«Если мой брат так желает позабавиться, то почему бы нам обоим не сыграть в эту игру», — пронеслась в голове принцессы мысль, заставившая ее довольно улыбнуться одними уголками губ и в предвкушении потереть друг о друга бледные холодные ладони.
— Что ж, если данный вопрос решен, то теперь предлагаю обсудить Ваш внешний вид, — облегченно хлопнув в ладоши, произнесла Миата, подходя к деревянному гардеробному шкафу. — Вам что-нибудь приглянулось из того, что есть в Вашем гардеробе?
— Я даже не знаю… Я вовсе и не смотрела, что там есть, — на секунду опешив, ответила Нуала, удивленная тому, что даже не просмотрела собственный гардероб.
— Вот еще одно доказательство того, что Вы — самая удивительная и необычная из всех фейри, — выглядывая из-за дверцы шкафа, проговорила Миата, с улыбкой смотря на принцессу.
— Просто я никогда серьезно не задумывалась над своим внешним видом, по крайней мере, не уделяла ему столько внимания, сколько подобает благородной и знатной особе, — честно ответила Нуала, пожимая хрупкими плечами.
— Поверьте, больше такого не будет, потому что я внимательно буду следить за тем, чтобы Вы выглядели безукоризненно, — с самодовольной улыбкой, проговорила Миата, перебирая несколько висящих в шкафу длинных платьев. — Сегодня пусть будет это! — радостно сказала служанка, снимая с деревянной узорчатой вешалки красивое и нежное бирюзовое платье.
— Вы только посмотрите на него, Миледи, — с неподдельным восхищением произнесла Миата, аккуратно поднося наряд принцессе, которая, встав с постели, подошла к служанке, не скрывая любопытного и заинтересованного взгляда.
Платье это было выполнено из атласной бирюзовой ткани, с открытыми плечами и с длинными широкими рукавами, изготовленными из сетчатой белой ткани. От середины юбки и до краев лифа шло изображение птицы необычной красоты с массивными расправленными крыльями, представляющими из себя золотую объемную вышивку с пришитыми к ней настоящими лебяжьими перьями, покрашенными в насыщенный синий цвет.
Хвост этого прекрасного и необычного создания, выполненный из нескольких оттенков синего, голубого и черного, извиваясь, подобно виноградным лозам, усеянным средних размеров сапфирами и черными гранатами, поднимался к самому краю лифа наряда и оплетал его по всему контуру, придавая тем самым платью богатый и волшебный вид. Нуала, увидев платье, не смогла сдержать восхищенного взгляда и счастливой улыбки, обнажившей ее белые ровные зубы.
— Оно изумительно! — словно очарованная, проговорила Нуала, не отводя восторженного взгляда янтарный глаз от работы искусного мастера, потратившего не одну неделю на изготовление подобного великолепного наряда.
— Я знала, что Вам понравится, — не сдерживая широкой улыбки, ублаготворено ответила Миата, аккуратно кладя наряд на широкую постель.
— Это слово и отдаленно не может описать моих истинных эмоций, — соглашаясь, возбужденно проговорила Нуала. — Я восхищена им!
— Что ж, я безмерно рада, что Вам понравилась работа наших мастеров, — ответила Миата и, немного подумав, продолжила. — Думаю, принц Акэл придет в восторг, когда увидит Вас в нем на сегодняшнем ужине.
Эти слова заставили принцессу смущенно и радостно улыбнуться: в голове тут же всплыли сцены того, как принц, восхищенный ее образом, сделает ей комплимент, заставив Нуаду тем самым испытать настоящий приступ ярости.
Нуала представила, как отреагирует брат, если она позволит себе немного фривольности в разговоре с их дорогим гостем, и подняла уголки губ в довольной, почти ребяческой, улыбке. В этот момент ей хотелось продемонстрировать Нуаде свой характер, показав, что у нее есть непоколебимость и чувство собственного достоинства, что она — не просто зверек в красивой золотой клетке.
Нуала до безумия любила своего брата и так же безумно боялась Нуады и последствий его гнева, однако сегодня вечером она желала испытать судьбу, желала хоть раз в жизни показать, что нее есть несгибаемая воля и свобода, дарованная ей еще при рождении. Принцесса хотела хотя бы на день выйти из тени эльфа, побыть не чьим-то отражением, а личностью со своими взглядами, мыслями и желаниями.
