— Спасибо большое, Гейл. Ты хорошо постаралась, — с искренней признательностью произнесла Нуала.

— Это моя работа, Миледи, но я очень рада, что Вы довольны, — стараясь сохранять равнодушный тон, ответила Гейл, однако ее взгляд говорил куда красноречивее любых слов.

— Что ж, принцесса, Вы прекрасны, однако нам самим уже пора начать приготовления к сегодняшнему торжеству, поэтому если мы Вам более не нужны, то позвольте нам удалиться, — сказала Миата, радостно смотря на принцессу, удивляясь тому, насколько же она прекрасна.

— Конечно, идите. Огромное спасибо за вашу работу, — довольно ответила Нуала, с лица которой не сходила радостная девичья улыбка.

— Я обязательно приду к Вам через пару часов, — бросила напоследок Миата, стоя уже у двери, на что принцесса ответила понимающим кивком.

Когда же Нуала осталась одна в комнате, она в последний раз посмотрела на себя в зеркало и, нежно улыбаясь собственному отражению, подошла к книжному шкафу, беря с него небольшую книгу в красном переплете. Сев на край постели, принцесса открыла сборник стихотворений и, глубоко вздохнув, углубилась в чтение, которое должно было занять ее на ближайшие пару часов.

========== Глава 6. Часть 2. ==========

Нуала сидела на кровати, перелистывая страницы книги, с интересом скользя по неизвестным строчкам, заставлявшим ее губы непроизвольно растягиваться в легкой улыбке. Принцесса не знала, сколько уже времени провела за сим делом, будучи полностью погруженной в чтение, которое было одним из самых любимых ее занятий.

Наверное, больше книг Нуалу привлекала только верховая езда, заставлявшая сердце быстро биться, чувствуя бешеные порывы ветра, дарившие ощущение бесконечной свободы. Это было непередаваемо, а потому так притягательно для представительницы фейри.

Нуала вспоминала, как раньше, много-много лет назад, они с братом каждый день почти устраивали продолжительные скачки по девственно чистым полям, заставляя слуг, приставленных к ним, едва поспевать за юными наследниками. В такие моменты принцесса чувствовала себя самой свободной и сильной эльфийкой на свете, которой были подвластны и ветер, и солнце, и бесконечные просторы лугов.

Езда на лошади для Нуалы подобна полету, именно поэтому она так часто представляла себя гордым и властным орлом, стрелой разрезающим облака. Но всему положено заканчиваться, уходя в небытие и оставляя о себе лишь воспоминания. Так и верховой езде должен был придти конец, когда люди захватили все территории, заставив лесных свободных существ спрятаться под землю, как крысам в яму.

Однако еще до того момента Нуала перестала выезжать на столь любимые ранее прогулки, ведь родной брат бросил ее, уйдя в добровольное изгнание, а потому принцесса уже не видела смысла в том, чтобы заниматься дорогим сердцу занятием одной.

Через какое-то время Нуала нашла утешение в бесконечных книгах, сборниках поэзии, мифах и легендах, в которых прекрасные и благородные принцессы всегда обретали счастье со своими любимыми.

Читая эти истории, эльфийка улетела мыслями в тот день, когда и она, подобно героиням подобных сказок, встретит своего суженого, который завладеет ее мыслями и чувствами, которому она ответит согласием на его предложение руки и сердца.

Однако шли годы, десятилетия, столетия, а Нуала все так же была недоступна для многих значимых и благородных юношей, в которых она искала лишь недостатки, упуская из виду все их достоинства.

Фейри и теперь не могла сказать, почему так поступала, однако кое-какие предположения и догадки все-таки ютились в ее сердце: от них принцесса старалась избавиться, не позволяя себе даже развивать подобное, чтобы не грешить против Великого Создателя.

Теперь же Нуала понимала, что те мысли не являлись чем-то глупым и бессмысленным, наоборот, они прекрасно и правдиво объясняли причины ее постоянных отказов, а если быть точнее, то причину, которая крылась в Нуаде. Принцессе казалось, что именно из-за чувств к брату, которые, возможно, зародились в ее сердце уже давно, однако лишь недавно она позволила себе признать их существование, ей никак не хотелось связывать свою судьбу с кем бы то ни было еще.

