Айэ Алийерэ заменила ему и отца, и мать в то время, как настоящий его отец был далеко, а настоящая мать – ещё дальше, в Нигде. Наследник Тьмы был благодарен приёмной сестре, как никому на этих Небесах.

– Иначе нельзя, – со вздохом проговорил он, опираясь щекой на ладонь. – Но, когда я займу престол, станет можно.

Айэ поглядела на него, думая о чём-то своём.

– Не рано ли говорить о престоле? – спросила она, помолчав. – Отец наш жив и здравствует, не стоит тебе даже в мечтах воображать те времена, когда его не будет с нами. Луна подарит нашему отцу и повелителю ещё долгие-долгие годы властвования. Луна проведёт его к… нашей цели.

– Да, конечно, – послушно отозвался Анэйэ. – Я ничего не имел в виду. Луна хранит отца, а он хранит её. И да сбудется наша славная цель в самом скором времени.

– Тьма с нами.

При мысли о «цели» наследник ощутил лёгкое смущение, как всегда.

Не из-за того, что он не верил в неё. Ему с детства о ней твердили так часто, что в возрасте двух лет, не в силах произнести букву «р», он зато мог громко и чётко сказать: «Настанет по(р)а, когда у(рр)айо будут п(р)авить всем ми(р)ом!» Отец и сестра были одержимы этим тезисом, и оба они часто говорили: «Расти большим и сильным, юный повелитель Тьмы, не волнуйся ни о чём, а мы поставим мир перед тобой на колени». Для Анэйэ мысль о том, что, хотя сейчас Тёмное Небо переживает не лучшие времена, впереди его ждёт мировое господство, была привычной. Она не подвергалась ни малейшему сомнению в детской его голове. Повелитель Тьмы, покоритель Света, Камня, Огня и Воды, Анэйэ Уррэйва… Звучало красиво. Конечно, сперва будет править отец, но потом, рано или поздно, настанет его очередь. Он был готов долго ждать.

Анэйэ ждал и готовился всю свою жизнь. И для него уже наступил тот возраст, когда ребёнок, не отвергая старых истин, впитанных с молоком, уже начинает задавать им вопросы. Только Анэйэ своих вопросов не задавал вслух, потому что таким уж человеком родился.

Отец ушёл четыре года назад. Алийерэ говорила: «Он ушёл, чтобы возвести постамент для памятника наших завоеваний». «А почему нам приходится возводить постаменты и завоёвывать, в то время как эвелламе Создатель не обделил ни властью, ни уважением?» – думал Анэйэ, ничего не говоря.

На Тёмных Небесах низшие уррайо каждый год на исходе лета собирали мех кудровенов и приносили его в жертву матери-Луне, чтобы следующий год был темнее и удачнее. Но всё, что давала им матерь, – новые и новые звёзды… «Почему?» – думал Анэйэ, с улыбкой рассматривая полуразваленные поместья на проплывающих мимо облаках, под стенами которых шныряли вечно голодные люди в изорванной одежде и с худыми, как палки, руками. Он знал, что величие его родины давно истлело. И страна его несчастна – несчастны и бедняки, и знать.

«Когда отец станет правителем всего мира, ты будешь его верховным полководцем, а твои доспехи, твой меч и ошейник твоего льва будут самыми роскошными на Небесах и в Поднебесье», – с такими словами Алийерэ покидала его ранним утром, провожая ко сну. «Десять лет ты говоришь мне это, – думал Анэйэ, – но у меня нет ни ошейника, ни льва».

Он не сомневался в айэ Алийерэ, в отце и в Цели, просто удивлялся, почему судьба обошлась с ними так несправедливо.

Вот бы поговорить с Создателем и задать ему все эти вопросы!

– Он должен вернуться сегодня утром или завтра вечером, – сказала айэ Алийерэ, глядя в глаза Анэйэ. – Скорее второе. Как встретишь его?

– С почтением, – ответил Анэйэ. – Расскажу ему обо всём, что узнал от тебя. Попрошу его возвести тебя в ранг наставника всех предметов вместо Нериани, Эмено и остальных мерзавцев.

Айэ Алийерэ улыбнулась, но произнесла строго:

– Побольше почтения к достопочтенным господам, обучающим тебя, айле Анэйэ. Что же. Надеюсь, ты не ударишь в грязь лицом. Впрочем… – когда она заговорила спустя небольшую паузу, на душе Анэйэ стало тяжко, – … что ты ему скажешь о том случае с дверью?

– Я ничего ему не скажу, – тихо сказал наследник. Сердце его слегка сдавило от прилива вязкого страха, он сжал руками комок снега так, что тот растаял за несколько мгновений.

