Не успевает сделать пару шагов, как объявляют посадку на их рейс.

— Чёрт… Приличный кофе теперь только в Абу-Даби, — бубнит Юнги. Возвращается к чемодану, хватает его за длинную ручку. В этот момент увесистый удар в плечо толкает его вперёд.

— Извиняй, господин директор. Ты такой маленький, легко не заметить и споткнуться. — Блядский гопник ногой изображает гол и проходит мимо. Юнги в бешенстве опять смотрит на сраные модные кеды.

— Ты толкнул меня плечом! — кричит ему в спину.

— И то правда, — сверкает тот наглой ухмылкой и потирает плечо. А потом машет «пока» свободной от чемодана рукой.

— Наглый пиздюк! — не сдерживается Юнги. Ёмкую характеристику Тэхён не слышит, зато слышат окружающие.

Возгласы удивления раздаются со всех сторон. Девушки из команды крутят головами, прикрыв рты ладошками. И вдруг, беспрестанно кланяясь и хихикая, как рассыпанный горох, уносятся в сторону терминала. Возбуждённый гомон и смех сопровождает их побег. И только помощница прячет под пухлый кулачок многозначительную улыбку и степенно удаляется.

— Что? Что это значит? — кричит ей вслед Юнги. Та разворачивается на ходу и делает руками над головой сердце. И ржёт уже в полный голос.

Это война, понимает Юнги. Полномасштабная, развёрнутая, с вовлечением подмоги. И он бы в ней на себя не поставил.

***

В самолёте, слава случаю или предусмотрительности помощницы, место Юнги находится далеко от Тэхёна. Главное, чтобы в относительном спокойствии пережить перелёт, надо пониже надвинуть козырёк и никого не высматривать. Почти идеальное времяпровождение — в наушниках рэп, за иллюминатором расцвеченная зелёным и коричневым Земля, кое-где укрытая облаками.

Опасность подстерегает в тот момент, когда Юнги добирается до туалета. Ему ближе к хвосту, поэтому он идёт туда, выхватывая по ходу то одно знакомое лицо, то другое. Ким Тэхён попадается тоже, и вроде тот даже не смотрит, увлечённо болтает с соседкой. Но стоит Юнги добраться до конца сидений и открыть кабинку, безжалостная рука пихает его внутрь. Мелкий гопник нежно улыбается и закрывает за собой дверь.

— Охуел? — тихо шипит Юнги. С ужасом думает о том, что вдруг кто-то увидел. — Пошёл вон отсюда, я предпочитаю ссать в одиночестве.

В туалете отвратительно тесно даже для одного, а когда двое, вообще не развернуться, не махнуть кулаком. Тэхён нависает сверху, и Юнги делает крошечный шажок назад, упирается ногами в унитаз. Блядь.

— Аджосси, долго бегать будешь? — даже как-то ласково спрашивает Тэхён. — Или теперь тебя стоит называть «господин директор»?

— Обязательно. А ещё «вы» и шёпотом, — огрызается Юнги.

Тэхён упирается руками в стену, зажимая его с двух сторон.

— У меня каждый раз встаёт от «господина директора». Ещё жестче, чем от «аджосси». Не хочешь проверить? — доверительным тоном шепчет он.

— Читай по губам: «иди на хер»!

— На твой? Давай сначала на мой, — скалится Тэхён.

Юнги молча рвётся из рук, но его предсказуемо ловят.

— Что же ты такой душнила? — стучит его обратно в стену хулиган. — Директор за семью стенами, за жалюзями и спинами помощников. Зачем столько сложностей, почему бы не признаться, что хочешь меня? Мой крепкий член плюс твой аккуратный белый зад равно любовь, — интимно снижает голос он.

У Юнги от его голоса, дыхания, скатывающегося по шее, запаха взмокают виски. Он хочет отшатнуться, но дальше — только сесть на унитаз, а это отнюдь не выход — будет выглядеть как согласие на проверку крепости члена, который как раз окажется перед глазами. Поэтому Юнги стоит, хоть и подкашиваются ноги от соли ситуации.

— Ты заткнешься или нет? Прекрати нести пошлятину, не порть нашу дальнейшую работу, — рявкает он гневно. — Прекрати дискредитировать меня перед командой.

Длинный палец касается его губ.

— Тише возмущайся, если не хочешь всех оповестить, что ссышь не один, — фыркает Тэхён.

Ситуация бесит. Гопник возбуждает. Юнги считает про себя, чтобы не заорать. А потом ему задирают подбородок, коротко, но крепко целуют. От Тэхёна несёт силой, уверенностью — словно у него есть разрешение сминать разум своими поступками. А у Юнги все установки, обещания самому себе летят нахрен. Он мучительно стонет и хватается за чужую талию.

