— Я лишь сказал правду, друг мой, — сделав акцент на последних словах, негромко ответил Нуада, обводя взглядом хрупкую фигуру сестры, которая теперь казалась еще меньше и слабее. — А правда, как ты знаешь, жестокая и беспощадная вещь.
— Но твоя правда режет сильнее самого острого клинка, разрубая пополам, — серьезно проговорил Акэл, возмущенный поведением эльфийского короля, наследника Балора.
— Иначе никак, Акэл, — раздраженно ответил Нуада, который уже жалел о том, что кроме него и сестры в комнате находился еще и принц. — Моя сестра настолько полюбила этих людишек, что была готова предать собственный народ ради призрачной и ничтожной надежды на то, что все еще может измениться, что мы еще можем жить в мире и согласии. Наивные и глупые мечты, не более, — словно приговор, проговорил Нуада последние слова, не в силах сдержать того яда и мрака, что заполнял его, окутывая каждую частицу тела.
— Я не позволю тебе так говорить с принцессой, — резко вскочив со стула и направив острие лезвия на бледную шею Нуады, серьезно произнес Акэл.
Нуала с нескрываемым и всепоглощающим ужасом посмотрела на принца, переведя взгляд на брата, на шее которого образовалась тонкая золотистая полоса, из которой маленькими каплями стекала кровь, скрываясь в темных одеждах.
Нуада же, бросив напряженный и обеспокоенный взгляд на сестру, на шее которой появилась точно такая же царапина, с ненавистью и злобой посмотрел на наследника короля Хусто, буквально сжигая того взором.
— Хочешь сразиться со мной? Пожалуйста, — тихо и угрожающе проговорил Нуада, сглотнув неприятный ком. — Если ты готов вместе со мной погубить и мою сестру, то я не буду тебя останавливать. Однако знай, что я убью, глазом не моргнув, любого, кто посмеет нанести хотя бы одно увечье ей, — Нуала, услышав подобное, пораженно распахнула глаза.
— Твоей сестре не в первой получать из-за тебя увечья, — негромко и напряженно ответил Акэл, однако, увидев на шее Нуалы царапину цвета охры со стекающими из нее по фарфоровой коже каплями, опустил стальное лезвие. — Не будь вы связаны, я бы не оставил подобное просто так, — уверенно проговорил Акэл, пряча нож в ножны.
— Поверь мне, Акэл, если бы меня не останавливало осознание того, что из-за меня пострадает Нуала, я бы и сам не оставил эту выходку без внимания, — проводя бледными пальцами по царапине, стирая капли крови, ответил Нуада, внимательно смотря на Нуалу, во взгляде которой читались неприкрытые ужас и тревога.
Повисло гнетущее и напряженное молчание, которое, казалось, длилось бесконечно долго, заставляя воздух в комнате густеть, отчего становилось трудно дышать. Нуала, чье сердце не переставало галопом биться в груди, часто дышала, не стремясь даже убрать кровавые потеки, что оставались на алебастровой нежной коже.
Она посмотрела на принца, и в глазах ее Акэл увидел безмерный испуг и просьбу о том, чтобы прекратить все это. Понимая, что более он просто не может находиться в обществе некогда доброго друга и примера для подражания, принц не стал вновь садиться за стол.
Вместо этого Акэл еще некоторое время обеспокоенно и виновато смотрел на шею Нуалы, на которой образовались золотистые полоски крови, оставленные им, его рукой.
— Думаю, мне более не стоит находиться здесь, — негромко проговорил Акэл, гордо и упрямо подняв голову и устремив серьезный взгляд на Нуаду, в глазах которого промелькнуло удивление.
— Это только твой выбор, друг мой, — иронично произнося последние слова, ответил Нуада, не отрывая от фигуры принца холодного и напряженного взгляда янтарных глаз.
— Прошу Ва… тебя, Акэл, не надо, — взмолилась Нуала, жалобно и виновато посмотрев на принца, желая остановить его.
— Простите, принцесса, но я не могу остаться, — огорченно ответил Акэл, внутри которого что-то неприятно и больно заныло: он не желал оставлять Нуалу в месте, где ее не ждало ничего, кроме непонимания и презрения.
Принц не хотел допустить того, чтобы фейри увяла, зачахла, подобно прекрасной и нежной розе, которая без живительной влаги превращается в сухой и обезображенный веник, не стоящий даже того, чтобы на него смотрели.