– Обманешь отца?

– Не обману. Просто не скажу.

Айэ Алийерэ не стала его осуждать, только произнесла негромко:

– Как хочешь. Я не стану сама ему говорить. Веришь мне? Если не хочешь, чтобы он знал, то и я ничего не скажу.

– Верю, – искренне проговорил Анэйэ. – Не говори ему. Пожалуйста. И никому.

Случай с дверью был… воистину самым кошмарным за всю его жизнь. И он предпочитал о нём не вспоминать.

– А что до твоих успехов в изучении истории? – подняла айэ Алийерэ менее щекотливую тему. Холодный свет резко очерчивал её тонкие черты лица, превращая глаза в чёрные провалы. – И твои глупые вопросы, которыми ты успел замучить всех наставников?

Анэйэ широко улыбнулся.

– Не я их мучаю, а они меня. Они не дают ответов на мои вопросы, хотя в том и суть наставника – отвечать, когда спрашивают. А моя задача – искать ответы. Вот ты, айэ Алийерэ, ты-то всегда отвечаешь на все мои вопросы.

– Да? – чёрные губы старшей ученицы слабо изогнулись в подобии улыбки. – По-моему, мне достаточно часто приходится напоминать тебе, что ты слишком увлекаешься в своих поисках истины, которой, быть может, и вовсе не существует.

– И всё же ты меня одёргиваешь, желая мне добра, а наставники – потому что они не соображают ничего и по природе своей гнусные создания, – Анэйэ вспомнил про Эррамуэ и ещё шире улыбнулся. – Спрашивай построже с Эррамуэ, когда придёт время. Он меня сегодня разозлил.

– Разозлил? – подняла брови айэ Алийерэ. – Чем же он посмел тебя разозлить?

– Я для него делал сегодня кое-что. Меня это утомило.

Вообще-то это был жест доброй воли Анэйэ, – ведь он сам предложил другу помощь для Эламоно. Однако потом Эррамуэ слишком резко отвечал своему господину. «Не говори о том, о чём не знаешь и чего не видел, мой царственный брат», – сказал он, и это не были речи риндо. Анэйэ успел пожалеть о том, что сначала попытался заступиться за друга перед айэ. Наверное, Эррамуэ снова забыл, что, пусть он и старше Анэйэ, однако не его отец – Властелин Небес. Пусть отдувается за надменность перед Алийерэ. Подумав о своём сокрытом возмездии, Анэйэ почувствовал себя хорошо.

– А об отце не волнуйся, милая айэ, – спокойно и важно сказал мальчик. – Я готов произвести на него впечатление.

Его клонило в сон – от внутреннего волнения, скрываемого так тщательно, как не каждая девица скрывает от подруг имя избранника. Он лёг спать рано, ещё когда ночь царила в Небесах, и во сне сражался с Создателем и побеждал.

Жизнь невероятно тяжела, когда никто из взрослых не желает тебя понимать.

Отец, всегда в добром расположении духа, всегда улыбающийся, всегда готовый помочь с тренировкой и в разборках с младшей сестрой, стоило признаться ему, сказать правду – начал смеяться, тряся объёмным животом под суконной домашней рубахой, и с отвратительною насмешкой, не по-отцовски, приговаривать: «Когда это мой мальчик успел заделаться в сказители? В княжеском замке ты бы обязательно пригодился со своим мастерством сплетать небылицы! Разве небопочитатели не к нам заходят утречком на каждое полнолуние, ограждая дом как раз от таких гостей?»

О матери и говорить нечего. Стейя Ринетта, отстранённая, прохладная и надменная, как звёздный купол, никогда особо и не интересовалась делами сына. Ей он даже не пробовал рассказать. Отцу пытался довериться – но отец сам первый спрашивал: «Почему у моего мальчика такие гигантские чёрные омуты под глазами? Всю ночь чертей ловил сачками?» А потом смеялся, не верил. Если уж отец не мог ему поверить, то мать не стала бы даже выслушивать до конца.

Младшая сестрица Ольтена была неугомонной пятилеткой. То время, что она не проводила в глупых играх с дочерями богатых вельмож округи, Ольтена отдавала лишь одному занятию: порче братовой жизни. Он был бы не прочь поболтать с ней по душам, вот только она на это вряд ли была способна. Если Ольтена сидела больше пяти минут, не разорвав ни одной книги и не испоганив ни одного платья (платьев у неё было много и все, несомненно, высшего качества), ей становилось очень плохо, и она торопилась удовлетворить свои естественные потребности.