И получает один и тот же ответ.
Не надоело ему ещё? Или так и не понял, что я не горю желанием связывать с ним свою жизнь?
Ладно хоть не пристаёт. Потому что я совершенно не представляю, что делать в таком случае.
Я всё так же куковала в башне, где познакомилась с этим «милым» сбрендившим дедом.
А ещё я находилась под действием заклятия. И, как мне позже по доброте душевной кое-кто объяснил, оно избавило меня от всех естественных человеческих потребностей. Мне не было холодно или жарко, я не хотела есть и пить, мне не требовались тренировки для поддержания себя в форме… душ, прачечная — всё это не было нужным из-за заклятия. Даже макияж не потёк от рыданий, которые однажды всё-таки прорвались, когда меня накрыло осознание моего незавидного положения.
Костюм тоже не пачкался, когда я садилась на давно не мытый пол. В каком состоянии я сюда попала, в таком и находилась до сих пор. Магия!
Хоть какой-то от неё толк…
Часы на другой башне пробили полночь. По телу прошла дрожь — заклятие снова спадало.
Опустилась на пол. Сидеть было не холодно, костюм — не жалко. Всё равно казённое. Да он и не портился, а в родной мир и театр я уже не попаду, если верить Мартынко.
Кстати, где эту змею носит? У меня тут всего около часа на разговоры есть, а она куда-то усвистала, нехорошая такая. Ей же самой тут тошно без общения часами сидеть, а мне не так много времени даётся, чтобы побыть собой. Разве час раз в сутки — это много?
Вообще, скажи мне кто во время нашего с Мартынко знакомства, что потом я буду искренне ждать её появления, я бы только посмеялась, но…
Как-то мысли сами собой перекочевали на нашу с Мартынко встречу.
Криво усмехнулась, предавшись воспоминаниям.
Это случилось в такой насыщенный на события первый день моего пребывания в этом мире.
После ухода Босхафта я несколько часов смотрела в стену и думала, как же сильно попала и насколько забористым будет лечение, когда услышала странный шелест и шипение.
И как же сильно я испугалась, когда почувствовала, что по мне что-то ползёт. Что-то холодное и чешуйчатое. А когда я увидела, что это змея, завизжала.
Вернее, попробовала, но… не вышло. Тело меня не слушалось от слова «совсем».
А вокруг моей шеи методично, устраиваясь поудобнее, обвивалась змея. ЗМЕЯ!
Страшно, между прочим.
А в каком шоке я была, когда она заговорила вполне себе человеческим голосом и стала рассуждать о своей нелёгкой судьбе…
Честное слово, могла бы — упала. Сначала от того, что на мне сидит говорящая змея, потом от того, что она рассказывала.
Оказалось, что она была младшей принцессой в одном из завоёванных Босхафтом государств. Ну, тогда они, разумеется, были свободны, подчинялись своему собственному монарху, но да не суть.
Когда Босхафт только подступился к их замку, отец моей вынужденной приятельницы предложил ему на откуп любую из дочерей — добрый и любящий папочка, правда? Нет, я как бы понимаю, что политика, туда-сюда, но всё равно для меня это дико звучит: жизнь молодой девушки в обмен на свободу маленького королевства. И Босхафт выбрал младшую из королевских дочек. Самая красивая, милая и всё такое… Ей было двадцать, ему — слегка за сорок. Естественно, Мартынко в восторг от такой сделки не пришла и, когда её всё-таки доставили не без потерь со стороны гвардии её отца в замок к Босхафту, выразила рьяный протест, высказав тому в лицо всё, что думает о ситуации, за что её навсегда обратили в змейку. Небольшую голубую ядовитую змейку.
А то королевство Босхафт всё равно захватил. Послал туда нечисть ещё тогда, когда принцесса из ворот родного замка едва выехала, так что она в любом случае стала бы его пленницей. Днём раньше, днём позже — какая разница?
Вот так и доверяй договорённостям, скреплённым только лишь подписями без магического заверения…
Обо всём этом она рассуждала, вальяжно развалившись у меня на плечах, а когда часы пробили полночь и заклятие с меня временно спало, она, осознав, что я «ожила», шарахнулась от меня едва ли не больше, чем я от неё.
