— Я тебе уже говорил… Мне не нравятся парни. Я думал, по отсутствию опыта это заметно.
— Что-то я не заметил его отсутствия… — ревниво сообщает Джин, на что Чонгук усмехается. Новая мысль заставляет зайтись от возмущения. Джин аж стискивается нутром, выпихивая палец наружу: — И я, вообще-то, парень!
Однако возмущённый клёкот давится в груди, когда Чонгук подтягивается выше и требовательно целует. Мысли, где только что был рот, крутятся, бьются в голове, как огненные шутихи. В истёртом проходе тоскливо пусто.
— Ты — это ты… — негромко говорит Чонгук, когда отрывается вздохнуть.
— Что это значит?
— Других объяснений у меня нет.
Его голос растворяется в пространстве спальни. Чонгук снова пропадает, чем-то щёлкает, а потом в колечко мышц толкаются уже два пальца. У Джина в животе ёкает от острого болезненного натяжения. Чонгук не расположен разговаривать, увлечён процессом. Лицо его снова наливается голодным ожиданием — хищник сменил на посту восторженного мальчишку. Он поддаёт пальцами и смотрит, где они пропадают. Вынимает их полностью и хрипло стонет. Обмирает от восторга, когда загоняет обратно. Джин представляет, что тот видит, и мечется по кровати, между влажных простыней.
— Тихо, тихо, лежи… Уже лучше, правда? Ты так откровенно это показываешь — такой восприимчивый, нежный. О, Джин, как сдержаться… — едва слышный шёпот бархатом проходится по коже, уверенная рука ложится на живот, удерживая на месте. Джин толкается навстречу, выгибается.
Между ног скользит и хлюпает — ощущения не из приятных, а Чонгук всё добавляет геля, а вместе с ним и третий палец. Джин всхлипывает и хватает Чонгука за напряжённое отставленное запястье. Внутри ударяет по стенкам и замирает — Джина распирает до одури.
— Все хорошо, хён… Я медленно… Ты нереально красивый на моих пальцах, щедрый, терпеливый. Так сжимаешься и принимаешь, я просто сдыхаю. Я не доживу до секса, сгораю уже сейчас. Смотри, давай вместе. Держись за меня. Как захочешь, так и будет.
Слова Чонгука откровенно-бесстыжие, он их еле произносит — с присвистом, отрывисто. Гладит Джину живот, грудь, пах, снова обхватывает член и убирает руку, когда тот вздрагивает от слишком чувствительного касания.
— Я бы тебе показал, если мог… Просто почувствуй, как это красиво, — он медленно шевелит запястьем. — Попробуй сам, ощути… Ты мне доверяешь?
Его колотит, и Джина тоже. Жар разливается от их тел, воздух в комнате плавится и искрит. Страсть мешает мыслить и анализировать — Джин крепче обхватывает ладонь, отводит и медленно возвращает в себя.
Стоны обоих сплетаются в один. Вены на шее Чонгука извиваются змеями, когда он откидывает голову. Капля пота с его челки шлепается на живот, и Джин втирает её, продолжая насаживать себя на руку.
— Рано… Не хочу, чтобы ты сейчас кончил… — с трудом выдыхает Чонгук и вынимает скользкие пальцы, когда замечает ритмичные судороги нутра. Пересаживается на пятки и перекидывает ноги Джина через свои бёдра. Его ладони проходятся по бледным ляжкам — мажут по коже остатки смазки — оглаживают круглые коленки. — Твои ноги — мой фетиш… Их бесконечно хочется лапать, — жалуется он и пережимает теперь себя.
— Ты можешь… Можешь трогать, сам сказал… — мычит задушено Джин. — Сегодня ты меня… А я тебя…
— А завтра?
Джин отвечает красноречивым молчанием. Чонгук насупливается, тяжело дыша.
— Зря спросил, да? Что ж… Хотя бы трогай меня в ответ…
— Поцелуй меня, Чонгук, — выдыхает Джин вместо ответа, приподнимается навстречу. Тот встречает его на середине пути, губами ловит сведённый расстройством рот. Поцелуй выходит отчаянный, с примесью тоски. Чонгук отпускает только тогда, когда грудь начинает драть от нехватки воздуха — толкает на постель обратно.
С этого ракурса видно, насколько он возбужден и как он сдерживает себя. Его грудь в испарине, пот стекает по вискам, сосулит красную чёлку. Взгляд мутный и расфокусированный. От осознания, что это Джин довёл его до изнеможения, по телу растекается пьянящее чувство власти. Оно сжигает все сомнения. Эрекция Чонгука натягивает ткань спортивных штанов — Джин двигает зад ближе и трётся о пах.
