Только не это.

Ты, подпрыгнув, мечешься по комнате в поисках сумки, телефона. Найдя, торопишься к двери, еще надо забрать вещи из сушки. Или ну их? Пусть выкинет. Такси вызовешь уже на улице.

— Опять сбегаешь? — хриплый голос цедит слова, сбивает с шага, обрушивая на тебя неподвижность. — Только и делаешь, что бежишь…

— О чем ты? Мне надо идти. У меня работы выше крыши, — выдыхаешь ты, не оглядываясь. Делаешь еще пару шагов в направлении выхода, но следующие слова буквально толкают тебя в спину своей наглостью.

— Тебе не кажется, что ты задолжала мне разговор? — и тут ты уже оборачиваешься, удивленная сверх меры, что зачинщиком непонятного разговора должна выступить ты.

В смысле, блядь? Какой разговор? Что этот порнушный ангел трахал не только тебя, а еще кого-то с нежным и ласковым голосом? И что там обсуждать?

— Не пойму, про что ты сейчас буровишь? — фыркаешь ты, собрав остатки здравых мыслей, покинувших тебя при виде полуголого Мина, опирающегося спиной на изголовье со скрещенными на груди руках. — Разговор о чем? О том, мы с тобой приятно проводили время, а потом прекратили? Этот разговор уже год как просрочен.

— Значит, так ты думала про наши отношения? Просто приятно проводили время? — Юнги раздраженно откидывает одеяло, одевается, не обращая внимание на твои недоумевающие взгляды, знаками вопроса скользящие по его широкой спине, по длинным ногам. Парень даже тылом умудряется показать свое недовольство и гнев.

А у тебя в голове стоит безмолвный вопль «просто, что происходит»?! Кислород медленно выжигается в ближайших метрах от тебя, вспыхивая под веками, пока ты хватаешь ртом больше положенного утреннего воздуха. Злость накатывает волнами, такое чувство, что Мин Юнги делает из тебя полную дуру.

— Ты сказал отношения? — тянешь ты, окончательно разозлившись. Как он смеет говорить об отношениях? Тот, кто на протяжении трех месяцев молча пользовался твоим телом, пока ты любила больше жизни! — Наш трах меньше всего был похож на отношения! — тон голоса независимо от твоей воли начинает набирать обороты, и ты хлопаешь себя по губам, замолкая.

Ругаться год спустя, так себе занятие.

Похоже, кто-то так не думает.

— И это говорит та, которая после секса ВСЕГДА собиралась и уезжала домой! — Мин в два широких шага приближается к тебе, цепляет за локоть, притягивая к себе. Его лицо цветёт яркими оттенками чувств — ты никогда такого не видела: обида, гнев, боль, отголоски страсти. Как будто вечно холодный парень вдруг приподнял завесу своего равнодушия, позволив заглянуть одним глазом в кипящий котёл его эмоций. — Как будто все это время я был для тебя постельным мальчиком…

На каком моменте ты перестала что-либо понимать? Вариться в эмоциях и чувствах — твоя участь, а не Юнги, одним махом обрубившего вашу связь. Переживать о странных отношениях, связывавших вас — тоже твоя прерогатива. А сейчас парень доказывает и видом, и словами, что ему тоже больно.

— Но ты ни разу не остановил меня… — твоя голова клонится вниз, будто миллион мыслей, взорвавших мозг слишком тяжелы для того, чтобы шея их удержала. Вены наливаются свинцом, сгиная тело к полу. Ты шепчешь вниз, будто адресуешь ногам свою обиду, — Я приходила каждый день, но часто дверь была закрыта. Ты не хотел меня видеть…

Парень перехватывает тебя за талию, отводит ладонью пряди с твоего лица, пытаясь поймать взгляд, и его близкое дыхание как всегда выстреливает по тебе толпой мурашек. Сумасшествие.

— Посмотри на эту квартиру, тебя разве в ней оставишь? — выдыхает в лицо Мин, машет рукой в приглашающем жесте, призывая осмотреть скудную обстановку. — Ты садилась в дорогую тачку и уезжала обратно в свою богатую жизнь. Как я мог? Чтоб ты меня потом возненавидела? Чтоб я себя потом возненавидел? Так я себя и ненавидел! — восклицает парень, сжав пальцы на твоей талии. — 26-летний музыкант, перебивающийся частными уроками музыки, вложивший все, что было в музыкальный магазин, который только сейчас стал приносить прибыль… — Юнги замолкает, задумавшись, разглядывая твой одуревший вид, а потом добавляет, прищурившись, — И что ты сказала про закрытую дверь? Я ее закрываю, когда ко мне приходят ученики. Сосед, работяга с местного завода каждый раз ломится, ругаясь, что мы спать ему не даём. Но ты всегда могла постучать. Ты же стучала, да? — он поднимает пальцем твое лицо, но ты прячешь взгляд, ошарашенная его словами.

Никто не делал из тебя полную дуру. Ты и есть жалкая, недоверчивая, придурочная баба.

— Юнги… — кривишь губы в попытке сдержать позорные всхлипы. — Скажи, а ученицы? Взрослые ученицы у тебя были? — момент истины, после которого можно лечь и умереть. Без шуток. Момент, после которого ты себя возненавидишь в любом случае.

— Обычно у меня берут уроки дети, взрослых нет. А год назад была, да… Певичка вроде, для клипа брала уроки игры на пианино. Вечно занятая, вечерами с ней занимались. А что? — вскидывается тяжелым интересом Юнги, буравя тебя взглядом. — Подожди… Ты хочешь сказать… — парень замолкает, отшатывается от тебя, вцепившись пальцами себе в волосы, растрепывая их еще больше. — Так это я тебе изменил??? Да ты, наверно, с ума сошла, раз так подумала…

Забытая сумка с бряцаньем падает вниз. Молча прячешь в руки мокрое от слез лицо. Хочется кричать в сложенные ладони. Ты бы сейчас все отдала, чтобы вернуться в тот день, в тот момент. Протянуть руку и толкнуться стуком в дверное полотно. Не рассуждая, не думая, взять и довериться парню, которого боготворишь. Но поезд давно ушёл, теперь ты сожрешь себя мыслями, ненавистью, бесплодными сожалениями.

Полная дура — это слабо сказано.

— Послушай… — тяжёлые руки укрывают плечи надеждой, склоняют горячую голову на мужское плечо. — Давай спокойно умоемся, позавтракаем. Оставишь мне мои шорты и переоденешься. А потом начнем все заново… — охрипшим от чувств голосом прямо в твое загоревшееся ухо. — Я буду первым, кто решится сказать. Слушаешь? Я Мин Юнги, музыкант и начинающий бизнесмен. И прошлым жарким оранжевым летом я был влюблён в далёкую как космос нуну…