— Мне очень жаль, Миата, но, боюсь, я действительно ни в кого и никогда не влюблялась… — негромко ответила Нуала, чувствуя неловкость из-за того, что, живя долгие столетия, так и не встретила того единственного, кого назвала бы возлюбленным. Вместо этого она питала греховные и аморальные чувства к собственному брату, чувства, не обещавшие ничего, кроме боли и полного опустошения.

— Да как так можно? — удивленно и одновременно возмущенно спросила Миата, разведя руками. — То есть, Вы хотите сказать, что никто не смог даже малость заинтересовать Вас? А принц Акэл? Вы же знаете его уже очень давно.

— Как видишь, я оказалась непробиваемой и неприступной, как крепость, по отношению ко многим знатным эльфам. Что же касается принца Акэла, то, когда мы с Нуадой были еще совсем юны, он проводил почти все время с моим братом… Я же не стремилась к обществу наследников, проводящих почти весь день в лесах или в залах для тренировок. Мне это было попросту неинтересно. Точно так же я не видела тогда в принце Акэле предмет для обожания и для симпатии, наверное, я была еще слишком юна, чтобы думать о подобном, — задумчиво говорила Нуала, пустым взглядом смотря в каменный пол.

— Вы удивительная фейри! — восхищенно проговорила Миата. — Я не встречала настолько уникальных и непохожих ни на кого эльфиеек. Ваши мысли, поведение, манеры и взгляды, — все это так неповторимо. И я очень рада, что только мне представилась возможность прислуживать Вам и слушать Вас.

— Я не настолько удивительна и совершенна, как ты себе представляешь, — ответила смущенная, но приятно удивленная словами служанки, принцесса, с улыбкой посмотрев на Миату. — Что же касается моих взглядов и принципов, то тут, думаю, стоит поблагодарить моего отца, — слова о покойном короле Балоре вызвали в сердце Нуалы ноющее и неприятное чувство.

— Не думаю, что то, какой Вы стали, заслуга лишь Вашего отца, — спокойно проговорила Миата, проводя ладонью по спине принцессы, стараясь успокоить и подбодрить ее. — Ваш отец приложил немало усилий, чтобы воспитать Вас и короля Нуаду, однако вы и только вы выбрали, какими стать и по какому пути пойти… И это Ваша заслуга, Миледи, в том, что Вы стали благородной и честной принцессой. Думаю… Думаю, если бы Ваш отец был жив, то он бы безмерно гордился Вами.

— Он и при жизни гордился мной, — тихо, почти шепотом, ответила Нуала.

— Миледи, я Вас умоляю, перестаньте вновь вгонять себя в тоску и грусть. Ну почему все наши с Вами разговоры обязаны заканчиваться подобным образом? — удивленно спросила Миата, строя мученическое лицо. — Почему мы не можем просто поговорить?

— В этом нет твоей вины, Миата, — поспешила успокоить служанку, Нуала. — Извини меня, это только по моей милости нам никак не удается сохранить непринужденность беседы. Ты уже, наверное, думаешь, что я не умею ничего, кроме того, чтобы жаловаться на жизнь и печалиться, — с грустной улыбкой проговорила принцесса, смотря на Миату.

— Вовсе нет! — возмущенно, но не громко, воскликнула служанка, лицо которой вмиг стало обиженным и расстроенным, как у маленького ребенка, не получившего новую интересную игрушку. — Я прекрасно понимаю, как непросто Вам дались последние месяцы, поэтому не смею осуждать Вас ни в чем. Миледи, нелегко сохранить силу духа, когда вокруг тебя рушится все былое и привычное.

— Мне очень приятно, что ты меня понимаешь, — искренне произнесла Нуала. — Не помню, чтобы со мной когда-либо был тот, кто смог бы в любую секунду поддержать и утешить, тот, кому я смогла бы доверять.

— А как же Ваш брат? — удивленно и непонимающе спросила Миата, на что принцесса лишь глубоко вздохнула, печально посмотрев в окно.

— Мы с королем, как оказалось, не настолько доверяем друг другу, как того хотелось бы нам обоим, — не раздумывая, ответила Нуала, мыслями возвращаясь к образу любимого брата, к вчерашнему вечеру и к моменту, когда он танцевал с ней, находился совсем близко.