— Что ж, очень может быть, — довольно и загадочно проговорила Нуала, не сдерживая улыбки предвкушения от предстоящей встречи.
***
Нуада сидел вместе с Акэлом за небольшим округлым мраморным столом, на который только недавно были поставлены горячие и аппетитно и густо пахнущие блюда: запеченная птица с гранатовым соусом, суп с картофелем и бараниной и большая серебряная глубокая тарелка, в которой лежали сочные и свежие плоды яблок, винограда, персиков и груш. Рядом с фруктовницей стоял изящный и удлиненный графин с темно-гранатовой ароматной жидкостью — вином.
Нуада сидел за столом, лениво и расслабленно откинувшись на высокую резную спинку белого деревянного стула. Он ничего не ел, лишь с задумчивостью и некоторым нетерпением поглядывал на входную дверь, незаметно постукивая бледными пальцами по гладкой поверхности стола.
Принц, сидевший недалеко от него, так же не прикасался к еде, только изредка отпивал из своего кубка, в котором плескалось и искрилось виноградное зелье. После продолжительной прогулки Акэл пребывал в отличном расположении духа, преисполненный сил и энергии.
Единственным, чего он хотел в этот момент, было увидеть прекрасную принцессу, которая так поспешно покинула вчерашнее торжество, не посчитав нужным даже предупредить об этом гостя. Ни то чтобы Акэл считал Нуалу обязанной посвящать его во все подробности своей жизни и планов, однако он полагал, что фейри хотя бы пожелает ему доброй ночи, хотя бы сообщит о своем плохом самочувствии, заставившем ее так быстро отправиться в собственные покои.
Как бы то ни было, весь сегодняшний день мысли о сестре Нуады не покидали его, принуждая вновь и вновь возвращаться к образу благородной и нежной принцессы. Акэл не понимал, что именно чувствует по отношению к Нуале, однако полагал, что если это и не любовь, то точно сильная симпатия, являющаяся ступенью к более сильному и серьезному чувству.
Подобные размышления вынуждали принца еле заметно поднимать уголки губ в радостной улыбке, которую он прикрывал бокал вина.
— Удивительно… Не помню, чтобы моя сестра когда-либо задерживалась или опаздывала, — скрывая недовольство в голосе, негромко проговорил Нуада, разглядывая серебряный куб в своей ладони.
— Будь снисходительнее к ней, Нуада, — ответил Акэл, с улыбкой смотря на друга. — Твоя сестра, прежде всего, представительница благородного рода фейри, а потому она считает неправильным появляться при гостях в неподобающем виде.
— В неподобающем виде? — усмехнувшись, переспросил Нуада. — Интересно даже, друг мой, что ты считаешь неподобающим?
— Дело не в том, Нуада, что я считаю неподобающим и неприличным, а в том, что думает она о своем образе, и устраивает ли ее то, что она видит в зеркале, смотря на собственное отражение, — спокойно ответил Акэл, смотря на расслабленного друга, с лица которого не сходила ироничная ухмылка.
— Рад, что для тебя так важно внутреннее состояние моей сестры, — не скрывая иронии в голосе, проговорил Нуада.
— Я вижу, что тебя забавляет мое поведение, Нуада, однако мне следует сказать, что я действительно заинтересован в душевном спокойствии и благополучии принцессы Нуалы, — на этих словах король непроизвольно напрягся всем телом и сглотнул неприятный ком в горле, который, подобно камню, мешал дышать, преграждая путь к легким. — Она — удивительная фейри, и я не помню, чтобы встречал кого-нибудь, хоть отдаленно напоминающего ее. Ты можешь сказать, что я чересчур сентиментален и чувствителен, однако мне трудно что-либо поделать с собой, когда речь заходит о представительницах прекрасной половины нашего народа.
— Боюсь, что в этом мы с тобой схожи, с одной лишь разницей в том, что я — не поэт и не романтик, восхваляющий прекрасных фейри, ставящий их на пьедестал и поклоняющийся им, я — тот, кто предпочитает наслаждаться их обществом и тем, что они могут мне предложить, — не скрывая самодовольства и самоуверенности в голосе, проговорил Нуада, подаваясь корпусом вперед и сцепливая руки в замок перед собой.