— …

Сонбэ в отрубе. Сонбэ пытается вдохнуть глоток воздуха, в надежде заставить мозги заработать, печатает взглядом ожоги на открытых участках кожи, а Чонгук рубашку еще даже не снял.

Спустить гладкую ткань по рукам, высвободить запястья от мягкой хватки рукавов с запонками, отправить ее вниз, к футболке, и вот уже Чонгук во всей своей жаркой, бронзовой красоте замирает перед почти скончавшимся Джином.

— Сокджинни-сонбэ, я тебя сейчас поцелую…

Три секунды на реакцию старшего… Успех.

Обхватить ладонями мягкий овал лица, как давно мечтал, огладить большими пальцами темные брови, наблюдая, как прикрываются нежными, тонкими веками шальные глаза. Густые ресницы тенью ложатся на розово-смуглые щеки, полные, сладкие губы дрожат в предвкушении.

Какой же он… Невероятный.

Кислород в комнате почти догорает, но им больше не надо дышать.

На последнем глотке воздуха Чонгук касается чужих губ своими. Бережно, неторопливо ласкает сомкнутый рот в невысказанной просьбе довериться. Напирает, обводит четкие края, вбирает в себя мягкую сочность, каждым движением даря себя. И чувствует, как томный стон, толкнувшийся в Гука распахивает нежные, гладкие губы. Завладеть. Украсть дыхание. Поставить свою печать. Забрать его себе. Навсегда.

Тихие, бархатные стоны клубятся по комнате, пока Гук с пылом юности исследует сладкий рот и мягкую шею. Жадные, терпкие поцелуи. Долгие, неторопливые поцелуи. Наглые руки трогают гладкое, стройное тело под рубашкой, жмут узкие бедра ближе к себе, притираясь эрекцией. Руки сонбэ тоже времени даром не теряют и чувственно, медленно знакомятся с каждым сантиметром большого, накаченного тела. Крепкая шея, широкая грудь, твердый живот и сильная спина обласканы, изучены, впаяны в подкорку головного мозга.

Хочется большего. Хочется всего президента, от темной макушки до пальцев ног. С заморочками и смешками, уставшего и отдохнувшего, зажатого и расслабленного, больного и здорового, пьяного и трезвого. Всего. Всякого. Такого разного. Единственного.

Расплавленный ласками сонбэ жмется сам, дышит в шею Гуку, и кажется, сказочная Нарния сегодня стала ближе…

Стук в дверь и негромкий женский голос за дверью валит с небес увлекшихся парней:

— Сынок, у вас все хорошо?

Испуганное лицо, тусклый взгляд ореховых глаз, трясущиеся алые губы.

Нарния захлопывается, ненадолго мелькнув перед Чоном сказочными перспективами.

Комментарий к 24

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== 25 ==========

— Сокджинни? Ты тут? Почему не отвечаешь? — госпожа Ким взывает к ответу с той стороны двери и никак не дождется его от выпавшего в другое измерение сына. Уже и постучала пару раз и даже подергала за ручку, чем только сильнее погрузила Джина в состояние прострации.

Тот лишь крепче впивается пальцами в обнаженную талию Гука, силится вдохнуть плотный, горячий воздух комнаты и никак не оживает.

Чонгук щекочет под подбородком застывшего в его объятьях, испуганного президента, слегка щелкает того по аккуратному носу. Легко дует, остужая горячие губы, расколдовывая свою заснувшую Белоснежку.

— Джинни-хён… — смешливым шепотом в зацелованный рот, — У тебя целая легенда готова, чего молчишь?

Совершенно магическим образом манипуляции Гука призывают Джина обратно к жизни. Сонбэ перестает изображать из себя соляную статую, моргает, заостряет взгляд на Гуке и рывком отнимает руки от поджарого тела.

— Мам, мы почти закончили сушить рубашку после пролитого со… воды. Да! — Джин зыркает волком на хмыкающего Гука. — Уже идем!

— Чонгук-ши, господин Чон передает, что он тебя ждет… — и удаляющиеся шаги каблучками звучат по коридору, возвращая парням их одиночество.

