Эльф же долго, не скрывая подозрения во взгляде, изучал ее, пока взором не остановился на небольшой алебастровой ладони, которая не могла скрыть торчащий край бумаги.

— Отдай мне то, что прячешь, — не терпящим возражений и пререканий тоном приказал Нуада, взгляд которого был направлен на сжимающую лист бумаги бледную ладонь сестры. Нуала, услышав слова брата, лишь сильнее сжала письмо и опустила взгляд: ее всю буквально трясло от происходящего. Фейри казалось, что в одну секунду она просто потеряет сознание или сойдет с ума, лишившись последних жалких остатков здравого смысла.

Нуада, увидев, какой жалкой стала в секунды фигура сестры, хищно усмехнулся и, нехотя встав, медленно подошел к ней, заставив фейри напрячься всем телом, сильнее обхватив себя за плечо ладонью и закрыв глаза, из которых в любой момент могли скатиться непрошенные и горькие слезы.

Встав почти вплотную к принцессе, эльф непроизвольно цокнул языком, осматривая с ног до головы ее хрупкую фигуру, подобную сухому тонкому тростнику, который можно сломать надвое, лишь приложив немного силы.

— Ты снова спрятала свои глаза, Нуала, — наклонившись к ее лицу, угрожающе прошептал Нуада, заставив фейри вздрогнуть всем телом. Увидев, что принцесса не желает выполнять его приказ, эльф глубоко вздохнул, прикрывая глаза и сдерживая неконтролируемые потоки ярости, что с каждой секундой все более и более окутывали его. — Думаю, мне стоит повторить свои слова… Отдай мне то, что ты так усердно стараешься скрыть.

— Нет, — тихо и надрывно проговорила Нуала, голос которой дрожал.

Нуада не удивился, услышав подобный ответ, — он его предвидел. Эльф лишь вздохнул и приблизил свою ладонь к лицу принцессы, отчего она отшатнулась, ожидая сильного и болезненного удара, однако его не последовало.

Вместо этого Нуада провел ладонью по щеке сестры, спустился к шее и ниже, медленным и едва ощутимым движением скользя по всей длине ее руки. Остановившись на сжатой в кулак ладони, эльф не смог сдержать довольной усмешки перед тем как вырвать холодными пальцами из нее измятый лист бумаги, немного разорвав его: Нуала не стала противиться — это просто было бессмысленно и слишком глупо.

— Помнится, единственным, что от тебя требовалось, было не уделять нашему бесценному и дорогому гостю лишнего внимания и не совершать необдуманных глупостей до его отъезда, не так ли? — вновь тихо спросил Нуада, сжимая в ладони лист пергамента, однако его голос в этот момент более походил на шипение змеи, готовой наброситься на ничего не подозревающего грызуна.

— Да, брат мой, — слабым и бесцветным голосом ответила Нуала, которой хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть в этот момент рядом с Нуадой, от которого волнами исходила почти физически ощутимая опасность.

— И что же в итоге, сестра? — со злой усмешкой спросил Нуада, не отрывая от Нуалы своего изучающего и напряженного взгляда и демонстративно ведя перед ее лицом безнадежно измятым письмом.

— Я не уделяла принцу Акэлу внимания больше, чем того требовали правила приличия и гостеприимства. Мне не в чем раскаиваться, брат — напряженно сглотнув, ответила Нуала, пытаясь сохранить уверенность и холодность во взгляде. Фейри понимала, что любая, даже малейшая слабость может привести к роковым последствиям.

— Да неужели? — саркастично и театрально удивленно спросил Нуада, однако взгляд его стал более тяжелым и яростным.

— Я так понимаю, ты и той нелепой амфибии уделяла внимания столько же, сколько того требовали правила приличия? — язвительно спросил Нуада, наслаждаясь реакцией сестры на собственные слова. — Или тогда было что-то иное? Может быть, симпатия, или же любовь? — презрительно усмехнувшись, спросил Нуада.

— Ты пьян, Нуада, — сдерживая слезы обиды, упрямо проговорила фейри, грозно посмотрев в лицо брата, который, услышав подобное, лишь усмехнулся.

— И тебя удивляет это? — лукаво спросил Нуада, поднеся к лицу сестры ладонь и проведя большим пальцем по губам принцессы, вызвав этим жестом в теле фейри тревожную и болезненную дрожь: в этот момент прикосновения брата не приносили удовольствия или тепла, лишь ужас и оторопь.

— Да… Мне страшно, брат… Прошу тебя, уйди, — тихо и умоляюще произнесла Нуала, которую пугала подобная опасная близость брата.

— Уйти? — удивленно и насмешливо переспросил Нуада, и из его груди вырвался короткий низкий смешок. — Нет, Нуала, я не уйду, пока не получу ответы на все интересующие меня вопросы, — тихо, грубоватым голосом проговорил Нуада, проведя тыльной стороной ладони по бледной щеке сестры.

— И что тебя интересует? — дрожащим и непослушным голосом спросила Нуала, которая уже буквально задыхалась от переполняющих ее страха и напряжения.

— Что меня интересует?.. Я хочу знать, Нуала, почему тебе так необходимо проявлять свои симпатию и чувства ко всем представителям мужского пола, которые хоть сколько-нибудь заинтересовываются тобой? — не скрывая смеси ненависти и ярости в голосе, спросил Нуада, внутри которого разгоралось безумное и необузданное пламя животного желания, заставляющее его голос дрожать, а тело изнывать от неконтролируемого жара, что окутывал все тело.

— Это вовсе не проявление нежных чувств и симпатии, брат мой… Это уважение к тем, кто хорошо относится ко мне… К тем, кому я могу доверять. И Авраам, и Акэл убедили меня в том, что на них можно положиться в трудную минуту, не боясь быть отвергнутой и непринятой, — запинаясь, проговорила Нуала, однако эльф на ее слова лишь закатил глаза.

— Конечно… Само собой, все эти причины для подозрения — лишь плод моего больного, подвергшегося безумию воображения, я так тебя понимаю? — Нуада не смог сдержать саркастического вопроса.

— Выходит, что так, — не подумав, ответила Нуала, однако тут же прикусила язык: не стоило злить и раззадоривать готового сорваться с цепи брата.

Фейри тут же пожалела о своих словах, когда Нуада резко и больно сжал ее подбородок, с нескрываемой яростью и гневом посмотрев на нее, будто желал испепелить на месте, превратив принцессу в кучку пыли, которую сдует малейший порыв ветра, навсегда избавив эльфа от созерцания недостойной и дерзкой сестры.

— Что ж, если я безумен, — с дьявольской и довольной улыбкой проговорил шепотом Нуада, наслаждаясь тем, как учащается от страха дыхание сестры, как округляются янтарные большие глаза. — То меня более ничего не сдерживает от нового безумства, — на этих словах Нуада с силой и животной страстью впился болезненным и грубым поцелуем в губы сестры, заставив ее вскрикнуть от новых ощущений, которые, однако, были отнюдь не приятными.

Нуада больно впивался в губы сестры, держа ее за подбородок, препятствуя любому сопротивления, которое, однако, напуганная фейри даже не оказывала, будучи в странном оцепенении: ей казалось это все лишь страшным сном, который обязан рассеяться, уйдя в небытие.

Однако осознание происходящего накрыло ее с головой, как поток ледяной воды, окатив принцессу, когда эльф нетерпеливыми движениями рук начал распускать шнуровку корсета, не на миг не отрываясь от розовых губ Нуалы.

Почувствовав быстрые и хаотичные прикосновения брата, фейри протестующе замычала, однако Нуада не услышал этих звуков, или же не пожелал придавать им какого-либо значения, будучи ослепленным почти нестерпимым желанием. Нуала попыталась отклониться от грубых поцелуев эльфа, но не смогла даже немного отстраниться — мешала мертвая хватка брата, в которой он держал ставший розовым от сильных нажимов подбородок принцессы.

Фейри не знала, как остановить Нуаду, как не допустить того, чтобы он поступил, как самый последний грязный насильник, грубо и против воли взяв ее в этих покоях. Новая мольба лишь утонула в этом жадном, лишенном любой нежности поцелуе, не принеся никакого эффекта, а потому Нуала решила пойти на отчаянный и опасный шаг, сильно вцепившись зубами в язык эльфа, почувствовав отголоски боли в своей голове, однако заставив его на некоторое время выпустить ее из стальных объятий.