— Садись на колени и рассказывай заново. Ничего не слышал, пока ты тёрся около двери. Давай поближе. На колени, — он хлопает себя по ляжке.
— Да ты офигел! — дёрет Юнги руку из хватки. Но недостаточно сильно.
— Тебе, что, уже не надо? А как же твои планы? — тон у Тэхёна становится вкрадчивым, но руку не отпускает. — Не верю. Вы — карьеристы в белых рубашках — такие целеустремлённые. Всё-то у вас распланировано на годы вперёд — квартиры, машины, дорогостоящие развлечения. Разве вы легко расстаётесь с задуманным? Разве ТЫ легко отказываешься от планов? Я вот не отказываюсь. От твоих планов. Нужна тебе реклама — будет. Я могу помочь, это интересно. Просто иди сюда и расскажи подробнее, что я получу.
Мёд его низкого голоса льётся в уши. Завораживает. Словно он факир, а Юнги глупая змейка, симпатичная, вьётся яркими кольцами, шипит, но для него совсем не опасная. Юнги кусает губы, мнётся, размышляя.
— Ты же меня не боишься? Кто ты и кто я. Ты взрослый, красивый, богатый, а я уличная шпана. Мне с тобой никогда не сравниться, а значит не стоит ко мне относиться серьёзно. Отпусти себя. Обещаю, я буду молчать. Ничего и не будет, я придурок, но не дурак. Я просто хочу тебя на своих коленях. Это ведь малость. Посидишь, расскажешь и поедешь домой, — продолжает увещевать тот. Слова, тон, выражение лица, изгиб губ, лукавый взгляд, даже каждый взмах ресниц, когда он моргает, служат одной цели — сделать Юнги податливым, согласным на всё.
Краска бросается ему в лицо. Он делает шаг вперёд и касается коленом его — одного из расставленных. Сумку, которую он судорожно прижимает к себе, аккуратно вытягивают из рук и откладывают.
— Иди сюда… вот так… — его перехватывают за талию. Юнги чувствует, как между ног заводят колени. Большие ладони жмут на бёдра, настаивая на движении вниз. Он поддаётся. Словно зачарованный. Не сводит глаз со своего факира, ласкающего взглядом и словами. Расставляет ноги пошире и садится. Всё, караул, последняя станция. Садится. Садится сам.
Крепкий обхват с талии не пропадает. Задней частью ляжек Юнги чувствует твёрдость и жар чужих ног. Ощущения в новинку. И поза тоже, он и девушек раньше так не сажал. Не знает, куда деть руки, и они плетями повисают вдоль тела.
Изысканное в своей красоте лицо оказывается одурительно близко. И губы — полные, налитые цветом, соком, вишнёвым вкусом. Они складываются в очередную сногсшибательную улыбку, а потом шепчут:
— Рассказывай. Чё за реклама? Чё надо делать?
Юнги сбитым голосом начинает.
— Я веду большой рекламный проект. Большой бюджет, большой размах. Большие амбиции заказчиков. Всё серьёзно. Мне нужен кое-кто определённый для представления их одежды.
— И ты решил обратиться ко мне?
— Да.
— Почему? — тихо интересуется Тэхён и неожиданно гладит по спине, обтянутой пиджаком. До этого сидел смирно, а сейчас оказывается ближе, намного ближе. Юнги животом касается собственных очков, висящих у того на растянутом вороте футболки.
Он ёрзает в попытке отодвинуться, но ладони, впаянные в спину, не дают.
— Ты подходишь под нужный типаж, — отвечает Юнги, в очередной раз сдавшись.
— И какой же я типаж? — негромко говорят ему в шею. Кепку тот давно снял, и мягкие кудри щекочут под подбородком. Они пахнут солнцем, летним днём, какими-то травами, что удивительно после накуренной комнаты. Юнги закрывает глаза и втягивает в себя их запах. И неожиданно чувствует лёгкое касание губ за ухом. По телу растекается жаркая волна. Юнги начинает лихорадить.
— Ты юный и дерзкий… Ярко, броско красив, вот-вот станешь мужественным. У тебя подходящая фигура, рост. В следующем сезоне одежда этого бренда, как раз для таких, как ты. — Горло сводит от эмоций, Юнги еле говорит. Ему в ответ на каждое слово по шее кладут невесомые поцелуи.
— Лучше меня не нашёл? — продолжают его пытать. И вопросами, и лёгкими ласками.
Не нашёл — молчит Юнги. А вслух говорит другое.
— Что ты делаешь? — рискует он спросить.
— На вкус солёный. Тебе не жарко? — невпопад отвечают ему.
Юнги и в самом деле жарко. И плохо, и нервно. Забыл, для чего он тут, забыл о цели и будущих съёмках. Сидит на коленях у гопника, плавится под его руками и считает поцелуи.
