немного избавиться от безмерного и всеобъемлющего чувства ненависти к самому себе и боли от произошедшего.

Однако мысль о том, что именно выберет его сестра, когда он предложит ей либо остаться с ним во дворце, либо обрести свободу с принцем Акэлом, вызвала в сердце эльфа неприятную режущую боль, словно тысячи мелких и острых осколков вмиг вонзились в орган, растерзав его на бесформенные куски.

«Что ж, Нуала, я дам тебе этот выбор, и что бы ты не пожелала, я приму это. Пусть даже твое решение принесет мне боль, я приму ее с улыбкой, как дар в наказание за все мои грехи и преступления», — горько и болезненно усмехнувшись, подумал Нуада, прижимая к сердцу письмо принца Акэла.

— Я обещал сдержать клятву, друг мой, и я ее сдержу, — негромко проговорил Нуада, пустым и отрешенным взглядом смотря в окно, желая изо всех сил скрыть нестерпимую боль и дрожь во всем теле, что окутала его, подобно холодным и мощным волнам, заставив прикрыть глаза и сильно, до хруста, сжать белые зубы.

***

Пройдя несколько одинаковых «безликих» дверей, Нуада остановился возле знакомой деревянной двери, держа в дрожащих руках лист измятого пергамента, испещренного маленькими и аккуратными буквами. Его сердце билось как никогда прежде, вынуждая глубоко и часто дышать, ощущая неприятный и болезненный ком в горле. Он не знал, что скажет сестре, и имеет ли вообще он право что-либо ей говорить после произошедшего, однако ничего не сделать в этот момент Нуада попросту не мог.

А забыть случившееся, похоронить его под обломками, как ненужную ветошь, было не просто не благородно, — это казалось Нуаде самым настоящей низостью, подлостью, которая свойственна уличным разбойникам, карманникам и пьянчугам, налегающим на очередную бутылку, купленную за деньги, что предназначались для покупки детям новых рубашек.

И Нуада, который когда-то дал клятву воина, обещая всегда поступать честно и справедливо, милуя тех, кто невиновен, и карая тех, кто строил козни и совершал непростительные преступления по отношению к его народу.

Эльф медленно поднял руку, чтобы постучать в дверь, однако, немного подумав, решил не делать этого: такой жест в данной ситуации ему казался лишь обманом, лицемерным и напускным проявлением вежливости.

Нуада не был галантен, не был благороден и справедлив, а потому не имел права на подобные жалкие притворство и фальшь, никак не вяжущиеся с его истинным образом, его настоящей сущностью.

Немного помедлив, Нуада тихо и медленно повернул ключ в замочной скважине и опустил ручку двери, всем сердцем надеясь, что Нуала найдет в себе сил, чтобы выслушать его слова: на прощение эльф даже не рассчитывал, так как прекрасно понимал, что не достоин быть прощенным и принятым.

Войдя в светлую комнату, король едва слышно сглотнул вновь подкативший к горлу неприятный и болезненный ком и сделал глубокий вдох, набирая в легкие больше воздуха, которого Нуаде казалось катастрофически мало в этот момент.

Нуала сидела на краю кровати и задумчиво смотрела перед собой, совсем забыв о лежащей на ладонях книге. Принцесса даже не услышала, как дверь открылась, и в покои вошел тот, кто являлся причиной всех ее страданий и мучений, бед и лишений.

— Здравствуй… Нуала, — негромко произнес Нуада, смотря на сестру, которая теперь была одета в красивое бархатное синее платье с длинными темными рукавами, корсет которого покрывали вышитые серебряными нитями нежные цветы акации, зеленые стебли которых, извиваясь, подобно змеям, обвивали узкие рукава и спускались вниз по юбке наряда, обрываясь на середине.

Эльф с грустью подумал о том, что Нуале действительно всегда шел этот цвет, однако в эту же секунду его бродивший по комнате взгляд остановился на разорванной в лохмотья шелковой сорочке, что лежала под кроватью скомканным и бесформенным куском тряпки. Глаза Нуады вмиг наполнились ужасом и болью от воспоминаний, и он отвел взор, желая всем сердцем уйти из покоев, где все напоминало о том, насколько же он обезумел.

Нуала же, услышав знакомый голос, испуганно и одновременно недоверчиво посмотрела на брата, сильнее сжав в ладонях обложку книги. Эльф буквально физически ощутил, как напряглась вся ее хрупкая фигура, как быстро забилось сердце, как участилось дыхание, а глаза округлились от страха и непонимания.

Нуада не ожидал иной реакции на собственное появление, однако он все же думал, что принцесса попытается ударить его, сбежать из проклятого дворца, ставшего ей тюрьмой. Нуала же ничего не отвечала на приветствие брата, не сводя с него напряженного и недоверчивого взгляда своих прекрасных глаз и слышно и глубоко дыша.

— Принц Акэл… Он был расстроен, что не имел возможности увидеться с тобой… И так как это изначально предназначалось тебе, то я хочу вернуть то, что у тебя забрал, — и эльф, медленно подойдя к кровати сестры, дрожащей рукой протянул Нуале распечатанное и измятое письмо, замечая, как она неуверенно и осторожно забирает лист пергамента, не сводя взгляда с фигуры брата, будто бы боясь, что он может совершить нечто ужасное.