Знакомая окраина, одинокая высотка среди маленьких хибар на крайней улице большого города. И ни одного намёка на твое собственное жилище. Ты цепляешься взглядом за заветный дом, находишь глазами окно, тускло освещённое лампой с той стороны. Воздух с шумом покидает сжавшиеся в волнении лёгкие. Ты не могла сказать этот адрес. Чей угодно, только не этот… Пожалуйста. Сейчас моргнешь и окажешься у себя перед крыльцом.
Не помогает…
Алкогольный кумар на мгновение рассасывается в твоей голове, и ты спиной пятишься через дорогу, сжав сумку до кожаного скрипа. Прочь отсюда, быстрее, куда угодно, хоть пешком, хоть бегом. Тебе нельзя здесь…
Ближайший бордюр становится непреодолимым препятствием, и ты бултыхаешься через него, машешь руками пару секунд в надежде устоять, и таки встречаешь бетон задницей, отбивая мягкие половинки.
— День посиделок на бордюрах, ха-ха… — алкоголь опять схлопывает тебя по макушку, заливает вынужденной неподвижностью и ты замираешь, уперев взгляд в светлое окно.
Неужели он там? Такой близкий и такой далёкий. С кем он сейчас? Кому играет? Кем дышит, прижимая жёстким телом к кровати? Запретные мысли, роем летающие по пустой, пьяной голове, выпущенные из строгих рук развязным алкоголем. Надо валить, пока не поздно.
— Скотина ты, таксист. Привез зачем-то сюда. Никто же не просил, — хнычешь, роняя сумку рядом на асфальт, зажимаешь руками тяжёлую голову, рассматривая собственные ноги. — И кстати, где…
— Где твои туфли?
Небо опрокидывается на голову, осыпается по твоим босым ногам. Во рту становится кисло и вязко, и ты, не выпуская голову из рук молча ведёшь глазами от асфальта рядом с сумкой, по затоптанным кедам, по стройным ногам и острым скульптурным коленкам в драных джинсах. Зависаешь глазами на узких бёдрах и выпуклом паху, моргаешь, сглатывая накатившую кислоту.
Да не может быть, успокаиваешь ты свое заполошное сердце, ты же не такая неудачница. Мираж, виденье, сладкая фантазия, но никак не Мин Юнги, музыкант.
— Исчезни. Прям как мои туфли. Пшшшшш, и развейся как облачко… — шепчешь, икая перегарным духом. Отворачиваешься, шаря рукой по сумке.
Сил нет даже нащупать телефон, чтобы еще раз вызвать такси. Тошнит неимоверно, и фантом с голосом Юнги, нетерпеливо притоптывающий кедой никак не желает пропадать.
— Кыш-кыш-кшааа… — машешь ты рукой, отгоняя галлюцинацию, проезжаясь по твердым голеням, спрятанным под джинсой. — Не мельтеши перед глазами, итак несладко.
— А ну-ка, пошли трезветь… — сумка пропадает из твоего поля зрения, следом и тебя вздергивают на ноги. Сильные руки подхватывают тебя на манер принцессы под колени и лопатки, прижимая к крепкой груди. Мягкие покачивания убаюкивают, пока тебя куда-то несут, и ты не стесняясь, обнимаешь тесно, прячешь голову в прохладную ямку плеча парню, больше похожему на пьяный вымысел.
***
Поток холодной воды обрушивается сверху, буквально выдирая тебя из беспамятства. От мокрого холода перехватывает дыхание, и ты на коленках, нелепо размахивая руками, пытаешься от него скрыться. Побег пресекает чья-то пятерня, упершаяся чуть повыше груди. Попытки распахнуть глаза проваливаются, полное впечатление, что веки весят по паре килограмм каждое.
— Ч-что з-за ч-ч-чё-рт… — слова брызгами рвутся сквозь трясущиеся губы, ты в испуге вцепляешься в чужую руку в усилии оттолкнуть.
— Давай, давай, терпи… — произносит до дрожи знакомый голос, — ты мне нужна трезвая.
Ты выпускаешь мокрую ладонь и изумленным мешком падаешь обратно, обмякнув почти до обморока. Кошмарный сон так и длится?
«Какой подозрительный соджу в том караоке, — думаешь ты потрясенно, облизываешь мокрые губы и руками пытаешься смахнуть потоки с лица, отправляя брызги во все стороны. — Глюки так и не отпускают».