Так как он позорно нем, его молчание принимают за согласие. Пиджак аккуратно стягивают с плеч и откладывают вслед за сумкой. Руки возвращаются на спину, проводят по мокрой рубашке. Юнги передёргивает.
— У меня есть девушка, — оживает он. Решает сообщить на всякий случай, вспомнив такой себе секс на прошлой неделе с одной из моделей.
— Неплохо, — отзывается вибрацией по горлу низкий голос. Тэхён пробует губами кадык, а Юнги послушно его подставляет. — А парня хочешь? Могу быть твоим папочкой.
Дыхание перехватывает, но Юнги делает вид, что от смеха.
— Наглый мелкий прыщ.
— А ты моя пропавшая на три года детка. — Под раскатистый ласковый тембр первые пуговицы рубашки оказываются расстегнутыми. Тэхён стелет дальше по горлу, к ключицам, в ямку плеча пылкие поцелуи.
— Я так и не услышал, что ты хочешь за съёмки, — сипит Юнги. Закрывает глаза. Ему кажется, что он летит головой вниз в гнилое чёрное болото.
— Поцелуй меня сам, аджосси, и получишь свою рекламную модель, — тот поднимает голову и борзо смотрит. — Ничего нового. Ты на моих коленях и твой поцелуй.
Пять минут Юнги таращится на мелкого говнюка. Пять минут он серьёзно размышляет о том, чтобы свалить с колен, наподдать тому ногами и уйти домой. А потом поднимает безвольные руки, складывает их на плечи и накрывает губами дерзкий рот. Он знал, что к этому придёт. Долго готовился. И был морально готов. На что не пойдёшь ради дела, правда?
Его лицо обхватывают ладонями, длинные ресницы напротив дрожат — так близко их видно каждую. Пара шумных выдохов друг в друга, а потом в него упруго толкается язык. Юнги впускает.Его целуют мягко, но уверенно, прикусывают, играются языком, посасывают. Чертов гопник целуется как дышит. Юнги задыхается. Полыхает жаром, как уголь в костре. Возбуждение хватко сжимает его нутро, член рвётся из брюк, бьётся в ширинку, желает коснуться чужого твёрдого живота. Или это Юнги желает? А ещё он горит — хочет двинуть бёдрами по бугру под ним и послушать, как сбиваются с неторопливого темпа горячие поцелуи.
— Рискуешь. Играешься, да? — бормочут ему в налитый жаром, накусанный рот. — Я бы тебя покатал. Вот так… — его снова жмут в талии, толкают волной по паху.
Юнги жахает током, и он позорно хнычет. Плечи под его руками напряжены, расставлены, он крепче в них вцепляется. Его несет по морю похоти, держится изо всех сил, чтобы не снесло штормовым ветром бесстыдства.
— Ещё? Давай сам, детка. Потрись об меня. Хочу растянуть тебя под себя, хочу нырять в тебя языком, шумно, мокро пробовать. Я большой, но ты меня примешь, правда? Натянешься на члене, будешь скулить и стонать. И материться. Беленький, сладкий и такой заносчивый. А дырка после меня будет розовая, нежная, припухлая. Зовущая снова в неё погрузиться. Юнги-хён, хочу кончить в тебя, хочу размазать себя по тебе, умыть собой.
Юнги кувыркает в чёртовой центрифуге. Бесстыжие слова отбирают последнее дыхание. Сраный гопник творит непотребное — слова у него не расходятся с делом. Тесно прижимает лицо к шее, жадно кусает кожу. Чувственно катает Юнги по скрытому спортивками члену. Тот скользит навстречу, и от жёсткости, твёрдости, жара под ним — в глазах высекаются искры.
— Хён из соседнего дома, с самой чёткой талией. Знал бы ты, как я стирал по тебе ладони. Дрочил, как мелкий поц, не спал ночами, а ты ходил мимо в своих пиджачках и рубашечках, нос задирал, нихрена меня не замечал. Как ты посмел пропасть? Почему меня не дождался? Я бы быстро вырос.
В горло забивается чёрная тина. Юнги замирает в руках. А потом начинает отпихиваться. Что же он творит? В этот момент вдруг кажется, что взрослый дядька в его лице оседлал подростка, едва вступившего в возраст согласия. Да, высокий, да, шире, но всё ещё наглый ребёнок. От этих мыслей хочется шарахнуться прочь из комнаты. И из жизни. Мерзость к самому себе херачит битой по лицу — Юнги забывает себя, забывает, что тот отнюдь не малыш и сам провоцирует, дерзко наступает. А Тэхён неожиданно отпускает. Гладкие щёки, подёрнутые румянцем возбуждения, тяжелое дыхание, поднимающее майку на груди — Юнги смотрит и надеется сегодняшнее забыть.
