Подарков от фрицев она не принимала никогда. И Хельштром не был исключением из правил. Его любезность и ухаживания — подлая и мерзкая ловушка, созданная ради собственной забавы. Его напускное очарование и лицемерная доброжелательность — искусная маска, за которой скрывается настоящий дьявол. И пусть она будет проклята, если позволит Хельштрому сломить её… Если ей суждено будет пасть, умереть, Шошанна заберёт его с собой. Ничего, в аду найдётся место для них обоих.
Но её победа должна стать уверенной, триумфальной и незабываемой. И ради такой победы Шошанна готова пожертвовать единственным, что у неё осталось, — своей жизнью. О да, она умрёт, но заберёт с собой не один десяток фашистских тварей. И Хельштром не станет исключением. Более того, его гибель станет для Шошанны особой наградой.
Это станет достойным наказанием за все преступления, которые он уже совершил и которые не успел даже задумать… А Шошанна знала: Хельштром не отступится от своей цели, не откажется от заманчивой и такой желанной перспективы поиздеваться над ней, воспользовавшись сполна своей властью.
Ну и пускай. Шошанна «подарит» ему эту возможность. Вот только наказание, которое последует после, будет страшным. Мерзость Дитера Хельштрома сгорит вместе с ним в пламени её мести…
Шошанна протянула к огню последний цветок, помедлив лишь мгновения, прежде чем небрежно и презрительно бросить его на угли. Красные языки пламени в ту же секунду захлестнули его, подобно волнам. И вскоре от красивого и безмерно нежного цветка осталась лишь жалкая горстка пепла. И лишь когда это произошло, Шошанна позволила себе отвести взгляд от камина, удовлетворённо потерев ладони.
***
Шошанна знала, что в скором времени Дитер Хельштром вновь заявит о себе, но не думала, что это произойдёт так скоро. Но, похоже, собственные прихоти и низменные желания штурмбаннфюрер ставил выше приказов начальства. Хотя в этом Шошанна очень сомневалась: такой, как Хельштром, навряд ли стал бы пренебрегать непосредственными обязанностями ради забав. Не тот он человек. Да и Шошанна точно не относится к тем, ради которых готовы хоть чем-то «пожертвовать». В этом мире — новом мире — она стоит не больше грязи. И отношение к ней вполне соответствует её стоимости.
Однако, несмотря на это, Хельштром почему-то обратил свой лукавый и заинтересованный взгляд именно на неё. Правда, от осознания этого Шошанне не становилось лучше… Для неё подобное внимание штурмбаннфюрера было равнозначно пытке — долгой, искусной и в некотором роде мучительной.
Хельштром постучал лишь дважды по деревянной поверхности двери — громко, выразительно и уверенно. И Шошанна, чуть ли не подскочив на диване, неосознанно вжалась в мягкую спинку. Это был он — сомневаться не приходилось. Хельштрому было известно, где она живёт, более того, майор уже приходил сюда. Правда, не застал саму Шошанну (к превеликой радости последней). Теперь же Дрейфус была в ловушке: не открыть Хельштрому она не сможет, а сбежать или увернуться от его общества не получится. В этот раз уж точно не получится.
Тяжело сглотнув, Шошанна поднялась с дивана, плотнее запахнув халат и сильнее затянув длинный поясок. Стук не повторялся, однако Дрейфус знала, что штурмбаннфюрер никуда не ушёл — терпеливо ожидал её, наслаждаясь осознанием того, какой эффект произвёл его неожиданный визит.
Лишь секунды помедлив, чтобы собраться с силами и привести в порядок непослушное дыхание, Шошанна опустила щеколду и медленно приоткрыла дверь, сразу же зацепившись напряжённым и недоверчивым взглядом за серые пустые глаза Хельштрома, на дне которых, однако, горело недоброе пламя. Губы же майора были растянуты в фальшиво любезной улыбке.
— Добрый день, мадемуазель Мимьё, — расплывшись в ещё более хитрой и самодовольной улыбке, произнёс Хельштром, делая шаг вперёд, словно и не замечая красноречивого взгляда хозяйки квартиры.
— Я гостей не ждала, майор, — стараясь держаться достойно и уверенно, ответила вместо приветствия Шошанна.
