Вопиющая ситуация.
Джин судорожно потянул на себя покрывало, но оно оказалось под телом напротив. Чонгук-хан сдвинуться не захотел, с усмешкой наблюдал за жалкими потугами молодого лорда прикрыться. В итоге Джин сдался.
— О чём вы хотели поговорить? — сцепив зубы, проговорил он.
— Кинжал в целости и сохранности? — тут же поинтересовался Чонгук-хан.
— Всё в порядке, — ответил Джин. Он, перед тем как заснуть, проверил его рукой, наткнулся на ножны и бедовую книжку, отдернул руку как обжёгся. С тех пор с кровати не вставал.
— Я принес для него ящик с надёжным замком, он стоит под окном. Спрячьте кинжал в багаж как можно глубже. Когда уплываете?
Джин сцепил пальцы в волнении. Щекотливая тема, касаться которой было неприятно, по понятной причине приближающегося столкновения. Всё один к одному — отбытие отсюда (спасибо, что в целости и сохранности, майсурские раджи — благородных кровей мужи, отпускают дипломатов восвояси), долгий путь обратно в Калькутту, ожидание судна. Последнее, тем более, не объяснить царской особе. Понятное дело, радже и его семье нет нужды подстраиваться под прихоти капитанов кораблей. Стоит захотеть, и любое судно отвезёт его куда надо. Сын генерал-губернатора, при всех заслугах титулованного отца, такой властью не обладал. А, следовательно, срок нахождения его в Индии растянется на неопределённое время. Типу Сахаб Чонгук-хан выбрал не того кандидата для вывоза реликвии за пределы страны.
— Не всё так просто… — буркнул Джин вполголоса.
Чонгук-хан нахмурился, обычная насмешливая улыбка слетела с его губ.
— И в чём проблема?
Юный лорд помолчал, мучительно долго подбирая слова. Не сказать бы ничего лишнего.
— Как вы знаете, нас в скором времени выдворят из города… Мы вернёмся в Калькутту. Там я буду ждать ближайшее судно, которое пойдёт в Англию.
— И?
Джину захотелось передразнить раджу невежливым «что и?», выкатив глаза на его нетерпеливый тон.
— До Калькутты тысяча двести миль*, и только на месте придётся искать отплывающие судна.
— То есть быстро вернуться в Англию не получится? — совсем посуровел молодой Чонгук-хан. Ещё бы. В его блестящем плане сквозила огромная прореха.
В конце концов, он тоже юноша, не старше Джина. Они — тот ещё тандем. Откуда у обоих взяться здравым идеям и великолепному их исполнению.
— Я могу вернуть кинжал обратно, — смутился Джин и опустил голову. Ему стало неудобно за собственную никчёмность.
— Что? Нет. Самый невероятный вариант всегда срабатывает. Никто не подумает на вас как на хранителя важнейшей реликвии.
Чонгук-хан глубоко задумался, а Джин исподтишка принялся его разглядывать, пока тот не смотрит. Несколько минут назад глаза слепило стыдом и страхом, а освоившись, почему-то хотелось поднести свечу поближе и разглядеть знатного молодого человека. Он был одет совсем просто — сегодняшний наряд был не чета прошлому, блестевшему золотым шитьём и камнями. На голове был повязан максимально скромный тюрбан. Вид Чонгук-хана снова намекнул Джину, что под вальяжностью и царскими повадками скрыта натура флибустьера. О чём говорить, его поступок — под покровом темноты залезть в чужой дом — выдавал рискового, авантюрного человека.
— Я подумаю, что можно сделать. Попробуем найти судно в ближайшем от нас порту, тогда не придётся возвращаться в Калькутту, — Чонгук-хан встряхнулся, скинул с себя задумчивость. — За вами будут присматривать несколько моих доверенных людей. Они последуют в Англию, поэтому не пугайтесь, увидев сопровождение. Это для вашей безопасности, сахиб.
Он похлопал себя по складкам длинной рубахи, что-то нащупал — сведенные в строгую линию брови наконец-то разошлись.
— Дайте руку, — сказал он на полтона ниже, и глаза его загадочно блеснули.
Непонятно, кто кого предавал, то ли тело Джина, то ли он — сам себя, но он, словно заколдованный, безропотно протянул ладонь. Её трепетно подхватили двумя руками сразу, вложили что-то тяжёлое, сжали в кулак. Острые грани предмета кольнули, но Джин не спешил руку отнимать, только склонил голову ниже, спрятал загоревшиеся алым щёки. Нежный обхват не пропадал.