Только вот тошнотворная муть в желудке вполне реальна, как и холодная вода, выстукивающая головной болью тебе по затылку. Полностью промокшая одежда студено липнет к телу, выбившиеся из хвоста волосы ледяными змейками струятся по лицу, и реальность этих ощущений догоняет тебя апперкотом. Это все действительно происходит. Так и есть, ты приехала к его дому. Год не ездила, держалась всеми правдами и неправдами, но стоило один раз безбожно напиться, и вот ты уже тут. А Мин Юнги, музыкант, сейчас замачивает тебя как грибы — в ванне с холодной водой.
Глаза готовы трезво распахнуться, но ты их зажмуриваешь еще сильнее. Если держать веки закрытыми, стыд и ужас не так обжигают.
— Же-же-жесто-ко-ко… — стучишь ты зубами, отфыркиваясь от струй, — н-н-но это ж-ж-же ты…
— Язвишь, значит трезвеешь, — хмыкают над твоей головой. Вода тут же теплеет на десяток градусов. Ладонь с груди пропадает, чтобы вновь появиться на твоих ногах. Нежными, но уверенными движениями тебе аккуратно их моют.
«Что там происходит? Это надо видеть!» — ахаешь ты про себя и все-таки открываешь глаза.
Почти такой же мокрый Юнги, перегнувшийся через бортик ванны, пальцами прослеживающий твою лодыжку лишает дыхания. Сумасшедшее зрелище. Какое-то чертово параллельное измерение, mirror-вселенная, где обычно холодный и равнодушный парень сейчас нянчится с тобой. Только вот зачем?..
Вымученное изумление опять бродит где-то на задворках сознания, головная боль глушит какие-либо внятные мысли, объясняющие происходящее.
И тебя сейчас тупо стошнит.
— П-п-прек-ра-ра-ти… — пытаешься оттолкнуть его ногой и подняться, хватаешься за борта ванны, но тебя ведет в сторону, и если бы не поймайший тебя парень, шлепнулась бы обратно. Тошнота подкатывает, давит позором на горло, и ты стонешь в ужасе. — Юнги-и-и…
— Сейчас, моя хорошая… — сильные руки буквально выдергивают тебя из ванной, склоняют над унитазом. Мин собирает в пучок твои разметавшиеся мокрые волосы, держит их вместе хвостом, шепча что-то успокоительное, пока ты выкладываешь унитазу историю сегодняшнего приятного вечера.
Вода с одежды растекается под тобой лужей, дрожь колотит плечи. Сквозь спазмы, дерущие гортань, ты чувствуешь, как рука парня ладонью ложится тебе на затылок, снимает с волос резинку, массирует кожу, принося облегчение.
Еще пара постыдных минут и тебя отпускает. Ты оседаешь на задницу, прячешь горящее лицо в сгиб локтя, желая умереть вот прям тут же, около унитаза только чтоб не смотреть ни в чьи темно-лисьи глаза. Сердце раненой птицей бьётся о грудную клетку.
— Зачем ты со мной возишься? Вызови мне такси… — шепчешь замучено. Ты уже почти трезва, и смертельно хочешь скрыться в одиночестве своей квартиры: упасть на постель, накрыться с головой и уснуть так, чтобы утром не проснуться. Идеальный план, которому не суждено исполниться.
— Вставай, надо умыться и переодеться… — тебя тянут с пола, не дают и минуты на выдох, чтобы собраться с силами.
Юнги наклоняет тебя над раковиной и моет лицо, как маленькой, накидывает на голову сухое полотенце, просушивает волосы, не обращая внимания на жалкие попытки отбиться. Да ты и не сильно стараешься, обессиленная и лишённая воли.
Все те же белые сильные пальцы принимаются расстегивать пуговицы твоей блузки, и ты растерянно зажимаешь и края ткани, и замершую на твоей груди руку.
— З-зачем-м это?..
— Надо переодеться, простудишься. Я приготовил вещи, — парень кивает на стопку одежды на стиральной машинке. — Женского белья у меня, к сожалению, нет, — щурит свои нахальные глаза Юнги, — но, думаю, моя футболка сойдёт вместо пижамы, а шорты с завязками должны удержаться на талии. — Он опять возвращается к пуговицам, которые будто рады ему, легко поддаются напору и расстегиваются сами, открывая мужскому взору намокшее белье.
Мужское внимание горячечно заметно, ошпаривает кожу. По телу током разбегается истома. Его прикосновения такие мучительно знакомые, и одновременно новые, странные для тебя. В них сейчас — неизвестная тебе забота. И ты пару минут медлишь, записывая в память эти ощущения. А потом повторно хватаешь его руки, останавливая.
— Не надо, я могу сама…
