Тристан откинулся на обитое плюшем сиденье. Нужно поработать над книгой, потому что Люси, разумеется, права: военные дневники будут хорошо продаваться. На столике перед ним уже лежал раскрытый блокнот; белый лист так и просил, чтобы автор набросал примерный план и прикинул, какие события включить в историю, а какие лучше оттуда вычистить. Вообще-то поиск нужных слов – чертовски изнурительный труд, даже на пике вдохновения. И уж тем более сейчас, когда оно на нуле. Та война была не его войной, и Тристан не имел желания еще больше связывать себя с ней. К счастью, его закалила и подготовила к армии упорная муштра Рочестера, а в жилах текла кровь нескольких поколений Баллентайнов вместе с их силой и доблестью. И там, где царил хаос, импульсивные решения имели преимущества над долгими размышлениями. Там время от времени он был принужден делать то, что нравилось публике. К примеру, закрыть своим телом раненого капитана, вместо того чтобы пригнуть голову и бежать. Каким же циником надо быть, чтобы делать из этого деньги! До сих пор неприятный привкус во рту. Но чтоб ему провалиться, если он не поступит прагматично и не отредактирует эти дневники. Завтра.

Квадратная глыба сложенного из песчаника Эшдаунского замка в лучах вечернего солнца отливала золотом, подобно медовым сотам. Гостеприимный фасад мог ввести в заблуждение любого ничего не подозревающего посетителя.

Рочестер сегодня в Лондоне – бизнес или какие-то дела в палате лордов, – однако Джарвис, тонкогубый дворецкий отца и по совместительству шпион, не отстанет, непременно будет ходить по пятам. А чтобы попасть в западное крыло замка, требуется пройти через главный холл, мимо портрета Маркуса в полный рост, где с Тристаном происходили забавные вещи. Под неподвижным взглядом карих глаз брата печатка на мизинце увеличивалась в размерах, словно превращаясь в кандалы, и от этого внутри все холодело. Тристан чувствовал между лопатками взгляд Маркуса, пока не достиг главной лестницы.

Легко постучав в дверь, он вошел в спальню матери и на миг остановился, сбитый с толку. Комната была погружена во мрак. Не слышалось ни звука. Не знай Тристан о присутствии матери, он решил бы, что постель пуста.

Он осторожно прикрыл дверь.

– Мама?

Тишина.

Тристан крался в полумраке на ощупь, на случай если в комнате появилось что-то новое – стул или ночной столик, еще не отмеченные на его мысленной карте.

У ближайшего окна он остановился.

– Мама, я открою шторы?

Тристан раздвинул тяжелую парчовую ткань, и на миг замер, ослепленный светом. Затем перед глазами проявился парк, утопающий в нежной зелени начала лета.

За спиной прошуршали простыни.

– Маркус?

Тристан поджал губы и обернулся.

Она лежала на боку, подложив руку под голову, слишком маленькая для огромной кровати.

– Нет. Это я, Тристан.

Мать выглядела усталой, волосы свалялись в неряшливый пучок. Седины в них было больше, чем натурального цвета. Неприятный сюрприз.

Она даже не пошевелилась, когда Тристан подошел ближе и сел на стул для гостей.

В нос ударил резкий запах лекарств. Прикроватный столик был уставлен бесчисленными склянками с ядами, которыми ее потчевали. Рядом на подносе чашка супа и кусочек хлеба, нетронутый и засохший.

– Добрый вечер, мама.

– Мой милый мальчик, – ласково проговорила она, ища глазами лицо сына.

Тристан взял ее руку. Пальцы настолько исхудали, что у него по спине пробежал озноб. Сама она, казалось, ничего не замечала.

– Почему ты раньше не приходил?

– Я надолго уезжал.

– Лжешь, – вяло возразила она. – Кэри сказала, ты вернулся перед Рождеством.