— Хотел поздороваться… А ты такой бука — губки надул, глазки красивые спрятал, как же удержаться и не сцапать тебя, а… — ласково покусывают ему подбородок, тиская над унитазом, будто Юнги — разбитная штучка, согласная на всё. — Господин, мать твою, директор.

Юнги крошится, сыпется в труху. Руки слабеют, выпускают талию из обхвата. И пока вдыхает воздух, отнятый нагло и безбашенно, жмурит глаза, неожиданно понимает, что в кабинке туалета он один.

На обратном пути Тэхён снова не смотрит — Юнги специально оглядывается. Тот отчаянно флиртует, а соседка — одна из координаторов проекта — отчаянно красная и невыносимо счастливая.

Это точно война, — душится про себя Юнги. И теперь ему точно нужна победа.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

Визуализация:

https://vk.com/wall-190948520_745

В моём профиле вы всегда можете прочитать о дальнейших творческих планах:

https://ficbook.net/authors/2388121

Заселяются они уже глубокой ночью. Комфортабельный туристический автобус привозит их на территорию национального парка Амбосели, в двухстах сорока километрах от Найроби. Отсюда в часе пути находится песчаная пустыня, где они собираются проводить рекламные съёмки. Место было выбрано умопомрачительное — желто-оранжевые барханы спускаются к озеру, пустыня за пару сотен метров становится поросшей травой саванной, а на берегах и вовсе превращается в зелёный сочный оазис с кемпингами и лоджами*. И всюду видна гора Килиманджаро — могучее основание и снежная шапка в ясную погоду, когда не скрыта облаками. Юнги потёр бы руки от предвкушения, они так долго выбирали и утверждали место, увидеть, наконец-то, собственными глазами — сродни чуду. Но после двух перелётов, ожидания пересадки в аэропорту Абу-Даби, хлопот о чуть не потерянном оборудовании в Найроби и поездки по колдобинам кенийских дорог, мог только наскоро ополоснуться в выделенном для него бунгало и завалиться спать. Иноземная экзотика в виде насекомых под потолком и криков животных проходит мимо него, судя по обсуждениям коллег за завтраком.

Сам завтрак представляет собой шведский стол, сервированный в огромной беседке. Она сколочена из грубо обтесанных стволов какого-то дерева, и реально, реально огромная, столов на пятьдесят. Пространство между столбами занавешено белыми полотнищами, собранными в середине лентами. Мебель в беседке тоже нарочито грубая — колченогие столы, кресла на гнутых ножках, будто сделанные криворуким пьяным мастером. Бар и раздача расположены в центре беседки и оформлены в оранжево-красных тонах. В противовес нарочито аутентичной обстановке под навесом, рядом, около бассейна расставлены изящные столики, накрытые нарядными скатертями и удобные, обитые яркой тканью сиденья. Но под солнце никому не хочется. Все толкутся под парусиновой крышей, прячась в тень.

Людей на завтраке много. В этот раз в «выездную» команду, помимо продакшена, Юнги вовлек креативщиков. Хотя концепт уже разработан и утвержден, он не хочет отдавать ни шанса случаю всё просрать. Поэтому идейные вдохновители тоже полетели, чтобы быть на подхвате, если концепт придётся менять по ходу действия. Юнги перекрестился бы, если б верил в Бога. Не дай случится подобное. Самый страшный его сон. Но крутой он начальник или нет? Плавал, знает. Лучше всё предусмотреть и перестраховаться, чем потом с повинной головой стоять перед заказчиками.

Помимо их многочисленной группы, в беседке тусят туристы — любители сафари, приехавшие полюбоваться на слонов и жирафов. Ким Тэхён тоже тут, за соседним столиком, и снова окружён поклонницами. Юнги всматривается и раздражённо скрипит зубами. В полку фанаток прибыло, сегодня толпу координаторов и стилистов разбавляют дамы из числа отдыхающих. Когда, где, как умудряется кружить женские головы чёртов гопник? Что он им говорит? Как они его понимают — чинные европейки и смешливые американки? Юнги бесится и никак не может отвернуться. В этом парне пропадает гениальный артист — свежий, как огурчик, ясный и улыбчивый, в лёгких льняных брюках, в белой футболке, на запястьях обеих рук путаница ярких плетеных браслетов, на голове шапка перепутанных кудрей. Квадратит губы в улыбке, и над столами летят вздохи. Дамы всех возрастов с блаженным видом рассматривают его. Пай-мальчик, лапушка, мишка, тигрёнок, первый переведёт бабулю через дорогу и поможет донести сумки. Словно не он вчера вколачивал Юнги в стену туалета и шептал дерзости. Не он скалил зубы в насмешке и зажимал поцелуями. Не он недавно катал на коленях и шептал дичайшие пошлости. Это смешно, подобной чести — знать, что из себя представляет пацан — удостоился лишь Юнги. И немножечко… больно.