Но я-то за день попривыкла к тому, что змея сидит у меня на плечах и ведёт беседы сама с собой: обошлось даже без визгов с моей стороны. А вот Мартынко совершенно не ожидала такого развития событий.
Кое-как удержав равновесие, опустилась на холодный пол — я тогда ещё не приспособилась к резкому «выходу» в нормальное состояние.
А ещё я уговаривала себя, что скоро всё закончится, что мне вот-вот сделают какой-нибудь волшебный укольчик в больнице, куда меня обязательно должны были уже доставить после того, как я потеряла сознание на спектакле. У нас очень ответственное руководство и достаточно доброжелательный коллектив, они меня не оставят дожидаться конца спектакля.
А так как уговаривала я себя вслух, то Мартынко всё это слышала.
— Дура ш-штоли? — прошипела она. — Какой укольщ-щик? Ты в плену у Бос-схафта!
— Можно подумать, мне это о чём-нибудь говорит, — огрызнулась я тогда.
— Откуда ты такая взялас-сь, ш-што не с-слыш-шала об этом щ-щудовищ-ще?
— Из театры.
Всегда так отвечаю на вопросы, начинающиеся со слов «откуда ты такая», даже если этот ненавистный вопрос задаёт глюк. Привычка-с.
— Актрис-са ш-што ли? — она заинтересованно подалась вперёд.
— Балерина, — а я наоборот не имела желания разговаривать, поэтому попыталась ограничиться односложным ответом.
Но от меня не отстали. Пришлось рассказывать своему, как я тогда считала, глюку, чем я занимаюсь и зачем. В очередной раз задалась вопросом, почему мой глюк, порождённый моим же сознанием, не знает обо мне ровным счётом ничего.
Она меня раздражала своими бесконечными вопросами и уточнениями, тихим шипением и алчным блеском в глазах, но в конечном итоге от неё же я получила много полезной информации.
А уж как мы пришли к выводу, что я одна из тех, кого так любят воспевать современные писательницы, то бишь попаданок…
— Издалече ш-што ль? У нас-с такого театра, где только танцуют, отродяс-сь не бывало… Бос-схафт — главный з-злодей Центрального континента, ес-сли ты не в курс-се. З-захватывает вс-сех, до кого может дотянутьс-ся. Захватил, ес-сли быть тощ-щной. Эльфы только пока держатс-ся, но и это ненадолго. Хотя… когда-нибудь это щ-щудовищ-ще умрёт. А уш-шас-стые заразы живут до-олго, так что прос-сто держат глухую оборону.
Она ненадолго перестала шипеть. Судя по всему, Мартынко была тут уже очень давно, ей явно не хватало общения, а я оказалась первым собеседником за… сколько лет? Она так и не сказала, когда сюда попала.
— С-слушай, я так давно з-здес-сь нахожус-сь! Рас-скажи, что во внеш-шнем мире проис-сходит! — вскинулась змея.
Эм…
— Ну у нас недавно закончился карантин, — осторожно ответила я.
— Какой карантин?
— Ковидный. Коронавирус у нас.
— Ш-што это?
— Вирус, очевидно же, — коротко ответила я, прислушиваясь к странным звукам. Кажется, это были далёкие взрывы.
— У нас-с их уже нес-сколько с-сотен лет не водитс-ся же… Так. А какой с-сейчас-с год? — продолжала допытываться Мартынко.
— Две тысячи двадцать второй, — и, подумав, добавила, — от Рождества Христова.
Собственно, вот так мы и выяснили, что я не местная. И что это всё не глюк. Вообще всё.
— Ленка, — раздалось шипение, отвлёкшее меня от воспоминаний. — Ты не уш-шла?
— Куда я отсюда денусь? — хмыкнула я, наблюдая, как голубая змейка проползает в дыру и подбирается ближе ко мне. — В закрытое окно? Так даже если выбью зачарованное стекло, воздушная решётка поймает.
Уже пробовала, не получилось. А висеть час в ожидании, когда меня вытащат из магической ловушки — так себе удовольствие. Мне не понравилось.
— Ты где была?
— Поползала по замку. Я тут узнала, ш-што этот зас-сранец тебе с-сегодня с-сделает последнее предложение, — доверительно прошипела она мне на ушко.
— Так это же хорошо. Не придётся больше его терпеть!
Однако Мартынко поспешила поумерить мой пыл:
