— Закончу проект и пойду в отпуск. Я, кажется, сдаю, — сокрушается вслух Юнги и заворачивает за угол очередного серого здания.

Остаются ещё два двора — достаточно далеко от его бывшего дома, и дома в округе совсем плохонькие. Этажей меньше, фасады ободранные, стены перекосившиеся. У автобусной остановки неподалёку выбиты все стёкла, ветер под ногами гоняет кучи мусора. Так странно. Выйди поближе к магистралям, и вполне себе приличный район. А тут… Юнги как будто попал в другое измерение. Куда-то на окраину, где о торговых центрах, спорткомплексах и билбордах слышали только по допотопному телевизору. Он прибавляет шаг, немного пристыженный собственной благополучностью. Ещё немного боязно от того, что в тёмных закоулках, куда, кажется, годами не заглядывает солнце, можно запросто встретить кого-то посерьёзнее школьного хулигана. Юнги вновь поднимает на лоб очки и крепче вцепляется в сумку. Пронесётся галопом по этим двум районам и завтра приедет снова.

— Опана, какие люди. Аджосси пожаловал! — доносится до него глубокий баритон.

Юнги стопорится сразу, словно летел-летел по рельсам, и кто-то дёрнул стоп-кран. С колченогой покоцанной лавочки около магазинчика встаёт некто здоровенный. Лицо прикрыто кепкой, в руке, в длинных пальцах зажаты банка пива и пакет с орешками. Он расхлябанной походкой приближается к Юнги, и у того коротит по нервам. В груди что-то больно колет. Это он! Ким Тэхён! Нашёлся! Ещё выше, ещё кажется сильнее. На ногах очередные кеды, место которым на помойке. И неизменные спортивные штаны — сидят на бёдрах как влитые. А сами ноги. Длинные, как шпалы, мускулистые, их силу не скрыть под старой синтетикой. То что надо для рекламы. К ним мягкая кожа брюк будет ластиться, очерчивать каждую выпуклую мышцу. Он переводит горящий взгляд выше. Чёрная застиранная майка пузырится на груди. В растянутой воротине выглядывают трогательно рисованные ключицы, а выше — мощная шея и аккуратно выписанный подбородок, не знающий пока лезвия бритвы. Чертёнок вырос, но всё ещё хранит черты…

— Всегда знал, что аджосси нравится на меня смотреть. А я чё, не против. Только попроси, могу футболку снять. И штаны, — Юнги обдувают спёртым пивным духом, и он приходит в себя. Оказывается, всё это время с фанатичным рвением изучал рекламный образчик, уже примерял выбранные для ролика наряды и потирал про себя руки от счастья, что его глазомер опять не ошибся. Неуловимо повзрослевший Ким Тэхён как никто другой подходит для выбранной концепции. Дело остаётся за малым.

— Хм-м… — глубокомысленно говорит Юнги и закладывает руки за спину. — Тебя-то я и искал.

У Ким Тэхёна удивлённо округляются глаза.

— Аджосси, я очумел от счастья. Долго же ты меня искал. Целых три года. А что тогда сбежал?

— Ещё раз назовёшь меня аджосси, вмажу.

— Вмажь, пока я тут охереваю. Тебе можно.

Тэхён с воодушевлением делает шаг ближе. Юнги встречает его порыв протянутой рукой. Ладонь тычется в упругий торс, его пытаются продавить, но не зря Юнги ходит по вечерам в спортивный зал.

— Полегче. И я не сбежал. Просто переехал.

— Охотно не верю. Пиво будешь? Заодно расскажешь, чё-как жил без меня, и чё от меня надо.

Тот глотает из своей бутылки, и Юнги чувствует, как ходит ходуном пресс под его рукой. Он торопливо её убирает и этим даёт подойти к себе — невыносимо близко. Его пытаются приобнять длинной оглоблей, прижать к туловищу — благо, подворотня тёмная, и солнце давно зашло, никто не видит дебильных игрищ. Юнги ужом выкручивается из объятий. Начинается. Словно не было этих трёх лет. Снова чувствует себя объектом охоты длинноногого здоровенного лося. А он всегда думал, что они травоядные.

— А талия у тебя, хён, всё ещё как у самой чёткой чики, — пытается тот снова скруглить свою руку на поясе. На лице у него написано такое благоговение, что Юнги становится трудно дышать. Он перестаёт вырываться, бесполезно — скрутят и всё равно затискают.

— Буду пиво! — невпопад отвечает он. Его раздирает пополам. Не нуждался бы в симпатичной мордахе и крепкой фигуре одного гопника, давно бы вмазал как обещал. Или хотя бы сбежал. А сейчас приходится терпеть, старательно схлопывая внутри подозрительные чувства и глотая обратно подпирающую кадык мерзкую гнилую жижу.