— Хён… Не вынуждай меня. Ты ещё не готов. Посмотри на меня! — рыкает Чонгук — удержаться не может, с усилием вжимает в расселину бугор. И встревоженно ждёт реакции. Но её нет. Яростная похоть сносит в голове ограничения. Джин сглатывает скулёж, прогибается в пояснице и трётся снова. Молнии вспыхивают в животе от фрикций распахнутыми бёдрами по жёсткому члену.
— Ещё… — просит он столкновений там, усилий, увесистых касаний по нежной голой промежности. Каменный ствол раз за разом проезжается между половинок, по чувствительному местечку выше, задевает яйца и длинно накатывает по эрекции Джина. Имитация секса — без проникновения. Он кладёт руку на живот и чувствует, как обе вершины тычутся в её ребро. Пробует ловить движения — они доверчиво прячутся в ладонь.
— Если ты продолжишь, я позорно кончу, — сквозь зубы говорит Чонгук, тараня ударами Джина. — Ты лишаешь меня рассудка…
Джин и сам сейчас сорвётся в пике. В голове колыхается муть из миллиона желаний, под ними взбалтывается тонкий слой страха, стоит представить, что Чонгук реально войдет, как-то поместит в нём то, что топорщится под штанами. Но он смотрит! Не может отпустить себя окончательно и трогать, ласкаться в ответ, но смотрит! Видит только его: гладкие широкие плечи, сильные руки, трепетно обхватывающие ноги Джина. Выпуклые мышцы на груди и тёмные полукружья сосков, твёрдый живот и идеально круглый, красивый пупок — Джин рассматривает во все глаза и не даёт страху вырваться на поверхность.
— Проклятье, хён… Какой ты, а… Горячий, как солнце в руках… — раздаётся глухой полурык-полустон.
Хорошо! Как же хорошо — неожиданно! Джин прижимается всё сильнее, встречает каждый дерзкий натиск.
— Прошу… Не останавливайся, — слова вырываются сами, такие же предатели, как и тело. Джин сжимает свой член и замечает, как Чонгук зависает взглядом на мелькающей из кулака ребристой шляпке.
— Ни за что, я тебя не оставлю… Не касайся себя, потерпи… — он отстраняется и спускает с бёдер штаны.
— Чонгук?.. — булькает Сокджин, с трепетом оценивая размер. Дуреет сразу. И вроде, что он там не видел, у самого такой же. Но…
Мысли разлетаются, как вспугнутые птички, когда Чонгук чувственно проводит членом по расщелине.
— Хочешь меня? Хочешь это? Только позволь, и нам будет хорошо, обещаю… Разрешишь себя любить? — спрашивает тот.
Они пристально смотрят друг на друга, даже прекращают встречные движения. Молчаливые мгновения, когда один ждёт ответа, а второй — решается. А потом Джин прерывает тишину.
— Пожалуйста, Чонгук… — отвечает он и не отводит взгляд. Только нервно облизывает губы. Глаза напротив вспыхивают торжеством — расшифровывать «пожалуйста» не приходится.
— Ты не пожалеешь, — на минуту Чонгук прижимается губами к коже под пупком, утыкается носом в самый низ живота — как животное, прильнувшее к родному телу. А потом отстраняется. Шарится за спиной, шуршит блестящим пакетиком. Под испытывающим взглядом Джина натягивает на себя презерватив. Дыхание его заметно частое, поверхностное. Воздух с сипом гоняется по трахее. Он торопливо смазывает себя и аккуратно прилаживается к анусу.
— Всё, я больше не могу.
По ощущениям он ещё больше и горячее. Джин прикусывает щёку, с ужасом думая о предстоящей боли.
— Ты… уверен? — выдыхает он, упирается рукой ему в живот. Тот трётся, ныряет членом между половинок, размазывая гель по резинке. Дразнит навершием растянутый вход.
— Всё будет хорошо, Джин. Я с тобой, не напугаю, не наврежу. Ты такой узкий, мне тоже будет больно… — еле выговаривает Чонгук и слабо улыбается. — Наш секс, как минное поле, но мы будем на той стороне, даже не сомневайся.
Его подтягивают повыше, а потом Джин чувствует, как выпуклая головка прижимается к отверстию, вдавливается в мышечное кольцо.
Он старается не зажиматься, пытается дышать ровно, но в полной мере ощущает, как в него проникает напряжённая плоть. Чонгук медленно, упруго заполняет, пережидая моменты, когда Джин стискивает внутренности. Постельное бельё под руками измятое, влажное. Джин его комкает, не отводит взгляд от Чонгука. Ему необходимо смотреть на него, на его открытое измученное лицо, на сведённые словно от боли брови, на истончившиеся закусанные губы.
