Гейб усмехается грубому, гравийному тону моего голоса, бросая свою сумку на землю у стены и снимая с себя рубашку. Я делаю все возможное, чтобы не смотреть на пульсацию его безумных мышц, но я всего лишь человек, и, черт возьми, он действительно слишком горяч, чтобы можно было описать словами.

Блядь. Нет, мне нужно прекратить смотреть, пока мои узы не вышли на сцену.

— Норт зачислил тебя в ТП не для того, чтобы пытать, как бы сильно тебе ни хотелось в это верить. Связные похищаются с улиц Сопротивлением каждый день. Те, о которых мы слышим, не составляют и половины реальных случаев. Тебе нужно знать, как защитить себя, тем более что у тебя нет собственного дара, который ты могла бы использовать. Ты хорошо успеваешь по ТП, но мы еще ничего не делали о самозащите, и когда я сказал Норту, что собираюсь помочь тебе тренироваться и заниматься, он согласился, что тебе пригодится любая помощь.

Ай.

Это правда, но это не значит, что слова, вылетающие из его уст, не причиняют боль. Особенно когда он стоит там без рубашки, роясь в своей сумке в поисках чего-то. Боже, у него даже спина мускулистая, как, черт возьми, в нашем возрасте можно так накачаться? Разве для такого дерьма не требуется время? Может, гены перевертыша сделали это за него, и, Боже, я наслаждаюсь плодами этого.

— У тебя слюнки текут, — говорит Гейб, самодовольство сквозит в каждом слоге, и в этом моменте есть что-то такое, что позволяет немного пофлиртовать в ответ.

Я знаю, что выгляжу совсем не так, как идеально подтянутые и бойкие девушки в этом классе, но в прошлом ко мне проявляли достаточно интереса, чтобы понять, что я не полный тролль. Когда я опускаю свою сумку рядом с его сумкой и стягиваю футболку через голову, оставаясь только в спортивном лифчике, я делаю вид, что наклоняюсь, чтобы достать из сумки свою тренировочную майку.

Он издает придушенный звук, а затем перестает дышать.

Мне приходится проглотить злорадный возглас, который поднимается в горле, и когда я натягиваю майку через голову, я выгибаю спину чуть больше, чем нужно, мои сиськи выглядят более пышными, чем обычно.

— Это просто чертовски подло. Я здесь, чтобы помочь тебе, а ты выложила секс на стол, — тяжело дыша говорит Гейб, хватая свою бутылку с водой и направляясь к одному из тренажеров.

Я фыркнула от смеха, показавшись развратной идиоткой, но слишком усталой и самодовольной, чтобы заботиться о том, как я выгляжу для него сейчас. — Я играю, чтобы выиграть, тебе стоит усвоить этот урок сейчас, пока он не укусил тебя за задницу.

Он пожимает плечами и начинает настраивать тренажер для меня. — Ты нанесла достаточно вреда, чтобы я стал пуленепробиваемым, Фоллоуз. Какой максимум ты можешь выжать сейчас?

Проклятье.

Мне приходится проигнорировать его подколку в мой адрес, и я заставляю свой голос быть ровным, отвечая: — Пять фунтов.

Гейб закатывает глаза, а затем бросает на меня взгляд. — Я знаю, что ты сейчас ведешь себя как соплячка, но если нам придется начать с пяти, это будет продолжаться вечно. Ты никогда не выберешься отсюда.

Я, конечно, не шучу, но не спорю с ним, когда он прибавляет двадцать фунтов, а потом дергает головой, чтобы я начинала. Я не тороплюсь, в основном, чтобы поиздеваться над ним, но также и потому, что понятия не имею, смогу ли я это сделать.

Через полчаса я решаю, что лучше просто умереть.

Я лучше лягу и умру, если Сопротивление придет за мной, потому что в мире нет ничего хуже, чем это. Черт, а я-то думала, что тренировочная схема Вивиана — это плохо. Гейб выставляет ее позорной, и я начинаю жалеть, что вообще протянула ему эту дурацкую оливковую ветвь.

Вот как он наказывает меня за то, что я их бросила.

— Я больше ничего не буду делать. Если ты попытаешься посадить меня на другой тренажер, я закричу об убийстве и убегу отсюда. Я пойду в полицию, неодаренные точно помогут мне избежать такого издевательства.

