На лицах Аннабель и Катрионы отразилась тревога.

– В опасного человека, – наконец сказала Хэтти, – который с жадностью наслаждается вниманием поклонниц, чтобы исцелить старые раны.

Кажется, и она была несколько заинтригована открывшимися перспективами.

– Черт возьми, – воскликнула Аннабель, – а почему бы нам не купить другое издательство? Я поговорю с Монтгомери; полагаю, он не откажет мне в субсидии.

– С аналогичным кругом читателей?

Все знали, что в настоящее время варианты отсутствуют. А они должны претворять план в действие именно сейчас, а не бессистемно собирать идеи, как двигаться дальше.

– Чем больше я об этом думаю, тем больше соглашаюсь с тем, что лорду Баллентайну не место в нашем издательстве, – меланхолично проговорила Хэтти. – Всего пару дней назад я познакомилась с дамами, которые записались в Оксфордскую летнюю школу, и некоторые из них сразу выложили, что решили заняться живописью не потому, что ее преподает профессор Раскин, а потому, что в Оксфорде поселился лорд Баллентайн. Они надеются пересечься с ним, случайно.

Люси уставилась на подругу:

– Где он поселился?..

– О, дорогая! – Хэтти мотнула головой. – Ты не знала?

– Нет, – Люси взяла себя в руки. – Тебе известно, по какому адресу?

– Кажется, на Лоджик-лейн… Люси, куда ты? Неприлично заявляться в гости к джентльмену в такое позднее время…

Слуга Тристана ничуть не удивился, обнаружив в столь неурочный час на пороге жилища своего господина разъяренную женщину.

Однако он преградил ей вход своим долговязым телом:

– Его светлости нет дома.

Насколько помнила Люси, в свое время в Уиклифф-холле у Тристана был другой слуга.

– А вы новенький. Как ваше имя?

Он нарочито внимательно ее оглядел и с легким высокомерием произнес:

– Ави, миледи.

– Ави, нам с лордом Баллентайном нужно обсудить одну деловую проблему. Если вы не считаете, что его светлости угодно посвятить в нее всю улицу, позвольте мне войти. Я предупреждаю, мой голос слышен издалека.

Слуга сдвинул брови:

– Понимаю. Вы не вооружены чем-либо острым, миледи?

– Разве что языком.

Перед лицом такой агрессивности слуга сдался и, поклонившись, отошел в сторону.

Люси с сильно бьющимся сердцем проскользнула мимо него.

Узкая лестница.

Тесная лестничная площадка.

Интересно, почему будущий граф Рочестер поселился в заурядном многоквартирном доме.

Дверь в спальню была открыта; теплый свет от камина и как минимум десятка свечей просачивался на площадку.

Она устремилась в дверной проем…

И замерла.

Хозяин дома возлежал на диване в дальнем конце комнаты, подперев голову локтем.

Обнаженный.

Люси уставилась на него, запыхавшись, и на миг позабыла о времени.

Он медленно поднял глаза от книги и взглянул на гостью…

Глаза Люси метнулись в сторону. Поздно! Картина прожгла мозг и продолжила сиять даже за прикрытыми веками: гладкая, медового оттенка кожа, точеные мускулы, мощные прямые плечи, широкая грудь… и татуировка над правым соском.

У Люси пересохло во рту.

Ее взгляд неумолимо притягивала узкая полоска темных волос, уходящая вниз от пупка… Тристан был обнажен не полностью, на бедрах висели штаны из мягкой ткани.

И все равно лицо горело, словно Люси подошла слишком близко к пылающему горну. Плохо.

Диван заскрипел. Люси открыла глаза и отвела взгляд в сторону, заметив, что его светлость привстал со своего ложа. Она впилась ногтями в ладони. Представление начинается.

– Люси, – хриплым голосом проговорил он, – неужели мои мечты наконец сбылись и я вижу тебя в своей спальне?

– Почему бы тебе не привести себя в благопристойный вид? – спросила она неестественно чопорно, обращаясь к дверному косяку.

– Вот это да-а! – протянул Тристан. – Если нагота оскорбляет твои нежные чувства, не рекомендую вламываться в будуар к мужчине после наступления ночи.

