========== 17 ==========

— Я ненавижу цифры, я ненавижу считать и я всей душой ненавижу экономику… — пронзительно грустные нотки в голосе Джина прокатываются внутри Чонгука колючим шаром. Горячие ладони вдавливают отпечатки ему в спину, как будто оставляют ожоги. — Я люблю петь, я люблю готовить. И я люблю есть…

«Я люблю цифры, я люблю считать и я точно люблю экономику… Тебе больше не надо их любить…» — думает Чонгук, прижимая ближе стройное, твердое тело. Широкие ладони гладят плечи, спину, поясницу, расслабляя напряженные мышцы. — «Я люблю петь, люблю есть и всей душой люблю смотреть, как ест Джин-хён…»

«Я люблю…»

Парни замирают в объятьях друг друга в ломкой тишине кабинки. Где-то ждет факультатив по экономике, но здесь и сейчас каждая утекающая секунда на вес золота. Вне времени и пространства — усмиренный, затихший хён, цепляющийся за крепкую, широкую спину Гука, стелющий выдохи в ворот черной майки, прижимающийся сам к сильному телу.

Время, остановись.

— Джин-сонбэ, приготовишь как-нибудь… Для меня? — еще немного личного, тайного от Чонгука, в руки старшего. Не разбей, как однажды уже разбил. А его личное, скрытое, тяжкое Чонгук будет трепетно хранить в секрете.

Джин напрягается, перестает дышать. Секунды снова разогнали свой бег. Все опять не так.

— Мне надо идти… — драгоценный дар все еще не нужен. Все еще не время.

Чонгук отодвигается, неторопливо берет в руки странные, красивые ладони. Оценивает степень повреждений. Ничего страшного, пара стесанных костяшек, маленький порез. Телефону и пластиковой стенке не повезло больше.

Надо отпустить, выпустить из объятий охладевшего, собравшегося сонбэ. Момент слабости пережит.

— Иди…

— Спасибо, Гуки-я…

Темный, цвета расплавленного шоколада взгляд под тонкими бровями: Джин в свое «спасибо» вкладывает что-то большее, глаза без слов шепчут что-то недоступное Чонгуку. Но он, простой и прямой, как палка — без слов не понимает.

Выйти из туалета первому, забрать рюкзак из кабинета и свалить в общагу. Сил нет. У него нет сил. Все отдал другому, там, в тесной, тихой кабинке. Это тоже просто момент слабости, который сильный Гук переживет самостоятельно.

Нет сил оглянуться, чтобы заметить еще один долгий, пытливый взгляд от двери кабинета.

Вечером, в комнате, лежа поверх покрывала кровати Гук не может не думать, о том, кто довел сонбэ до взрыва. Кто планомерно доводит его до такого состояния? Речь шла о матери, о юристах. И эта фраза, которую Гук уже слышал: «лучше бы я не рождался»… Может быть такое, что это его отец?

И как так вышло, что заучка-президент, занимающий первые строчки всевозможных университетских списков умников, заканчивающий факультет «бизнес и управление» не любит цифры и экономику?

Одни только вопросы и никаких ответов. И Чонгук еще больше вмазывается в проблемного, сложного, но, блядь, какого красивого президента. Воспоминания о его руках на спине, такой близкой шее, нежном ухе, отголосков запаха изысканной чайной розы* жгут под кожей, выматывают похлеще спорта. Хоть иди в ванну, освобождайся.

В комнате стоит тишина. Но эта тишина другого толка. Мрачный, выдохшийся Гук не сразу примечает блаженное выражение лица соседа-хёна, бесконечный телефон в руках и обновленные засосы.

— Хён, с кем ты переписываешься?

— Я переписываюсь с Джу… с Намджуном-сонбэ… — маленький, булочный хён никогда не умел скрывать правду. И сейчас на его лице цветет солнечная улыбка, приоткрывающая кривоватый зубик и прячущая в щелки полумесяцы глаз.

Вот так новость. Да за ними просто не успеваешь. Погрязший в чужих проблемах Гук пропустил момент, когда у хёна наладилась личная жизнь.

— Я не понял. Битье морды отменяется?

Не то, чтобы Гук забыл возню рослого сонбэ около Сокджина, но неужели Чимин простил ему чужое имя на губах?

— Да угомонись же ты, альфа-самец. Об этом речь и не шла. Да и потом, он первый написал…

— Начни-ка рассказ с начала, хён… — Гуку самое время отвлечься, отпустить ситуацию с Джином, ну и оценить, насколько отдалился от сонбэ белоголовый, здоровый Намджун.