— О, ништяк! День всё лучше и лучше!

Пустая бутылка из-под пива летит в ближайшие кусты, пакет с орешками прячется в растянутый карман штанов. Юнги тянут за запястье в тот самый затрапезный магазинчик, около которого они стоят. По пути закидывают подробностями, которые ему вообще не нужны.

— Я тут друзей ждал, пива хотели у Минсока попить. Гляжу, бредёт по тротуару знакомая фигура. Ба-а, да это же мой любимый аджосси, который так беспалевно пропал после одного невинного поцелуя. Что же ты так, я бы тебя не обидел. Неужто не понравилось? А мне очень — я бы тебя каждый раз целовал, когда встречал после работы.

Гулкий басище разносится между рядов с продуктами, продавец у кассы лениво поднимает голову. Юнги свою — втягивает. Вот это позор. Хорошо, хоть других людей поблизости нет.

— Собираешься всему району сообщить о своих пристрастиях? Прекрати меня позорить. Ты меня тогда достал. И не понравился мне поцелуй, с чего бы! Ты — сопля малолетняя, — возмущённо шипит. В груди клокочет болотная тина.

Тэхён выныривает из полок холодильника. С его лица пропадает детская восторженность, на Юнги смотрит малолетний бандит, жестокий и опасный. Зрачки, как колючие точки, во взгляде клубится дымка. Смотрит, как трогает — грубо, до чувствительных следов. Подросший хищник, кому протяни палец — оттяпает руку по локоть. Юнги чуть-чуть обмирает от страха. И восторга. Реклама будет бомбической.

Тот держит за горлышки шесть бутылок пива — по три в длинных пальцах.

— Не понравилось, значит… А у меня нет никаких пристрастий, — с наглой ухмылкой говорит тот. — Какая разница, кого засосать по пьяни, красивого жопастенького мальчика или симпатичную сиськастую девчонку? Тем более у кое-кого талия, бёдра краше, чем у некоторых девок.

Вопреки здравому смыслу Юнги оскорбляется. Он — сложившийся человек, с крутой работой и собственной квартирой в одном из дорогих районов Сеула — оскорбляется столь незамысловатому сравнению из уст малолетнего гопника.

— Я не мальчик, — наконец выговаривает он. — Мне двадцать шесть. Кто из нас мальчик так это ты. Сколько тебе лет?

Тэхён двигается к кассе. Ставит на прилавочный стол батарею бутылок и сверху накидывает пару пачек орешков. Юнги наконец осознает, что тот затаривается совсем нешуточно.

Он поднимает поражённый взгляд на мальца. Это всё им? Да он в жизни столько не пил — некогда и не с кем. Вообще не приветствует и на работе не поддерживает дурацкое стремление ужраться всем отделом каждым пятничным вечером. И где они всё это собираются употребить? На что, собственно, Юнги, подписывается?

Кассир равнодушно начинает пикать сканером.

— Мне почти двадцать. И возраст это всего лишь цифры, — тем временем с невозмутимым видом сообщает Ким Тэхён. — Плати, не мальчик, у меня денег нет тебя гулять, — только Юнги открывает рот, чтобы высказать своё недовольство наглыми замашками хулигана, как тот ловко затыкает ему рот — пихает туда орешек из кармана. — Зато обещаю, за пивком с удовольствием тебя выслушаю. И даже не пристану.

Юнги с обречённым видом прожёвывает орешек и достаёт из сумки кошелёк. На что не пойдёшь ради великого дела.

========== Часть 3 ==========

У Юнги нет времени гудеть, нет желания пить среди рабочей недели — завтра ранний подъем и новые клиенты. Его не спрашивают. Сраный гопник Ким Тэхён, гремя пакетами, тащит его в дом. В один из тех, что стоят ободранные и неухоженные в глубине двора. Подъезд пахнет… нехорошо, отвратительно даже. Юнги боится представить, что за лужи на полу и по углам, в которые он наступает своими дорогущими туфлями.

«Цель, цель, у меня есть цель. Давай, соберись, тряпка, проект горит, — говорит он себе, когда на одном из этажей с яростным «МАУ» к нему под ноги бросается косматое нечто и скребет когтями по всё тем же многострадальным туфлям. Юнги бы взвизгнул, и, возможно, даже пнул чудовище — только в целях самообороны, но чужая ладонь крепко и даже как-то трепетно сжимается на его, Тэхён оглядывается и басом сюсюкает: