Они приближаются ко мне.

Я тщательно следила за тем, чтобы не выдать свой дар, даже не производила небольшие вспышки силы, так что не знаю, совпадение ли это, что они приближаются к моему местоположению, или этот человек нашел способ отслеживать меня, не используя мой дар в качестве маяка.

Я слишком занята тем, что схожу с ума от всех этих возможностей, поэтому Гейб доводит нас до столовой и наполняет мне тарелку яичницей, прежде чем я в панике забираю у него ее. Невежливо с моей стороны не выразить ему соболезнования, но если я открою рот прямо сейчас, Господь знает, что на самом деле получится из этого.

Скорее всего, я выйду из себя и буду умолять его отпустить меня, позволить мне сбежать к черту, пока мы все не умерли и не сгнили из-за Сопротивления и их вечной миссии по достижению полного господства.

Мы сидим и едим в тишине, тарелка Гейба почти полностью опустела, прежде чем он убрал ее. — Когда ты впервые исчезла… мы все думали, что тебя похитили. В этом районе было большое скопление людей, и, ну, я был слишком мал, чтобы знать подробности, но мои родители оба были в Совете, так что я слышал достаточно, чтобы испугаться за тебя. Каждый раз, когда мы слышали о появлении тел, я думал, что это ты. Каждый раз, когда появлялись новости о появлении детей с промытыми мозгами, черт, я надеялся, что это ты, чтобы мы могли вернуть тебя домой и спасти, но все это время ты просто болталась в каком-то городе, живя той жизнью, какой хотела.

Это грустная маленькая история, но есть несколько очень важных вещей, в которых он ошибся. Большинство из них я не могу исправить, не вызвав чертову бурю дерьма, но есть одна вещь, которую я могу прояснить. — Ты знаешь, что я попала в больницу из-за автомобильной аварии, верно? В ней погибла вся моя семья. Мне было четырнадцать лет, и я была совершенно одна в этом мире. Я была в ужасе. Это не значит, что я просто сбежала в закат, чтобы жить счастливой и веселой жизнью в одиночестве. Может быть, тебе стоит хоть раз попытаться увидеть дальше своей собственной истории, и тогда между нами все пойдет немного лучше.

Гейб сглатывает и оглядывает столовую, но в это раннее утро она все еще остается городом-призраком. Думаю, именно поэтому нам обоим здесь так нравится: никому из нас не нужно беспокоиться о том, кто смотрит, как мы едим.

— Норт рассказал всей моей семье, что тебя заметили во Флориде, ты работала в музыкальном магазине, без каких-либо знаков или связей с Сопротивлением. Он дал понять, что все признаки указывают на то, что ты просто сбежала. Как именно я должен был просто пропустить это мимо ушей?

Я пожимаю плечами. — Как бы ты отнесся к тому, что вся твоя семья погибла в результате несчастного случая? Если бы их вот так вырвали из твоей жизни?

Он смотрит на меня, а затем отодвигает от себя тарелку. — Мне не нужно это представлять. Моего отца забрали два года назад, и мы нашли его изуродованное тело через неделю. Моя мама покинула совет на следующий день, но она так и не вернулась домой. Если ты просишь меня заглянуть в мою историю, то, возможно, тебе тоже стоит заглянуть в свою.

Мне нечего ответить на это, и я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы закончить свой завтрак, яйца на вкус хуже, чем обычно, теперь, когда в комнате витает наше горе.

Было гораздо легче ненавидеть его, когда я думала, что он просто злой, ревнивый мудак Связной без собственной истории.

Когда я заканчиваю со своей тарелкой и беру сумку, чтобы отправиться на первый урок, Гейб следует за мной, на его лице снова появляется легкая ухмылка, и он приветствует ребят вокруг нас со своей обычной беззаботной энергией. Я ни на секунду не перестаю размышлять о том, как сильно я ненавижу это место, и наблюдаю за всем, что нас окружает. Парни-футболисты все обожают Гейба, девушки, с которыми они вместе, смотрят на него с сердечками в глазах, и даже все профессора тепло приветствуют его.

Никто из них не смотрит на меня дважды.

Сейдж встречает нас обоих у дверей класса экономики, ее глаза мечутся между нами, но она ничего не комментирует. Когда Гейб садится рядом со мной вместо своего обычного места, она поднимает брови, глядя на меня, но не говорит ни слова.