— Я хочу, чтобы ты принял, Джи-ин, — протянул Чонгук-хан хрипло, снова сбился с уважительного тона. Имя, сказанное на французский манер, прошлось по телу горячей волной. Колдовство, точно колдовство, застонал Джин беззвучно, отказываясь признавать страшные для себя новости.
Пленившие кулак руки пропали. Джин разжал хватку и на ладони увидел давешнюю брошь, ярко сверкнувшую россыпью камней.
— Прими на память. Знак внимания. Ты ведь не забудешь меня? Мое обещание? Я тебя найду, где бы ты ни был. И Лунный камень ни при чём, — продолжил Чонгук-хан свои смущающие речи.
Сердце Джина забилось вразнобой, словно утлое суденышко, которое треплет шторм. Разум помутился. Ещё несколько дней назад ему хотелось швырнуть драгоценность, подаренную будто девушке, в невозмутимого слугу, а сегодня он вдруг осознал, что, возможно, сына раджи никогда не увидит. И обещание здесь не при чём. Война разведёт их по двум сторонам, по континентам и странам. Они станут врагами. Джин скривил губы в подобии улыбки, не подозревая, насколько она жалкая. Снова сжал драгоценность, чтобы кольнула сильнее, вернула его обратно в привычный мир без новых, ошеломительных знаний. Не помогло. Чонгук-хан всё ещё сидел напротив и прожигал пылким взглядом развалы пышной рубашки.
— К чему такая настойчивость? Я не барышня, чтобы оказывать мне знаки внимания… — пробормотал Джин и не стал возвращать брошь обратно, отложил в сторону.
— Нет, не барышня, — согласился Чонгук-хан. — Но это не мешает мне любоваться вами.
Щёки, шея, лоб вспыхнули красным, полыхнули в темноте сигнальными огнями. Руки взлетели к распущенной шнуровке. Откровенность молодого раджи вкупе с заметным интересом рушила Джина на дно приличий.
— Перестаньте… намекать на такое, — замычал он, заметался руками по рубашке, подтягивая то одну сторону на плечо, то другую. — Это неестественно, богопротивно, неприлично, в конце концов. Это… это карается!
Неуловимое движение, и руки Джина были перехвачены, прижаты к чужой груди, где под тканью гулко и быстро билось сердце. Он попытался вырваться, освободить предательски прилипшие к телу ладони, но его прижали крепче, перехватили по плечам, притиснули к горячей шее. Джин носом, губами почувствовал биение крови под тонкой душистой кожей. И тут же ослаб, стёк пустой тряпичной куклой. Сильные руки поймали — подтянули — не дали шанса избежать неправедных объятий.
— Пока сердце бьётся от одного твоего взгляда, разве можно приказать ему остановиться? Я не владелец ему, с тех пор как увидел тебя, — зашептали Джину на ухо горячие слова-угли. Они выжгли ему кости и расплавили внутренности. — Попробуй приказать, ведь ты, Джин — тот, кто держит моё сердце и душу. Сможешь? Будешь таким жестоким? Ведь я умру, если сердце перестанет биться. Возьмёшь грех на душу? Он солиднее, чем жалкий грешок любви к мужчине.
Коварные слова, разрушающие волю и желание сопротивляться. Возмутительные речи, и Джин их слушал, еле живой. Рассудок горел в огне, дыхание стало тяжёлым. Его бездействие сочли разрешением — чужие руки на спине сделали круг и спустились на талию, пальцы сжались на рубашке — жадно, заметно. Дамский обморок не помешал бы, — прервать нахальное наступление, но юноша никогда им не уподоблялся, поэтому только скрипнул зубами и промолчал, не проронил ни слова. Терпеть — невозможно. А отодвинуться — тем более.
— Молчишь? Значит можно? Разрешаешь? Или жалеешь? Скажи что-нибудь… — взмолился Чонгук-хан.
Его слова убивали. О чём они? Как понять, чтобы ответить?
— Пожалуйста… Не… — всхлипнул Джин, и его губы снова накрыли твёрдые — мужские.
Следующий жалкий всхлип пропал в них, разбился о напористость, в корне отличную от прошлого невесомого поцелуя. Остатки благоразумия гремели внутри криком баньши. Джин выгнулся, заизвивался, но его не пустили — прошёл момент, когда он мог освободиться. Попробовал выпростать зажатые крепкими бёдрами ноги — охнул, закатил глаза — паха коснулось налитая тяжесть под чуридарами. Юношу откинуло обратно, словно отшвырнуло буйным ураганом. В итоге они вдвоём упали на постель, — Чонгук-хан сверху, запеленав Джина в рубашку, как в смирительный кокон. Молчаливая, иступленная борьба — ни звука не раздавалось в экзотически пышной комнате.