Одна Нарния, одна реальность, в которой два парня изучают, оценивают друг друга и свое место в новом, одном на двоих мире. И Гук больше не даст пропасть этой реальности, не позволит схлопнуться их сказке. Не в этой жизни.

— Сушим феном, который не шумит, да, хён? — Чонгук поправляет Джину скособоченную ласками рубашку, тянется заправить полы под ремень, но очнувшийся сонбэ отбивает на лету наглые руки. — А если тебя спросят, почему у нас такие губы, скажешь: натрудили, дуя на мокрое пятно. — И Чонгук, наконец-то, позволяет себе растечься в заразительном, озорном смехе.

— Губы? Какие такие губы? — Джину не до смеха, он дергает вторую дверцу шкафа, где закреплено зеркало и в замешательстве осматривает свой заласканный, томный вид: яркие, опухшие губы, пунцовые щеки, розовые пятна по длинной шее. Возмущенно приглядывается к такому же Чонгуку, как будто не он сам пятью минутами раньше лохматил пальцами мягкие волосы, пробовал губами и зубами ямку на смуглой шее.

— Чему удивляешься, Сокджинни-хён, последствия от жарких поцелуев всегда одинаковы… — Чонгук рассматривает зарозовевшего в край цветочного президента, явно смущенного больше, чем положено парню в 23 года*. — Или ты не?..

— Не твое дело, мелкий! — отбривает не в меру любопытного Гука старший. Суматошно заправляет выбившуюся рубашку за пояс штанов под пристальным, задумчивым взглядом темных глаз. — Давай собираться на выход…

«О нет, Сокджинни, мое дело, теперь мое. Ты теперь — все мое. Я тебе и Дракон, я тебе и Королевич**, я тебе и Лев***». — Все ипостаси его, Гука. Все, что касается Джина давно стало важным, нужным, значимым. Что угодно для одного розового сонбэ. Каждая дума только о нем. И теперь мысль: может ли статься, что вечно упахивающийся по учебе и делам факультета сонбэ так и «не…» — прожигает мозг напалмом. Повод, повод подумать для коротнувшегося Чонгука, сам-то он шустрый малый и много чего успел за свои годы.

— Могу я уже надеть рубашку? Мы же ее уже досушили. Так упорно сушили: покраснели, вспотели и пошли пятнами… — не шуткануть, это не про Чонгука, особенно когда на душе птички поют. — Джинни-хён, в следующий раз, позволь мне придумать план спасения твоей репутации. — Руки, сложенные в молитвенном жесте, круглые глаза, кроличья улыбка, глупые шутки просто обязаны умаслить серьезного, расстроенного президента.

Секунда, вторая, третья… Чонгук ждет взрыва негодования и грозных стрел взглядов. Ждет отповеди и бранных слов по поводу следующего раза. Но любимый сонбэ умеет удивлять. Мятежное лицо за три секунды расплывается щечками, и по комнате несется одуряюще-громкий, тюлений смех. Откинутая голова, дрожащая от смеха шея, икотные выдохи — Чонгук такого никогда не видел и не слышал в исполнении сонбэ. Ржач спешиал фо**** Гук.

И он, блядь, так счастлив. Смейся больше, хён. Радуйся жизни. Ешь для Гука. Смейся для Гука. Живи в свое удовольствие для Гука. И все будет хорошо.

— Это пиздец, Чонгукки… — отдышавшийся Джин вытирает слезы с глаз. — Пошли позориться… Одна хорошая для нас новость: зная своего отца, более чем уверен, тот уже видит десятый сон.

И от этого «нас», сказанного так легко и непринужденно Чонгука размазывает катком по асфальту. Запредельно хорошо. Невыносимо хорошо. Все будет хорошо, правда же?

Комментарий к 25

*Все помним, да, что Джинни-хёну 21 год?

**Королевич в сказке Братьев Гримм возвращает к жизни спящую Белоснежку.

*** Лев Аслан, создатель мира Нарнии.

****Специально для…

========== 26 ==========