Периферическим зрением Люси видела, как он встал и потянулся с грацией дикого кота; под сияющей кожей спины перекатывались мышцы – могла ли она осуждать себя за то, что подсматривает? Это же произведение искусства, словно внезапно ожившая римская мраморная статуя.

Пока Тристан шел к шкафу для одежды, она испытывала стремление сбежать вниз, проскочить мимо надменного Ави и удалиться, соблюдая правила приличия, которые еще не нарушила, – если таковые остались. Иногда она сама диву давалась своим поступкам. Только что ворвалась в спальню к мужчине, что крайне непозволительно даже для закоренелой старой девы и возмутительно по ее собственным меркам. Должно быть, годы взаимного противоборства привили ей ложное ощущение фамильярности во всем, что касалось Тристана.

– Вуаля, – промурлыкал он.

Люси обернулась.

Тристан стоял у камина, так и не приведя себя в вид, который можно было назвать вполне благопристойным. Он накинул на себя что-то вроде домашнего халата: красный шелк с экзотическим цветочным орнаментом. Халат спереди был распахнут и обнажал плоский живот с ярко выраженными кубиками мышц. В отсвете камина кожа выглядела гладкой, как атлас. Губы Люси защипало от возбуждения.

Она собралась с духом и с показным безразличием вошла в спальню. Все лучше, чем торчать в дверях как дура.

Почти всю правую половину комнаты занимала кровать с четырьмя столбиками; у левой стены, обитой яркой тканью, стоял деревянный шкаф. Комната пахла своим хозяином, и, окутанная его запахом, Люси застыла в смущении, словно оказалась с ним лицом к лицу в дезабилье.

– Тебе что, кошка язык откусила? – ласково спросил Тристан.

Его глаза сверкнули. Будь он львом, подергивание хвоста, несомненно, выдало бы готовность хищника к атаке.

Однако хищник уже атаковал.

Люси вновь захлестнуло негодование; тело сделалось неподвижным.

Она уперла руку в бок:

– Значит, это правда? Ты поселился в Оксфорде?

Тристан помедлил, созерцая ее воинственную позу, и наконец соизволил ответить:

– В настоящее время – да.

– С какой стати?

Он лениво пожал плечами:

– Чудесный маленький городок.

Она тряхнула головой:

– Ты бы никогда добровольно не согласился жить в такой дыре! – Люси обвела рукой помещение. – Сначала ты покупаешь половину моего издательства, потом находишь жилье рядом… Что ты замыслил, Баллентайн?

Он высокомерно вздернул бровь:

– Тебе не кажется, что ты несколько преувеличиваешь?

Люси сжала кулаки.

– Мы не можем ни минуты находиться в одном помещении, чтобы не поссориться. Мы не сможем работать вместе, пойми. Продай мне свою долю. Я дам письменное обязательство, что твои книги по-прежнему будут издаваться.

Он вскинул голову:

– Встречи с тобой доставляют мне удовольствие. Добавляют изюминку в мои будни.

Ну вот, затягивает разговор. Хочет, чтобы Люси его упрашивала.

Да лучше она отдаст свой голос за тори!

– Одумайся! Нам не владеть компанией в равных долях.

Его брови снова поползли вверх:

– Потому что это означает, что я могу – и хочу – наложить вето на все, что угрожает нашим продажам? Скажем, на радикальную феминистскую политику?

– Да, – прошипела Люси.

Планы, которые она вынашивала два года, разрушены. И разрушил их не кто иной, как Баллентайн. К ужасу Люси, от досады у нее защипало в носу. А ведь она не помнила, когда в последний раз плакала.

Тристан сдвинул брови:

– Ну хватит. Перспектива уничтожения собственного бизнеса, разумеется, также и не в твоих интересах. Знаю, в Уиклифф-холле я доставал тебя своими розыгрышами все годы, что проводил там каникулы. И некоторые шутки были… чересчур. Однако теперь мы взрослые. Не пора ли простить меня? Давай забудем все, начнем сначала. Если уж на то пошло, я могу принести извинения за свои подростковые грехи.

Вот черт! Лекцию о добродетели читает мужчина, который, если верить слухам, недавно спрыгнул с балкона прямо на розовый куст, убегая от разъяренного мужа. А как легко он разбрасывается своими извинениями! Неужели считает, что это сделает ее более податливой?