— Что?.. Откуда ты узнал?.. Это не то, что ты…
— А что я думаю, хён? — Чонгук в приступе жгучей ревности начинает теснить президента к подоконнику окна. — Я вообще не собираюсь думать о Намджуне, но, почему-то, вот уже битых полчаса у меня какой-то сплошной Намджун головного мозга, прилетает со всех сторон, откуда не ждешь…
— Вы что… Поспорили с ним из-за… Чимина? — Сокджин уже прижимается поясницей к подоконнику, в кольце рук первокурсника, упирающихся в деревянную плоскость под окном, но есть темы важнее своего неоднозначного месторасположения.
— Можно и так сказать…
Сейчас Чонгук поймет какую-то важную мысль, звенящую в голове. Сейчас он поймает ее за хвост и расшифрует бледный, скорбный вид старшего, его загадочные паузы между слов, плывущий взгляд. Но пока, разглядывать так близко оказавшееся нежное лицо, мягкий рот — беспредельно. Дышать воздухом в паре сантиметров от полных, розовых губ — крышесносно. Ловить сладкое дыхание, прорывающееся между белых зубов, прокатывающееся по собственной обнаженной коже — бесподобно. И Чонгука мажет, плавит, ведет волной похоти, заставляет сделать чуть больше, зайти чуть дальше, распробовать получше. Сердце стучит в горле.
Чонгук подхватывает узкие бедра, подсаживает старшего на подоконник, ввинчивается мощными бедрами ему между ног, сражая сонбэ наповал своей наглостью.
— Хён, ты зачем меня сюда притащил? — руками под колени, заставляя обхватить свои бедра стройными, длинными ногами, притирая пах к паху.
Горячая ладонь упирается в голое плечо, то ли в попытке оттолкнуть, то ли в усилии прижать еще ближе.
— Ты не ходишь на экономику… профессор Им тебя разнесет… на экзамене… Ты не приходишь… после того случая… — темная голова привычно клонится вперед, прижимаясь к чонгукову уху, паузы между слов все длиннее, но Гук ничего подозрительного не замечает, утонувший в чувствах и эмоциях.
— Я вынужденно пропустил. С некоторых пор экономика — мой любимый… предмет, — Чонгук сейчас задохнется от тесной, жаркой близости, чужая рубашка дико мешает. Хочется кожа к коже, пах к паху, ноги к ногам.
Но тело президента все ниже и ниже сползает в руки Чонгуку, заставляя замереть, прекратить поползновения в сторону сонбэ. Зажмуренные глаза, серые губы, влажная челка над бледным лбом.
— Гуки… голова… таблетки… Гуки…
Поймать окончательно сползшего, полуобморочного Сокджина, натянуть первую попавшуюся майку задом наперед, вызвать такси, позвонить тете. Быстрее, быстрее, быстрее. Господи, хоть бы пронесло.
========== 20 ==========
10 шагов от кабинета тети Пак в сторону лестницы. 15 шагов в другую сторону до конца коридора, заканчивающегося тупиком. Но, почему-то, 24 шага от тупика до лестницы. Где у ног, обутых в гигантские баленсиаги* теряется один шаг? Сколько бы Чонгук не пересчитывал, 25 шагов получается только если частить. Но если частить, то можно и в 30 шагов уложиться.
Что там происходит…
А еще в коридоре 2 дивана, обитых бежевой кожей, стоящих вдоль нежно-желтых стен, 6 стульев в тон диванам и пара таких же кожаных пуфиков. Чонгук посидел везде. Он продолжил ходить после того, как поймал себя на мысли, что хочет ручкой на диване накатать «здесь ждал Чон». Тетка его пришибет.
Почему так долго…
Тетя Пак Юнхи любит цветы. Огромные монстеры, домашние пальмы и фикусы растут в ярко-желтых кадках по всему пути коридора. 4 монстеры, 3 пальмы, 3 фикуса. Чонгук думает, что следующим шагом в вязком болоте ожидания будет пересчет веток растений. А там можно и до листьев дойти.
Не может быть, что прошло всего 1.5 часа…
Чонгуку кажется, что он лежит, сидит и ходит в коридоре уже полдня, как минимум. 4 двери, ни одного окна, 10 потолочных светильников. Белый потолок, серый камень пола, белые розетки и выключатели.
Почему тетка не выходит? Почему Джин не выходит?
