— Доброе утро, Нуада… а где твоя сестра? — с подозрением и непониманием спросил Акэл, не сводя внимательного взора с эльфа.
— Нуала не пожелала спуститься, чтобы проводить тебя в дорогу… — соврал Нуада, мысленно проклиная себя за подобную подлость. — Она не объяснила причин, однако настояла на том, что ей будет правильнее остаться в своих покоях. Однако моя сестра просила передать тебе ее безмерное уважение и признательность… — собственная ложь резала слух Нуады, заставляя его испытывать дискомфорт и неприязнь к самому себе.
Однако принц не усомнился в правоте слов Нуады, предполагая, что произошедшее вчера вечером являлось как раз-таки своего рода прощанием. Нуала понимала, что при брате она не сможет выразить всего того, что было на ее сердце, а потому сделала это вчера, освободив и Акэла, и себя от ненужных и лишних слов.
Все было сказано еще тогда в саду, и принц понимал, что Нуала не передумает, не предаст собственных идеалов и принципов, в которых была укоренена, подобно дереву в почве. Это качество Акэл уважал в принцессе, а потому не желал оспаривать правильность и обдуманность ее решения.
Нуала выбрала быть рядом с братом, который нуждался в ней, а потому Акэл считал, что не имеет права навязывать свое общество и собственные взгляды. Он оставил принцессе возможность вновь встретиться с ним, оставил ей письмо, и если фейри пожелает, посчитает правильным и нужным, то она всегда сможет найти его. Акэл будет ждать и надеяться, что судьба все-таки сведет их вновь.
— Что ж, друг мой, мне очень неприятно слышать подобное, — искренне проговорил Акэл, вызвав внутри Нуады неприятное ощущение, ведь король в открытую лгал принцу, а тот принял все за чистую монету, не осознав даже, что в словах эльфа нет ничего, кроме лжи и желания скрыть истинные причины.
— Прошу передай принцессе Нуалу, что я был безмерно и от всей души рад нашей непродолжительной встрече, — проговорил Акэл, вспоминая поцелуй, подаренный ему фейри.
— Само собой, Акэл, — незаметно сглотнув неприятный ком, ответил Нуада, с напускной уверенностью и твердостью посмотрев на принца.
— Благодарю… — неуверенно произнес Акэл, однако, немного подумав, продолжил. — Прошу прости меня за вчерашнюю выходку… Она была недостойна благородного принца. В тот момент мною руководили эмоции и чувства, а не разум.
— В твоих действиях не было ничего неправильного, — голос Нуады дрогнул, ведь он попросту не знал, что ответить на подобные неожиданные слова Акэла, выбившие его из колеи. — Ты поступил, как благородный воин, готовый постоять за честь девы… И мне жаль, что я далеко не такой, как ты, — пытаясь сохранить твердость и уверенность в голосе, проговорил Нуада, прекрасно понимая, что принц действительно заслужил подобный слова.
— Впервые слышу из твоих уст извинение, — печально усмехнувшись, ответил Акэл. — И если сказать честно, то от тебя слышать подобное как-то непривычно и странно…
— Я сказал правду, — негромко, но твердо проговорил Нуада, уверенно посмотрев на принца. — Мне жаль, что вчера за ужином ты стал свидетелем моего недостойного и неправильного порыва, — сказал Нуада, с горечью думая о том, что совершенное после ужина деяние вытесняло собой любое другое, делая их незначительными и не такими серьезными.
— У тебя удивительная и прекрасная сестра, друг мой, — после недолгого молчания серьезно ответил Акэл. — И даже несмотря на ее взгляды и убеждения, отличные от твоих, она не заслуживает подобного презрения и неуважения с твоей стороны. Нуала любит и ценит тебя, друг мой, даже не взирая на то, что ты этого не заслуживаешь, — без тени злобы или ненависти проговорил Акэл, чем вызвал у короля горькую и натянутую усмешку, вынудив его отвести полный боли взгляд в сторону.
— Прошу тебя, Нуада, заботься о сестре и не позволяй собственной ненависти и эгоистичности взять верх над гуманностью и справедливостью. Она — часть тебя, друг мой, поэтому не допусти того, чтобы ты потерял ее и раскололся надвое, — негромко проговорил Акэл, желая достучаться до короля.
