Спешно облизнув сухие губы, Шошанна стала совершать ритмичные, уверенные и быстрые движения — то приподнимая бёдра, то вновь насаживаясь на член, стараясь вбирать его в себя полностью. При этом она ни на секунду не убирала ладонь с шеи немца, наоборот, сильнее впивалась в неё пальцами, словно желая задушить его.
Раскачивая бёдрами в такт каждому своему движению, Шошанна из-под полуопущенных век смотрела на лежащего под ней Хельштрома, внутренне наслаждаясь тем, как он морщится и хрипло дышит, не в силах сделать полноценного вдоха. Его всегда бледные скулы теперь горели, а взгляд — всегда пронзительный, холодный и надменный — теперь метался из стороны в сторону. Тонкие же губы майора, так часто растянутые в насмешливом или хищном оскале, в этот момент жадно хватали воздух.
Он был прекрасен в этот момент. Воистину чудесное зрелище.
Стиснув ладонь на горле Хельштрома настолько сильно, насколько это было возможно, она вынудила его хрипло простонать, почти в ту же секунду разразившись кашлем. Казалось, ещё немного, и ему действительно поплохеет. По крайней мере, по тому, как Хельштром жадно хватал ртом воздух, закатывая глаза, было видно, что он на грани… Но почему тогда он её не останавливал? Почему не пытался прекратить это? Или штурмбаннфюрер, как и она, любил пожёстче и погрубее?
Неожиданная мысль заставила Шошанну ускориться. Чуть ослабив хватку на мужской шее, она резко и быстро насаживалась на возбуждённую плоть, доводя и себя, и Хельштрома до оргазма, вынуждая его издавать слабые стоны, неосознанно цепляясь за неё ладонями, словно не желая провалиться в темноту.
Когда же Хельштром хрипло и глухо простонал, дёрнувшись ей навстречу, Шошанне понадобилась совсем немного, чтобы последовать за ним. Наконец ослабив хватку на его шее, она обессиленно опустилась на другую часть кровати, позволив штурмбаннфюреру откашляться и набрать в лёгкие столь желанного и необходимого кислорода.
Сквозь туманную пелену она наблюдала за тем, как он, согнувшись чуть ли не в три погибели, пытался откашляться и привести в порядок сбившееся дыхание. Ладонью Дитер то и дело водил по раскрасневшемуся и расцарапанному горлу, пока его худые плечи рвано вздымались от каждого вдоха.
В какой-то момент Шошанне показалось, что немец ни за что не простит ей подобного. Внутренне она была готова к какому-нибудь резкому порыву с его стороны: крикам, ругательствам, удару, пощёчине, даже пистолету, приставленному прямо к её виску… Однако Хельштром удивил Дрейфус своей реакцией на её слишком уж опасную забаву, а точнее, отсутствием оной.
Откашлявшись и прочистив горло, он потянулся к оставленным у самой кровати брюкам и, выудив из кармана пачку сигарет и зажигалку, закурил, устремив бесцветный взгляд в стену. Шошанна едва подавила нервный смешок: поведение штурмбаннфюрера было ей непонятно. Только недавно он наотмашь ударил её, стоило ему только узнать о выброшенном букете, а потом и вовсе изнасиловал, решив красноречиво продемонстрировать ей её место. А сейчас, когда она чуть не задушила его (хотя, признаться честно, Шошанна сильно сомневалась, что у неё получилось бы), он вёл себя так, словно ничего не произошло. Даже слова ей не сказал…
— Я уж думала, что в этот раз одной пощёчиной не отделаюсь, — с притворным безразличием произнесла Шошанна и перевернулась на живот, желая видеть лицо Хельштрома.
Дитер, однако ж, в ответ на её слова лишь удивлённо повёл бровью, сделав новую затяжку. Он молчал подозрительно долго, потирая пальцами оставленные на его шее царапины, и Шошанна уже подумала, что её полное сокрытой иронии замечание будет проигнорировано.
— Твоё лицо мне ещё понадобится чистым и нетронутым, — наконец произнёс Хельштром и, наклонившись к Шошанне, сжал пальцами её лицо, выдохнув струйку табачного дыма.
От едкого табачного запаха, коснувшегося ноздрей, Шошанна недовольно скривила лицо и попыталась отвернуться, однако Хельштром не позволил и, чуть сильнее сжав пальцы, уверенно и по-собственнически поцеловал её, оставив на губах привкус сигарет.