Однако все это являлось лишь догадками, вразумительными и имеющими под собой почву, но все же догадками.

Так или иначе, теперь уже было поздно, что-то предполагать, заполняя свой разум догадками, посторонними мыслями и неуместными подозрениями по отношению к самой себе. Нуала более не желала искать зачатки и ростки собственных чувств к брату, ведь это было так же бесполезно и глупо, как и вовсе отрицать их.

Эльфийка постепенно начала смиряться со своими чувствами к Нуаде, понимая, что скрываться от них так же странно и неразумно, как прятаться от самой себя, желая закрыть свои разум и сердце от собственного же вмешательства.

Эта мысль вызвала у принцессы смешок, заставив ее непроизвольно прикрыть лицо книгой, однако через секунды фейри вновь погрузилась в чтение, про себя повторяя понравившиеся строки, желая запомнить их, впитать подобно плотной ткани, что впитывает капли вина.

Отвлек Нуалу от чтения непродолжительный стук в дверь, услышав который, она удивилась, думая, что уже прошло два часа, а потому Миата, как и обещала, должна была придти. Эльфийка вновь улыбнулась, предвкушая интересную и непринужденную беседу с простой сердцем и уютной служанкой, заставлявшей принцессу отвлекаться от тяжелых размышления и воспоминаний.

— Войдите, — радостно произнесла Нуала, желая побыстрее увидеть, какой же все-таки образ выбрала для себя Миата.

Однако, когда дверь тихо, почти бесшумно, и медленно открылась, на пороге появилась вовсе не веселая и общительная белокурая Миата, а высокий, одетый в красно-черное королевское одеяние, эльф — Нуада, голову которого венчала та самая злосчастная и проклятая золотая корона.

Увидев брата, Нуала резко вскочила с постели, чуть не вскрикнув и выронив от удивления и неожиданности книгу, которая негромко приземлилась страницами вниз на шкуру, покрывавшую пол. Глаза принцессы были полны смеси страха и безмерного удивления, однако в них читалось и еще одна эмоция, которую фейри старалась скрыть, — восхищение.

Нуала, как бы это глупо и наивно не звучало, была очарована своим братом, а потому не могла отвести взгляда от его статной фигуры, облаченной в багровый сюртук, от волос, струившихся по ткани, резко контрастируя с ней, и от этих янтарных глаз, что внимательно и с интересом разглядывали ее, завлекая в свои сети, заставляя безвольной куклой стоять на одном месте, испытывая смущение, ужас и волнительный трепет.

— Здравствуй, сестра моя, — с плохо скрываемой довольной и хищной ухмылкой сказал Нуада, наслаждаясь впечатлением, которое он произвел на принцессу.

— Ты, видимо, ждала кого-то другого, — медленно, растягивая слова, говорил Нуада, плавно и неторопливо подходя к сестре, буквально физически ощущая, как напряглась ее стройная фигура, как участилось сердцебиение и дыхание.

Эльфа приводили в восторг большие выразительные глаза Нуалы, в которых читались испуг, удивление и непонимание. Как же сильно он скучал по этому прекрасному, обворожительному и чистому взгляду, как же давно жаждал вновь его увидеть.

— Что же ты молчишь, Нуала? — подойдя вплотную к сестре, которую подобная близость заставила смущенно опустить голову, пряча залившиеся легким румянцем щеки, Нуада медленно наклонился, поднимая книгу, не отрывая при этом своих янтарных глаз от принцессы, не желая разрывать колдовских уз, что держали Нуалу на месте.

— Снова поэзия… В этом мире не меняются, похоже, две вещи: войны и твои предпочтения в литературе, — произнес эльф, все еще стоя слишком близко к Нуале, и отбросил книгу на шелковые простыни кровати.

Он нарочито растягивал слова, наслаждаясь каждой, даже малейшей, реакцией своей неподражаемой сестры. Нуада аккуратно обхватил пальцами подбородок принцессы, заставляя ее посмотреть на него: ему важно было видеть все ее эмоции и чувства, что отражались в столь прекрасных глазах, словно в зеркальной глади.