Нуада игрался с ней, пугал сестру, желая продемонстрировать свои превосходство и власть, а она трепетала и пылала под его взглядом, не в силах оторваться и сбежать. Каждое прикосновение эльфа, каждый его жест вынуждал Нуалу буквально задыхаться от переполняющих ее чувств и эмоций, заставлявших внутренний огонь разгораться еще сильнее, окутывая и подчиняя все частички ее тела.

Фейри одновременно со стыдом и с волнением вспоминала, как приятны были ей властные и собственнические прикосновения брата, каждое из которых демонстрировало его неоспоримое господство над ней. Нуала более не могла ни о чем думать: мысли, словно ураган, проносились в голове, кружась и играясь, не давая принцессе ухватиться хотя бы за одну.

Фейри казалось, что теперь она просто не имеет права опровергать то, что брат имеет над ней абсолютную и беспредельную власть. Нуала думала о том, что пошла бы за Нуадой и в огонь, и воду, и в самые глубины преисподней, если бы он того пожелал: она просто не смогла бы поступить иначе.

— Принцесса, принцесса, — звала Миата, аккуратно дотрагиваясь до плеча госпожи. — Вы снова меня не слушали? — без тени обиды или разочарования спросила служанка, удивленно изгибая брови.

— Прости меня, Миата, но нет, не слышала. Я просто не могу не уходить в себя на некоторое время: у меня это стало чем-то вроде каждодневного обычая, — виновато ответила Нуала, пожимая плечами. — Миата, скажи, пожалуйста, где сейчас находится король?

— А, точно, я совсем забыла! — несильно ударив себя ладонью по лбу, обреченно проговорила Миата, резко встав с кровати. — Меня к Вам послал король и приказал предупредить Вас об ужине вместе с ним и принцем Акэлом этим вечером.

Внутри Нуалы будто что-то раскололось вдребезги, заставив ее вздрогнуть всем телом и неслышно сглотнуть образовавшийся в горле твердый и неприятный ком. Брат сам пожелал, чтобы она избегала общества принца, однако теперь целенаправленно звал ее отужинать вместе с ним и гостем.

От этой мысли Нуале стало неприятно: ей казалось, что Нуада просто хочет поиздеваться над ней, вновь проверить ее характер и границы собственной власти. Принцесса для брата была интересной и диковинной птицей, которую он изучал, которой наслаждался, однако которая не имела права вырваться из своей золотой клетки, будучи зависимой от хозяина.

Фейри не желала участвовать в подобных развлечениях Нуады, не желала быть для него подопытным грызунам, над которым проводят эксперименты, следя за его реакцией и поведением.

— Миата, передай королю… Передай моему брату, что я не желаю сегодня ужинать, так как дурно себя чувствую, — серьезным тоном проговорила Нуала, надевая маску строгой и гордой госпожи.

— Я не могу, Миледи, — растерянно ответила Миата, опустив голову. — Король предвидел этот ответ, а потому приказал в случае Вашего отказа силком привести Вас в столовую…

— Силком говоришь? — горько усмехнувшись, переспросила Нуала. — Неужели ты станешь против моей воли вести меня к королю и его гостю?

— Нет, я вряд ли смогу сделать что-то подобное, однако король Нуада сказал, что если Вы откажетесь от приглашения, то он сам придет к Вам… И, если понадобится, на руках донесет Вас до столовой и усадит за стол…

— Он правда так сказал? — удивленная подобным, спросила Нуала, с интересом смотря на служанку.

— Да, правда, однако его слова прозвучали далеко не так мягко, как их передала я, — ответила Миата, вспоминая состоявшийся утром разговор с королем.

— А могу я сама поговорить с бра… с королем Нуадой? — стараясь сохранить холодность и безразличие в голосе, спросила Нуала.

— Боюсь, что нет, так как король вместе с принцем Акэлом еще утром отправились на конную прогулку по окрестностям дворца, сказав, что к вечеру они вернутся, — быстро ответила Миата, с сожалением смотря на госпожу.

— На конную прогулку, значит… Что ж, если король требует, чтобы я явилась к ужину, то с моей стороны будет невежливо перечить его воле, — спокойно, с чувством собственного достоинства, проговорила Нуала, внутренне ненавидя себя за столь театральное и ненатуральное поведение, совсем несвойственное ее скромной и сдержанной натуре.