Глупая и наивная попытка показаться более смелой и дерзкой, чем она есть на самом деле. Дитер, бесспорно, раскусил её сразу же, но не подавал виду: образ храбрящейся еврейки с суровым и полным скрытой злобы взглядом, сведёнными к переносице бровями и плотно сжатыми губами его немало забавлял. Недолго ей осталось играть эту роль…
— У меня есть особая привилегия. Я могу приходить тогда, когда посчитаю нужным, — неестественно спокойно, однако со всё той же фальшивой улыбкой произнёс Дитер, заходя в квартиру, вынуждая Шошанну отойти в сторону, неосознанно скрестив руки на груди.
Шошанна ничего не ответила, хотя на кончике языка вертелась пара-тройка «ласковых» слов, которые она с удовольствием запустила бы в Дитера, не принадлежи этот мир подобным ему и не будь известная ей реальность так несправедлива, жестока и безобразна. Не будь Хельштром штурмбаннфюрером с манией величия, убеждённым в собственной вседозволенности, Шошанна не позволила бы ему даже переступить порог. Но власть принадлежала таким, как Дитер Хельштром, а потому ей оставалось только с напускным смирением позволить ему войти в её скромную обитель.
Дитер с интересом и одновременно насмешкой осматривал комнаты, пока Шошанна, скрестив руки на груди и встав в защитную позу, нечитаемым и пустым взглядом обводила его стройную (даже худощавую) фигуру, облачённую в идеально выглаженную и чистую форму эсэсовца.
— Так вот где живёт владелица «Le Gamaar»… — Хельштром хотел, наверное, чтобы его голос прозвучал спокойно и задумчиво, однако Шошанна не могла не уловить в нём явную насмешку, даже издёвку.
— Как видите, — стараясь держаться от штурмбаннфюрера на максимально возможной дистанции, в тон ему ответила Шошанна, наблюдая за тем, как Хельштром мерной и уверенной походкой идёт в сторону дивана.
Окинув предмет мебели оценивающим взглядом и поразмыслив несколько мгновений, Хельштром небрежно опустился на потёртую поверхность, невольно скривив лицо от неприятного скрипа пружин. Взгляд майора, цепкий и напряжённый, медленно заскользил по убранству комнаты, пока не остановился на хрупкой и невысокой фигуре хозяйки квартиры. Казалось, Хельштром что-то пытался отыскать взглядом…
Однако, стоило ему посмотреть в сторону Шошанны, как губ его коснулась тень лукавой полуулыбки, а в серых глазах зажёгся и почти сразу погас хитрый и недобрый огонёк. От столь резкой перемены Дрейфус даже сглотнула, почувствовав себя полностью обнажённой, открытой и беззащитной под цепким взглядом немца. Унизительное и мерзкое чувство…
— Полагаю, вы получили мой скромный подарок, мадемуазель Мимьё? — наконец заговорил Хельштром, и Шошанна неосознанно вздрогнула.
Интонация немца менялась быстро и неожиданно, что не могло не напрягать. Издевательская же привычка Хельштрома делать акцент на её фальшивом (как, впрочем, и вся её нынешняя жизнь) имени нервировала и злила.
— Да, получила, — с напускным равнодушием ответила Шошанна, отступая от дивана, на котором расположился немец, на два шага, словно готовясь к возможному бегству.
Сказать, что Шошанне было страшно, значило не сказать ровным счётом ничего. Она была в ужасе. Всё её тело, казалось, окутала холодная дрожь, а язык сковало невидимой и противоестественной силой. Девушка понимала, что правда, которая вот-вот откроется Хельштрому, разозлит его не на шутку. Что же произойдёт в этом случае, Шошанна даже думать не хотела.
Она не была наивной дурочкой, живущей в мире детских фантазий о рыцаре на белом коне, что совершает подвиги, убивает дракона, спасает принцессу, а только потом, преклонив колено перед возлюбленной, просит её руку и сердце. Шошанна понимала, с какой целью пришёл Хельштром.
— И как он вам? Надеюсь, понравился, — расплывшись в самой очаровательной из своих улыбок, спросил Дитер Хельштром, попутно щёлкая зажигалкой и делая долгую затяжку.
— Я его сожгла… — Шошанна молчала всего пару секунд, однако ей показалось, что даже их будет достаточно, чтобы сердце разорвалось на куски.