— Да не с чего и начинать-то… Эээ… помнишь, мы сидели в столовой с Пак На Юн и ее подругой… И… Эээ, после этого сонбэ мне написал: «Привет. Это Намджун». Ну и я написал: «Привет. Это Чимин». И он написал: «Я знаю»…

— Подожди, подожди, хён, давай не с этого начала… — сейчас на Гука вывалят всю историю переписки с сонбэ, еще и скриншотами из какао завалят. — Расскажи историю обновившихся засосов.

— А… Это… — Чимин трет ярко-красные следы на плюшевой шее, блаженная улыбка вновь красит мягкие, пухлые губы. — Это Намджун сегодня приходил ремонтировать мой ноутбук.

Ничего себе. Намджун, известный на факультете под кодовым именем Бог Разрушений пришел ремонтировать ноутбук. Так. Чонгук даже приподнимается с кровати, внимательно вглядываясь в поплывшего Чимина.

— И что, работает ноутбук?

— Нет, он его вконец доломал… — шальная улыбка не желает сходить с лица хёна.

Он вообще нормальный? Кажется, кто-то растерял последние мозги. Или в любви все средства хороши, и ноута не жалко?

— Хён, ты учиться-то как дальше планируешь? Завтра идем новый ноут покупать?

Чимин, наконец-то, возвращает Чонгуку осмысленный взгляд:

— С ума что ли сошел, Гуки. С моей учебой все будет чики-пуки. Аж в рифму заговорил! Я на выходных из дома сломанный, старый ноут притащил… Но зато Гуки, как он извинялся… И его ямочки… И его носик… И его руки… Бляяядь, я просто умирал и воскресал. А потом опять умирал… — и Чимин снова трогает следы на смуглой коже, уплывая в мир грез и видений.

— Все, все! Опять лишняя информация! — кажется, Чонгук достаточно услышал.

По всему выходит, что Намджун-сонбэ действительно отдалился от цветочного президента. Хоть одна хорошая новость.

Комментарий к 17

*Чайные розы попали в Европу из Китая в самом начале 19 века, и были названы так потому, что их тонкий аромат напоминал аромат изысканного китайского чая, только не заваренного, а сухого.

Проблема однако в том, что история не сохранила ни сорт, ни тип чая, использованного для сравнения, а ароматы у различных китайских чаев ну очень разные. Но одно точно, что запах чайной розы немного напоминает запах именно сухой заварки.

Прастити, но красивый, смугло-розовый Сокджин-сонбэ напоминает мне самую нежную чайную розу.

========== 18 ==========

— Юристы компании готовят документы для агрессивного поглощения, так как господин Ким на диалог не идет. Мы просто выкупим как можно большее количество акций и не оставим ему выбора. Компания перестанет существовать в юридическом смысле и все активы перейдут в наше владение, — господин Чон всегда подробно и обстоятельно делится фактами рабочего процесса с Чонгуком, зная, что эти подробности любопытный и внимательный младший сын обмозгует и отложит в нужный сектор памяти. И потом, при необходимости выдаст и умозаключения, и выводы. — До нас дошли слухи, что их юристы сейчас прорабатывают защитные приемы против враждебной сделки, но они не успеют.

— Акционеры получают специальные права или компания пытается выпустить акции определенного класса?

— И то, и то… — моложавое, строгое лицо господина Чона озаряется улыбкой, полной гордости за рано повзрослевшего, серьезного сына. Крепкая, сильная поросль. — Ты помнишь, что через несколько дней планируется ужин в доме господина Кима? И оденься, пожалуйста, поприличнее, без этих твоих спортивных хламид и балахонов.

— Обижаешь, папа, оденусь в лучшем виде… У меня даже обтягивающие кожаные штаны есть, спасибо маме. Только я так и не понял, куда их носить? В них даже стоять страшно, не то что присесть. Тебе мама такие же, случаем, не купила? Поразим семью Кимов до глубины души… — решает пошутить Чонгук и теперь с восторгом и ужасом наблюдает, как твердые скулы отца покрываются красным румянцем.

— Да ну тебя, негодник, про какие штаны ты там болтаешь… — отец вдруг суетится, смотрит на часы, намекая, что чересчур проницательный сын явно засиделся в номере отеля, все-все, дела-дела. — Костюм надень, галстук, рубашку, аксессуары.