— Благодарю за совет, Акэл, — ответил Нуада, и голос, и взгляд которого был наполнен льдом и отрешенностью.
— Не благодари меня, Нуада, лучше поклянись тем, что еще для тебя свято, тем, что имеет для тебя ценность, что ты не позволишь сестре душевно умереть. Поклянись, что не станешь причиной ее отчаяния и боли, — уверенно и строго проговорил Акэл, не сводя своих темных глаз с короля, который в этот момент готов был излить на него всю горькую и ужасную правду, подобно вулкану, извергающему потоки лавы.
— Клянусь, — сделав глубокий вдох, ответил Нуада, чувствуя, как тело наливается свинцом, а сердце ноет, словно по нему проводят борозды холодным оружием, разрывая его на куски.
— Заклинаю тебя сдержать данное тобой обещание, — уверенно и твердо проговорил Акэл, серьезно и внимательно смотря на Нуаду.
— Что ж… Нуада, надеюсь, что для тебя все еще существует понятие чести и совести, и ты сдержишь данное тобой слово, — сказал Акэл, протягивая ладонь королю. — Я уповаю на то, что расстаемся мы не врагами, держащими друг на друга зло, но союзниками и друзьями, которыми были всегда.
— Конечно, Акэл, — голос Нуады вновь незаметно дрогнул, а тело пропустило неприятную и холодную дрожь, однако эльф все же протянул принцу свою ладонь, закрепляя сказанное рукопожатием.
— До свидания, друг мой, — проговорил Акэл, когда уже садился на своего вороного коня, — Надеюсь, что еще не раз жизнь сведет нас вместе…
— До свидания, Акэл, — ответил Нуада, опуская белокурую голову в легком поклоне, — Желаю удачи в твоем пути.
— Не забудь о своей клятве, друг мой, — напомнил Акэл, потянув за поводья и несильно, но ощутимо, ударив коня по бокам ногами, принуждая того сорваться с места и рвануть вперед, оставив за собой облако пыли и песка.
— Не забуду, — одними губами, отчужденно и равнодушно, произнес Нуада, смотря вдаль на две удаляющиеся фигуры, которые с каждой секундой становились все менее и менее заметны, уподобляясь незаметным точкам, что виднеются на горизонте. Постепенно и принц, и его слуга полностью исчезли из поля зрения эльфа, который, однако, не спешил уходить, возвращаясь во дворец.
Нуада смотрел на открывающиеся перед ним просторы лугов и полей, на лес, что виднелся вдали, на реку, что синей змеей струилась, обводя изгибы камней и кустов. Высоко в небе летало несколько крупных ярких птиц, которые, играясь друг с другом, кружились в изящном танце на фоне голубом одеяле, что покрывали ватные и воздушные огромные облака.
Они пели и свистели, радуясь наступившему дню и наслаждаясь своей безграничной свободой и легкостью. У них не было господ, не было клеток, что держали бы их взаперти, вынуждая с тоской и отчаянием смотреть на прекрасный, но недоступный и закрытый им мир.
Смотря на этих птиц, которые, будучи необремененными душевными страданиями и терзаниями, наслаждались своей свободной жизнью, Нуада непроизвольно горько усмехнулся.
Ему было неприятно и тяжело смотреть на безмятежность и равнодушие природы, которая жила собственной размеренной жизнью, в то время как он вынужден был разрываться на части, терпя безмерную боль и все новые и новые испытания, которые ему уже не впервой подбрасывала жестокая судьба, будто бы играясь и развлекаясь с ним, проверяя, насколько велика его сила и непоколебима воля.
Глубоко вдохнув, Нуада развернулся на месте и проследовал во дворец, пустым и равнодушным взглядом обводя все то, что открывалось его взору. Эльф медленными, но твердыми шагами ступал по каменному полу главных коридоров замка в свои покои.
Слуги и стража, которая встречалась на его пути, кланялись и приветствовали своего короля, однако Нуада ничего не отвечал им, даже не поднимал белокурой головы, будучи полностью погруженным в тяжелые и неприятные размышления о своей сестре и о том решении, которое он обязан будет принять в самое ближайшее время, чтобы уже раз и навсегда положить конец собственным душевным терзаниям и безумию.
