Наследник хорошо знал то, что обязан был делать в момент долгожданной встречи. Он услышал шаги отца – «хрусть-хрусть-хрусть» по снегу, быстрые, но тяжёлые.

Он не поднимал головы, пока не почувствовал, как огромная рука легла на его левое плечо.

– Посмотри на меня, – низко проговорил отец. Его голос напомнил о чёрном дыме, клубящемся зимними ночами из труб домов твердынских крестьян – бархатный и густой. Анэйэ покорно выпрямился и поднял голову.

Синие глаза отца сверкнули, он улыбнулся. А затем – отступил на шаг.

– Посмотри на меня! – его крик, подобно львиному рыку, объял всё облачное поле перед замком, через уши проник в самое нутро каждого из присутствовавших, и, перепуганные его громоподобным рёвом, синички бесчисленными стаями взмыли вверх. – Посмотри на меня, народ Тьмы!

И уррайо подняли головы, а лучи их взоров соединились в одной точке – у пылающих синим безумных костров глаз Тёмного Повелителя.

– Я здесь! – воскликнул отец. – Дети мои, я вернулся! Со мной – наша победа! Со мной – Лунное ликование! Со мной – господство над тремя мирами!

– Эйа-ха! – Тёмная столица взорвалась многосотенным воем, и встревоженные львы вплели рокот своих песен в этот дружный триумф чистого восторга. – Эйа Тёмному Повелителю!

Если их было слышно с Тверди, то Анэйэ стало жалко земных жителей. Это новолуние запомнится им надолго. Возможно, сейчас они, в недоумении или страхе задирая головы, перепуганные далёким гулом величайшего празднества Тьмы, даже не понимают, что последует за этим бесовским торжеством. Они не подозревают, кому покорятся и как скоро это произойдёт.

Не дав отгреметь приветственному воплю в свою честь, Нерайэ Уррэйва, широко разведя руки, положил одну ладонь на голову Властелину, второй – махнул стоящему за Эррамуэ Айери Лэйо.

– Ты обещал, что будут барабаны, мой брат? – спросил он громко. Анэйэ отметил, что борода отца стала гораздо длиннее и гуще с пор последней их встречи – улыбка-оскал его едва сверкнула под пышными чёрными усами. – Так что же, пусть все наши миры содрогнутся!

Айери Лэйо, ухмыльнувшись тенью своего повелителя, обернулся к замку:

– Пляска бесов, братья!

Его крик передали несколько уррайо, и не прошло и минуты, как из чёрной пасти главной арки донёсся отдалённый ритмичный бой. Музыканты, с барабанами, гуслями и свирелями из призрачного дерева, трещотками и домрами, шагая стройными рядами, змеились из замка, наполняя ночь жутковатыми переливами, визгами и низким рыком тёмной музыки, от которой сердце вздрагивало и сквозь плоть пробегал кусачий холодок.

– С церемониями покончено. Позвольте себе немного веселья, дети мои! – Нерайэ Уррэйва в одно движение оказался вновь на загривке своего льва, и зверь устало взревел, мечтая о награде за свои труды в виде свежей козерожьей печёнки. – В эту ночь не отказывайте себе ни в чём! Брат Айери?

– Всё готово, мой повелитель, – отвечал отец Эррамуэ. – Выносите яства и мёртвые сердца!

Была середина часа Бесов.

Пир народа Тьмы грянул в ночном Небе, как внезапный ураган среди солнечного летнего дня. Синицы в панике мельтешили тут и там, не в силах противиться зову Луны, взмывали вверх и, не достигнув материнского брюха, падали к облаку, сложив крылышки. Львы ревели, сражались друг с другом за свежие кости. Изящные танцовщицы с чёрными лентами в длинных пальцах, как резвящиеся пантеры, мелькали со стремительной, но текучей грацией между узких лёгких столиков, которые слуги-уррайо вытащили из замка на подлунную снежную поляну. Музыка гремела и визжала, хрипела и трескалась в воздухе спотыкающимися секундами. Сумасшедшие певцы, сведённые с ума Краем, каждый из которых знал только одну песню, рвали глотки под столами. Пастухи Небесных стад и солдаты, странники, жрецы и мелли ели за одними и теми же столами одни и те же блюда, пили из одних сосудов и смеялись одним шуткам. Ничто так не роднит народ, как общая беда, общие невзгоды, общая надежда.