Гейб закатывает глаза на мой драматизм, и хотя он тоже вспотел на тренировке, его голос звучит ровно и без задыхания, как у меня: — Можешь потом отчитать Грифона за это, если тебе не нравится, это он установил количество повторений. Он, кажется, думал, что ты справишься, но, думаю, я могу позвонить ему и сказать, что ты отказываешься.

Блядь.

Черт побери, он понял, как играть со мной, как со скрипкой, потому что это дерьмо — красный флаг, которым мне машут, и я тут же возвращаюсь к поднятию тяжестей и надежде умереть. Приходится использовать все техники отвлечения, которые я когда-либо изучала, чтобы пройти через это, но я продержалась целый час, мое тело рухнуло на маты в тот момент, когда он пробормотал, что мы закончили.

— Я не понесу тебя обратно в общежитие, так что лучше возьми себя в руки, Связная.

Я проклинаю его, но получается беспорядочная мешанина из стонов и задыханий, над которыми он просто смеется. Я ни за что не смогу больше двигаться, поэтому просто смирилась с тем, что теперь живу здесь, в этом самом месте на матах. Мне действительно нужно переодеться из своей отвратительной, потной одежды, но моя сумка стоит по крайней мере в четырех футах от меня, и я чуть не плачу от одной мысли о том, чтобы добраться до нее самостоятельно. Гейб обижается на мое хныканье и передает мне сумку, направляясь в мужскую раздевалку. Я слышу, как включается душ, и думаю, что у меня есть около десяти минут, чтобы поднять себя с пола.

Мне нужна каждая секунда, которую я могу получить.

*

Я решаю, что дружить с Гейбом может оказаться сложнее, и стоит ли это того, если он будет заставлять меня тренироваться каждое утро, но как только я наконец-то соскребаю себя с пола, он ведет нас в столовую, и мы едим вместе в приятной тишине, которую никто из нас не хочет нарушать.

Меня шокирует, как много студентов знают и любят его, и я трачу половину времени, пока мы едим, на то, чтобы посмотреть на кого-то нового, кто остановился возле стола, чтобы поговорить с Гейбом о какой-то спортивной ерунде. Я вежлива, но не дружелюбна, потому что, честно говоря, мой круг общения итак уже кажется мне слишком большим. Меня устраивала и одна Сейдж, но теперь есть Сойер, Феликс, Гейб и, черт возьми, Атлас, чьи сообщения все еще являются первым, что я вижу, когда просыпаюсь, и последним, что я читаю перед сном каждую ночь.

Я не могу позволить себе скучать по всем этим людям, когда оставляю их позади.

Я оправдываюсь перед Гейбом тем, что мне нужно закончить задания, и он провожает меня обратно в общежитие, не задаваясь вопросом о внезапной смене моего настроения. Когда я возвращаюсь в свою комнату, я пишу Сейдж и Атласу одно и то же сообщение об учебе, а затем провожу остаток дня, копаясь в своем телефоне и пытаясь не сойти с ума от того, что застряла здесь со всеми этими людьми, в которых начинаю… нуждаться. Черт, они все мне нужны. Мне нужна их дружба, как никогда раньше, и я в полной заднице.

В конце концов, я заставляю себя открыть учебники во второй половине дня, а затем заползаю в кровать, когда мои глаза словно наливаются кровью около полуночи.

В четыре утра меня будит звонок телефона.

Я игнорирую его, потому что на хрен, кто бы из моих Связных ни пытался испортить мне неделю, разбудив меня к чертовой матери прямо сейчас. Я переворачиваюсь на дерьмовой, крошечной кровати и накрываю голову подушкой, когда телефон снова начинает звонить. Я знаю, что лучше не обращать на это внимания, я знаю, что они не стали бы так издеваться надо мной, и, вероятно, происходит что-то серьезное, но после вчерашней тренировки с Гейбом я чертовски устала.

Стук в дверь, который раздается через десять минут, не так легко игнорировать.

Я могу убить того, кто, блядь, здесь находится.

Я вскакиваю с кровати и распахиваю дверь, готовая пролить немного чертовой крови, но вижу, что Гейб стоит там, задыхаясь и чертовски испуганный. Я забываю о своей ярости по поводу пробуждения, когда рассматриваю его. На нем только баскетбольные шорты, каждый дюйм его золотистой кожи сверкает в свете моей дерьмовой прикроватной лампы.