В голове Акэла промелькнула мысль о том, чтобы забрать Нуалу вместе с собой, не позволив Нуаде уничтожить собственную сестру, однако оставалось лишь понять, как это сделать, не попав под подозрение короля.
— Прошу, Акэл, хотя бы останьтесь на эту ночь, — настаивала Нуала, боясь того, что дружба ее брата и принца разрушится в одно мгновение из-за нее. Она никогда не желала подобного, более того, она не могла поверить, что за миг все перевернется с ног на голову.
— Действительно, друг мой, останьтесь. Несмотря на это недоразумение, я не хочу, чтобы Вы рисковали, отправляясь ночью, — одобрительно и даже обеспокоенно произнес Нуада, на секунду посмотрев на сестру, которая дрожала, подобно осеннему листу, тревожимому порывами ветра.
— Ради Вас, Нуала, я останусь, однако позвольте мне сейчас удалиться, — пытаясь сохранить спокойствие в голосе, ответил Акэл, смотря своими темными добрыми глазами на чистое и светлое лицо фейри, отражающее волнение и печаль.
— Конечно, Акэл, — опустив голову в аккуратном поклоне, ответила Нуала, сердце которой, однако, забилось еще сильнее при мысли о том, что ей придется остаться наедине с братом.
— Позвольте откланяться, — сдержанно проговорил Акэл, смотря на близнецов, таких одинаковых и таких разных одновременно, вынужденных делить на двоих одно тело и одну жизнь. Принц с грустью подумал о том, что эта связь и погубит Нуалу, если она не решится сбежать от собственного брата.
— До встречи, друг мой, — коротко ответил Нуада, однако его голос был бесцветным и равнодушным, как будто весь интерес к давнему другу вмиг испарился, оставив после себя лишь безразличие и холодность.
— До свидания, Акэл, — одними губами проговорила Нуала, однако в ее голосе читалась явственная просьба остаться, не оставлять ее одну.
Глубоко вдохнув, Акэл развернулся и тяжелым и неуверенным шагом направился к деревянной двери. Он не желал покидать Нуалу, оставляя ее наедине с Нуадой, однако и остаться с ней принц не мог, пока не мог…
Когда Акэл вышел из столовой, громко закрыв за собой дверь, Нуала напряглась всем телом, ощущая, как оно неистово дрожит, и опустила голову, желая спрятаться от обличающего взгляда янтарных выразительных глаз, пугающих сильнее, нежели костлявая рука смерти.
Нуада же, оставшись наедине с сестрой, не смог удержаться от того, чтобы не посмотреть на ее хрупкую и поникшую фигуру. Встав со своего стула, эльф медленно подошел к Нуале, которая, почувствовав близость брата, сглотнула и сжала бледные ладони, стараясь унять дрожь, что, подобно волнам, окутывала все ее тело.
— Удивительная вещь, дорогая сестра, — медленно и обманчиво нежно начал Нуада, проводя алебастровыми пальцами по шее Нуалы, на которой виднелись кровавые следы. — Ты не оставляешь равнодушным ни одного мужчину, который хоть сколько-нибудь ближе узнает тебя, — продолжил эльф, не отнимая руки от кожи сестры, нежно проводя по ней, массируя, успокаивая.
Нуала же, почувствовав аккуратные прикосновения холодных пальцев брата, прикрыла глаза, не в силах справиться с охватившим все ее тело жаром, что, распространяясь, заставлял гореть изнутри, облизывая враз пересохшие губы. Нуада был для нее врагом, которому нельзя доверять, который способен на что угодно, однако даже ласки врагов могут приносить наслаждение, вынуждая забыться.
— Однако, судя по всему… — продолжил Нуада, в чьем голосе теперь звучали холодность и недовольство, — Ты и сама заинтересовалась нашим гостем, не так ли? — на этих словах эльф провел ладонью по шее сестры к ее острому подбородку, обхватив его бледными пальцами, сильно, почти больно. — Отвечай, Нуала, когда я спрашиваю, — негромко, с напускной сдержанностью проговорил Нуада, вынуждая сестру посмотреть на себя.
— Нет, брат мой, — тихо ответила Нуала: голос ее дрожал, как и все хрупкое тело.