Анэйэ знал, что Айери Лэйо не один год готовился для того, чтобы достойно провести этот пир. Отец Эррамуэ проводил часы, обсуждая с советниками песни, которые должны исполнить музыканты, порядок блюд, которые будут поданы в этот день, количество столов и стульев, которые необходимо подготовить для празднества. Не он один – всё Тёмное Небо так ждало этой ночи. Сейчас все они были счастливы. Нерайэ Уррэйва не говорил ни слова о том, что он нашёл в своих странствиях. Не говорил о планах, о грядущих войнах, о том, что весь народ обязан сплотиться перед тем, как нанести один-единственный решающий удар по Свету и забрать себе бразды правления и благополучия. Они и так всё знали. У них была одна цель, одна мечта. Одна на всё Небо.

Мечта о том, чтобы зло восторжествовало, конечно же.

Анэйэ улыбался, когда думал про это. «Мы зло во плоти, – думал он. – Величайшее зло в мире. Пройдёт время, и я стану острием нашего клинка беспросветного чёрного зла».

Он не любил шума и плясок, не любил эту диковатую музыку, потому что от неё у него начинала болеть голова, побаивался безумных певцов. Но ему нравилось принадлежать к своему народу в эти мгновения. Отец говорил не с ним, а с Айери Лэйо, Мейорэ Иллийно и другими тёмными военачальниками, но Анэйэ мог слышать все их слова, поскольку занимал на узком столике место слева от отца. Он слушал и наблюдал, и улыбался.

Айэ Алийерэ подошла поприветствовать отца. Лента скрывала её лицо, и тёмные глаза на белой коже блестели живым мраком.

– Отец мой, – проговорила она низко, склоняясь. – Ваш приёмный сын рад нашей встрече. Да будет Ваше правление долгим.

– Алиле, – усмехнулся отец. – К чему такая официальность, скажи на милость? Ты подрос. Выпрямись. Взгляни на меня!

Айэ Алийерэ выпрямилась и прикрыла глаза, не в силах выдержать прищуренного отцовского взгляда.

– Ха! И впрямь подрос. Но голос совсем не изменился. И манеры. А ну! – никто не ожидал, что его клинок вылетит из ножен. Уррайо ахнули, кто – подпрыгивая на месте, кто – летя со стула. Отцовский меч Триедин, ночь, заключённая в сталь, направился прямо к горлу его приёмной дочери. Анэйэ широко распахнул глаза. Он увидел, как, едва заметно вздрогнув, айэ Алийерэ опустила правую руку молниеносным движением, а через мгновение её волнорез уже блокировал лезвие Триедина, которое замерло в нескольких крысиных хвостах от замотанного в чёрный шёлк горла девушки. Тонкая, но сильная рука, сжимавшая рукоять волнореза, дрожала от напряжения, но Нерайэ Уррэйва и не думал убирать меча. Он медленно встал, весь свой вес отдавая оружию, не отводя глаз от лица приёмной дочери. Наконец, не выдержав напряжения, айэ Алийерэ сдалась, выпуская меч из рук и отдавая свою жизнь в руки отцу. Не встречая больше сопротивления, Триедин ринулся вперёд – и, не пролив и капли крови девушки, чёрным крылом метнулся назад, к своему хозяину. Нерайэ Уррэйва поклонился дочери, со звоном пряча клинок в ножны. Та повторила его движение.

– Молодец, Алиле, – вскинув голову, кивнул отец. – Достойный сын своего народа!

– Рад служить, – с некоторой отрывистостью ответила айэ Алийерэ, опустилась на колени, подобрала свой волнорез, развернулась и исчезла в ночи.

Анэйэ был восхищён её стойкостью и тем, как отец воскликнул, снова садясь на стул:

– Таким должен быть каждый уррайо. Всегда готовым к бою! Всегда готовым умереть, – он расхохотался, только сейчас обращая внимание на тех людей, кто повалился со своих стульев, испугавшись внезапности произошедшей между отцом и дочерью короткой схватки. Теперь они неловко поднимались и улыбались вслед удаляющейся девушке, кто с восторгом, кто с благоговением. – Куда вам всем до моего Алиле? Берите же с него пример! Брат Айери, – обратился он к своему товарищу. Тот сидел, облокотившись ладонями на широко раздвинутые колени, и ухмылялся, щурясь. – Твой сын был айле моего Алиле?

– Как Вы и хотели, мой Тёмный повелитель, Эррамуэ учился вместе с наследником Анэйэ, – подтвердил Айери Лэйо. – Алийерэ был наставником для них обоих. Насколько я могу судить, мой Тёмный повелитель, неплохим наставником. И я, и Эррамуэ отблагодарим по праву Вашу семью за то, что вы сделали для нас. Даю обет перед Луноматерью, – он приложил левую руку к сердцу.