Не зря она моя лучшая подруга.

Я жду, пока начнется урок и все сосредоточатся на конспектировании, после чего наклоняюсь к нему и шепчу: — Я не хочу сближаться, но я перестану грызть тебе глотку, если ты сделаешь то же самое.

Это единственная оливковая ветвь, которую я могу протянуть ему сейчас, и, возможно, это плохая идея заходить так далеко.

Гейб выдыхает и не отвечает мне до конца урока, нависая над нами с Сейдж, пока мы собираем свои бумаги и книги.

— Это называется быть друзьями, Оли, и я попробую, если ты тоже согласишься это сделать. Мы сможем разобраться с узами брака позже.

Я насмехаюсь над ним и перекидываю свою сумку через плечо. — Если это какая-то уловка «хорошего парня», который притворяется моим другом, чтобы трахнуть и получить свое завершение связи, то я сейчас же набью тебе морду и уйду, не задумываясь.

Сейдж разражается смехом, закрывая рот рукой, что совершенно не помогает заглушить смех, вырывающийся из ее тела. Гейб бросает на нее взгляд, но это в основном отчаяние. — На данный момент, Фоллоуз, тебе пришлось бы умолять меня трахнуть тебя. Мы будем друзьями с нулевыми привилегиями, за исключением того, что я буду следить за каждым твоим шагом, а ты будешь искать возможность сбежать от всех нас.

Я пожимаю ему плечами, и мы вместе с Сейдж обмениваемся взглядами. — Звучит неплохо, но первое правило Клуба Отверженных: мы ненавидим Джованну и хотим ее убить. Если ты не можешь принять это, тогда уже можешь уходить.

Гейб качает головой, когда Сейдж начинает протестовать, постоянно ставя себя ниже этой кошмарной девчонки. — Мы не хотим ее смерти, мы просто хотим, чтобы она ненавидела меня чуть меньше.

Я фыркаю в ответ на ее слова. — К черту это, я хочу ее смерти. Я пометила ее, если случится апокалипсис. Гейб может избавиться от Райли, а ты можешь трахнуть Феликса вместо него, у этого парня мой голос.

Мы поворачиваем за угол и видим, что Феликс стоит там, ухмыляясь, как чертов дьявол, и Сейдж мгновенно становится свекольно-красной.

— Я знал, что лечение тебя, сработает в мою пользу. Спасибо, Фоллоуз, — говорит он, когда мы проходим мимо него, и он подмигивает Сейдж, которая старается не выглядеть так, будто хочет, чтобы земля поглотила ее целиком.

Гейб взрывается смехом вместе со мной, и это чертовски жутко — стоять рядом с ним и не планировать его смерть. Я знаю, что это ненадолго, но даже на мгновение это странное положение.

Сейдж упирается локтем мне в ребра и бормочет: — Это не подлежит голосованию. Нам стоит поторопиться, а то мы опоздаем на историю, и Нокс начнет новую клеветническую кампанию против тебя, Оли.

Уф.

Убейте меня.

*

Я узнаю кое-что очень важное в тот момент, когда Гейб садится со мной на истории, и это именно то, насколько большой властью он обладает в этой школе. Как только люди видят, что мы спокойно разговариваем друг с другом, происходит мгновенный сдвиг, как будто они все меняют свое отношение ко мне, после того как он «простил» меня.

Им не нужно вдаваться в подробности, чтобы изменить свою позицию, и Зоуи внезапно оказывается одна.

Сейдж замечает это первой и указывает мне, пробормотав: — Ну и сучка.

Я полностью согласна, и когда я подталкиваю Гейба вопросительным взглядом, он говорит об этом гораздо менее тонко. — Она нарушила правила, установленные Вивианом. Ты заслужила победу, и он уже выгнал с урока. Ее родители в ярости, но Грифон пошел поговорить с ними. Ты не можешь вступить в ТакТим, если у тебя нет лояльности к своей команде.

Ну, черт.

Мне даже не важно, что дело не во мне, а в ее честности, это все равно кажется победой. Может быть, допрос был не так уж плох, если таков результат.

Я чувствую себя хорошо еще десять секунд, прежде чем входит Нокс и высасывает все положительные вибрации на хрен. Сегодня он выглядит, горячее, чем Аид, когда входит в класс, как какой-то бог подземного мира, чтобы терзать мою чертову душу.