Его слова немало удивили Дрейфус, даже сбили с толку, заставив задуматься над тем, какие ещё планы на неё были у этого немца?
========== Глава 4. Вечер, виски и два человека, запутавшиеся в собственных чувствах ==========
День у Шошанны не задался с самого начала: не успела она войти в кинотеатр, как на пороге объявился тот, кого она меньше всего хотела бы видеть, — Фредерик Цоллер. Молодой герой СС вызывал восхищение у многих юных и глупых донельзя девушек, расплывающихся в приторных улыбках при одном только взгляде на них рядового. Сам Фредерик, казалось, и не понимал до конца, чем заслужил такое внимание. Точнее, делал вид, что не понимал. Но Шошанна, несмотря на то, что Цоллер продолжал строить из себя простака, была уверена, что он не так прост, как кажется.
Как бы странно это ни звучало, но Фредерик Цоллер казался Шошанне ещё более лицемерным и лживым человеком, чем штурмбаннфюрер Дитер Хельштром. Тот хотя бы не скрывал свою гнилую сущность. Рядовой же выглядел и вёл себя так, что можно было подумать, что он неплохой человек и добрый малый, которого просто одурачили ложными идеями. Но это было отнюдь не так… Несмотря на свою внешность и обходительное поведение, Цоллер оставался хладнокровным убийцей и своего рода зверем. И сколько бы он ни улыбался и ни пытался произвести благоприятное впечатление, Шошанна видела сокрытую в глубине его души гниль.
Шошанна встретила Цоллера суровым и недовольным взглядом, который тот будто бы и не заметил. А может, и заметил, но не придал ему значения. Как бы то ни было, Шошанна считала, что его неожиданный визит был более чем неуместен.
— Доброе утро, Эммануэль… — с улыбкой ребёнка начал было Фредерик, однако Шошанна прервала его, нисколько не заботясь о том, как это выглядит со стороны.
— Что вам нужно, Фредерик? — сухо спросила Дрейфус, нахмурившись и скрестив руки на груди.
— Просто захотел увидеться, — неопределённо пожав плечами, ответил Цоллер и, секунду подумав, добавил: — Завтра у Вас важный день.
«Ты даже не представляешь, насколько…» — подумала Шошанна, но вслух произнесла другое:
— Я всего лишь предоставила кинотеатр… Это на вас будут устремлены все взгляды завтра вечером.
В словах Шошанны не было фальши или иронии — она не врала, говоря о том, что следующим вечером всё внимание присутствующих будет приковано к молодому герою СС. На неё же если кто и посмотрит, то только по двум причинам: мужчины — чтобы оценить внешний вид незнакомой им владелицы кинотеатра, а женщины — чтобы убедиться, что она не затмевает их. Шошанну сей факт нисколько не удручал, наоборот, радовал. Ведь, оставаясь тенью, она не будет привлекать к своей персоне лишнее внимание.
— Да, завтра важный день… — задумчиво и, казалось, несколько смущённо ответил Цоллер, и Шошанна едва сдержалась, чтобы не закатить глаза.
— Конечно, — растянув губы в неестественной улыбке, ответила Шошанна и, нетерпеливо осмотревшись по сторонам, добавила: — Извините, Фредерик, но мне нужно готовиться к завтрашнему вечеру. Всё-таки сюда прибудут важные люди — я хочу быть во всеоружии.
— О, само собой, — растерянно улыбнувшись и неуклюже отступив от Шошанны, задев при этом дверь, произнёс Цоллер. — У Вас, должно быть, много дел…
— Это так, — сухо ответила Шошанна, вновь не дав рядовому договорить.
Фредерик Цоллер раздражал Дрейфус до зубовного скрежета. Его неуклюжее поведение, неловкие движения, несобранная и скованная речь — всё это в равной степени ненавидела девушка. Шошанна нисколько не верила в его искренность. Но меньше всего она верила в то, что такой, как Фредерик Цоллер, способен испытывать даже симпатию, не говоря уже о любви. Ведь, каким бы доброжелательным и обаятельным ни выглядел этот человек, в душе его скрывался настоящий монстр — безжалостный и жестокий. Немцы называли Цоллера героем, своим достоянием, Шошанна же видела в нём лишь убийцу.
— Значит, мне стоит уйти? — неуверенно спросил Фредерик, всем видом показывая, насколько претит ему подобная мысль.