На 14-м шаге 10-го прохода по коридору Чонгук сталкивается с необычайно красивой, моложавой женщиной. И да… Все те женские черты, что так ярко, по-мужски воплотились в Джине ему подарила мама. Тот же шоколадный взгляд, нос горбинкой, мягкие губы, но тонкая по-девичьи фигура, маленький рост, длинные волосы. Мама Сокджина-сонбэ и сейчас может покорять конкурсы красоты.
— Здравствуйте, госпожа Ким… — удивленный взгляд с порога, кивок, и вот уже мама Сокджина за закрытой дверью кабинета вместе с тетей и Джином. Куда нет доступа Чонгуку.
15 шагов, 16 шагов, фикус, 17 шагов, стул…
Еще полчаса хождения, лежания, сидения, и Джин с матерью выходят из кабинета. Чонгук замирает, впивается взглядом в бесцветное, уставшее лицо старшего.
«Скажи хоть слово, дай знать, что у тебя происходит. Хотя бы кивни», — Чонгуку кажется, что его выдох застрял где-то на полпути между легкими и носоглоткой, и только гулкие, резкие удары в грудь заставят его опять задышать. Джин застывает тоже, сопротивляясь усилию руки матери утянуть его прочь с коридора.
— Чонгуки, что это за майка на тебе? Дырявая, еще и одетая задом наперед, — тетя Юнхи тоже объявляется на пороге кабинета. — Айгу, мой мальчик, то ли никак не повзрослеешь, то ли не хватает женского пригляда. Женить тебя что-ли?
Джин моргает, кривится, отворачивается от Чонгука. Позволяет матери увести себя в сторону лестницы. Молча уходит, провожаемый больным, тяжелым взглядом. У младшего за все 20 лет* жизни не было столько вязких, топких переживаний. И конца им не видно. Взрослая, самостоятельная жизнь, она такая? Первая влюбленность — она тоже такая? Или только Гуку с его «экспериментом» так повезло? Давай, соберись, не раскисай, говорит себе он, еще предстоит узнать, что происходит с Джином.
Чонгук на ходу заносит тетку обратно в кабинет. Сейчас он все и выяснит.
— Тетя Юнхи, расскажи, что происходит, — серьезное, насупленное лицо Гука без слов говорит, что он сегодня не останется без объяснений.
— Чонгуки, ты вообще в курсе понятия «врачебная тайна»? Ты не член семьи Ким, — тетя Пак включает режим врача. И тут же его выключает, заметив, что Чонгук упрямо и непримиримо бычит голову. — Да не переживай, курс медикаментозного лечения и твой друг встанет на ноги. Длительная перегрузка мышц шеи, связанная с долгим сохранением определенного положения тела за компьютером или за столом, когда учится. А может, голову застудил. Но пить, конечно, одни обезболивающие в этом случае неправильно, нужны лекарства другого спектра воздействия, снижающие мышечный тонус.
— А сегодня что было? — Чонгук должен окончательно успокоиться. — И почему он так долго у тебя торчал?
— Приступ случился. Какое-то неприятное событие спровоцировало приступ сильной головной боли. И не торчал, Чонгуки, а устанавливали диагноз. Осмотр, рентген шейного отдела позвоночника, МРТ… Ну да ладно, теперь расскажи все-таки, Гуки, что за дырка у тебя на футболке и где твоя куртка…
Тетка опять вещает что-то про футболку, родителей, поход в гости к младшим Пакам, но Чонгук уже уплывает в себя, перебирая события сегодняшнего дня, так отразившиеся на Сокджине. Намджун, подсевший к Чимину, недодрака, приставания Чонгука. Это все так неприятно Джину? До приступа? Чонгук так неприятен Джину? Где Чонгук просчитался? И что теперь, отступиться?
Будущее сжимается в черную точку, схлопнув все мечты и желания. Он думает, что все это больше похоже на конец. Самостоятельная, взрослая жизнь и первая взрослая влюбленность пыльным мешком ударили Гука, нескромно намекнув, что даже самые упрямые и самые упорные не всегда получают желаемое.
Младший добирается до общаги. Падает, как подкошенный на кровать, с трудом выдавая обеспокоенному Чимину обещание завтра поговорить. Да, да, обо всем, и о Намджуне тоже. Все завтра. Завтра новый день, и завтра новый Чонгук встанет с кровати, чтобы снова завоевывать этот мир.
А пока, на кровати свой собственный мирок, свернувшийся до размера пространства под одеялом. Туда нет доступа переживаниям извне, боли, разочаровании. Там нет воспоминаний о тихом дыхании, ярких глазах, розовых губах. Нет места мечтам о длинных, стройных ногах и узких бедрах, расходящихся под напором сильных рук.