– Добросовестная маленькая шпионка, эта ваша камеристка. – Шутка не вызвала у мамы улыбку. Беседовать с ней, когда она в таком состоянии, все равно что говорить с пустотой. Даже мимика на лице едва проглядывалась. Тело женщины находилось в комнате, а вот сама она – нет. Тут любой, даже напрочь лишенный иллюзий человек поверит в существование души; ее отсутствие было явно различимо.

– Почему вы не едите? – спросил он. – Мне следует отругать кухарку?

Ответа не последовало.

Камеристка в письмах скрывала, что дела настолько плохи. А может, он сам отказывался читать между строк?

Тристан более внимательно присмотрелся к склянкам на прикроватном столике. Само собой, настойка опия и еще какие-то микстуры – наверное, очередные «средства от всех болезней». В свое время ей это прописывали от «меланхолии»; да и потом тоже, когда мама стала чрезмерно яркой, безумной версией себя, которая заказывала тридцать новых платьев одновременно или пыталась в одиночку отправиться на пароходе в Марокко. В детстве Тристана пугала каждая из версий. Находиться рядом с ней и Рочестером в эти дни было рискованно – все равно что вычерпывать воду ложкой из тонущей шлюпки.

– Мама, я рассказывал вам, как в Дели гостил у генерала Фостера? Он держит у себя в саду слона. В качестве домашнего животного.

Мама сдвинула брови:

– Забавно. Неужели настоящего слона?

– Самого настоящего. Правда, маленького, еще слоненка. Но однажды он сообразил просунуть хобот в окно кухни, чтобы выпросить угощение.

Сможет ли мама поехать в Индию, к генералу Фостеру? Она выглядит такой хрупкой, что вряд ли выдержит даже поездку в карете. Дружит ли она еще с матерью Люси? Раньше две женщины весело проводили время в одном из сельских имений Уиклиффов. Может, компания подруги пойдет маме на пользу? Однако, даже если женщины до сих пор поддерживают связь, Рочестер вряд ли позволит жене восстанавливать силы где-то вдали от Эшдауна. Тем более теперь, когда он сделал ее предметом торга.

– Слон, – повторила мама. – А как же розы, не вытопчет?

– У генерала свои причуды. Зато он интересный собеседник. Считает себя большим знатоком индуистских богов и готов часами про них рассказывать.

Она нахмурилась еще больше:

– Милый, ты полагаешь, это благоразумно? Водиться с язычниками, да еще и изучать их богов?

– Вполне, – примирительно ответил Тристан. – Я вернулся, я теперь здесь.

Мимолетный призрак ее прежней и живой промелькнул в глубине голубых глаз.

– Ты останешься? – прошептала мама.

Тристану хотелось сбежать.

– Только если вы согласитесь поесть. – Он дернул за шнурок колокольчика над прикроватным столиком и попятился. Нужная информация получена; к путешествию мама явно не готова, да и Фостер ее особо не заинтриговал. Надо будет навестить мать в другой раз, когда планы начнут воплощаться в жизнь. Покормить маму с ложечки сможет и прислуга, а он, черт побери, не святой. И еще сегодня ему предстоит с глазу на глаз встретиться с человеком, которого называют Вельзевулом.

Когда Тристан вернулся в Лондон, уже наступила ночь; впрочем, один конкретный уголок города в любое время суток был погружен во мрак. Дом по указанному адресу выглядел роскошно; сейчас его освещали высокие уличные фонари, однако фасад из полированного белого камня с колоннами скрывал задние и подвальные помещения, в которых влиятельные мужчины собирались, чтобы насладиться своими пороками. Пороки вообще владычествуют там, где возможности ничем не ограничены.

Когда-то для него это было рутинной задачей – взяться за дверной молоточек, постучать условным сигналом, назвать пароль дюжему охраннику и спуститься по узкой лестнице. Здесь, в самом сердце Лондона, Тристан прошел через содом и гоморру. Не будь он приверженцем поэтов с их возвышенными и правдивыми строками, скверна могла бы глубоко пустить в нем свои корни. Некоторые завсегдатаи и теперь его узнавали; пересекая затемненный вестибюль дома, Тристан видел, как во мраке вспыхивали их глаза.