— Зачем всё это? — разозлившись непонятно от чего, спрашивает Джин. — К чему стол, фильм, алкоголь, неспешные беседы? Трахни меня, и я свалю домой! Трахни быстро и без изысков, и будем считать друг друга в расчёте!
У самого руки ходят ходуном от одной мысли об этом.
— Дурак ты, хён… — поднимает на него глаза Чонгук. — Сколько лет тебя знаю, и всё ты дурак.
Не успевает Джин загореться от такого определения самого себя, как тот добавляет:
— Я же с тобой хочу провести время. Просто. Провести. Время… Поесть. Выпить. Пообщаться. Страшно представить, сколько я этого хочу. Три года? Пять? — тяжелый вздох поднимает его грудь. — И все годы ты колючий, как розовый куст. Ходи, любуйся издалека. Не смей приближаться. Не вздумай трогать. Как будто это позорно — хотеть от тебя хотя бы разговора. А я жадный, Джин. Я такой жадный, что мне делать со своей жадностью? Я хочу разговоров, но их одних мне мало.
— Прекрати… Всегда ты так. Начинаешь с малого, а заканчиваешь тем, что готов сожрать меня с потрохами. Не хочу это обсуждать. Просто делай, что надо, и разойдёмся, — говорит Джин, кусая губы. Он не может. Не готов слушать признания. Не сейчас, когда их итогом будет секс, которого он боится и жаждет. Неистово желает с ним, с Чонгуком и так же неистово стремится его избежать.
С лица того сбегают все краски, голова дёргается, как от удара. Молчание растекается по комнате, резонирует по светлым стенам — напряжённое, звонкое. Джин ловит себя на сожалении и задерживает дыхание, когда Чонгук протягивает ему руку.
— Потрогай меня. Разве я стальной? Я похож на Железного Человека? Мне тоже бывает больно. Твои слова, поступки, равнодушные взгляды. Это делаешь ты, ранишь меня. Делаешь больно. Любить тебя, Джин, — мучительно.
Рука падает, когда Джин отворачивается от откровенных признаний.
— Провести время? И всё? Этого ты хочешь? — помедлив спрашивает он, разглядывая свои дрожащие пальцы. — Поговорить, выпить? Если я останусь, и мы с тобой посидим, посмотрим фильм. Ты не… будешь меня… ?
Чонгук правильно расшифровывает паузы.
— Я очень долго ждал. Слишком сильно болело. Я алчный, терпение — не мой конёк. Сейчас ты со мной, в этой прозрачной рубашке — так близко, что я схожу с ума. И не забрать тебя себе? Ты слишком хорошего обо мне мнения.
Горячая рука опускается Джину на плечо, весомо проходится по предплечью.
— Прости, хён, но всё будет. Фильм и алкоголь. Разговоры и секс. — Чонгук склоняется к столику, берёт наполненный стакан и передаёт его Джину. — А сейчас, давай выпьем? Покажи мне, как ты на самом деле умеешь пить.
========== 4 глава, 10 часть. ==========
Алкоголь и еда обладают магической силой. Особенно, их сочетание. Серьёзно, стоит одно шлифануть другим — страхи кажутся надуманными, а проблемы высосанными из пальца. Нет, они не пропадают, но словно накрываются крышкой, как кипящее жаркое — с одного бочка, чтобы не плескалось и не убегало. Добрый ужин всегда так действует на Джина, сам не замечает, как убаюкивается. Просто в один момент обнаруживает себя увлечённым разборками Мстителей, с острой куриной ножкой в одной руке и со стаканом пива в другой.
А ещё Чонгук, всегда Чонгук — будто знает подход, волшебное заклинание, как примирить Джина с действительностью. Его нарочитое равнодушие, ноль внимания на душевные метания даже как-то неприятно поражают. Тот включает фильм, наливает обоим пива и подсовывает поближе коробки с пиццей. А потом отворачивается к телевизору и принимается без умолку комментировать, не забывая следить за уровнем алкоголя в стаканах. Периодически подкладывает на тарелку Джину куски побольше и повкуснее. Чонгуку не нужен диалог, он заполняет эфир смехом, обсуждением любимых героев, постоянно «хёнкает» и сам себе отвечает. Они словно вернулись в те дни, когда Чонгуку для того, чтобы дружить, нужно было только джиново присутствие.
Первый фильм сменяется вторым, пара пустых бутылок из-под пива стоят около ног. У Чонгука столько же припрятано за диваном. Джин, вначале вцепившийся в стакан, как в спасительную соломинку, закаменевший между подушек дивана, незаметно для себя расслабляется.
Чонгук чутко ловит настрой Джина. Заметив, как тот напряженно водит плечами, как прячет тело, уворачиваясь от случайных взглядов, уходит в спальню и приносит оттуда футболку и домашние штаны.
— Хватит с тебя акций протеста, — буркает он и протягивает вещи Джину.
Он выглядит как всегда — с двойным дном в мыслях и с детской искренностью в круглых глазах, и Сокджин помявшись, принимает шмотки. Переодевается в ванной, сбежав туда под наглую ухмылку.
Штаны сползают с талии, а футболка висит так же, как на Чонгуке — явно на несколько размеров больше. Но Джину уютно в чужой одежде, чистой, но неглаженной, неуловимо пахнущей кондиционером для белья. Этакий кокон из больших, мягких вещей, обнявших тело, ни разу не похожих на прозрачно-кожаную провокацию.
Поступки Чонгука, его ненавязчивая забота подкупают. Несмотря на слова о сексе, как обязательном элементе вечера, Джин берёт страх в оборот, сказав себе, что он знал, на что идёт. Вчера согласился на условия, сегодня их подтвердил, сам набросившись с поцелуями на Чонгука. А когда выполнит уговор, окажется свободным. Эти мысли позволяют сохранить разум в трезвости, а эмоции под контролем.
— Смотри, смотри, хён, сейчас будет классный момент! Халк и Железный человек раскатывают друг друга в Йоханнесбурге! — несильный удар по плечу отвлекает Джина от раздумий.
На огромном экране мешанина из стали и бетона. Старк лупит и мотает по асфальту зелёного доктора Беннера, под крики попавших в замес людей и выстрелы полицейских. Грохот и рыки разрывают сабвуфер понтового саундбара.
— Мы же смотрели этот фильм, — вспоминает Джин, присмотревшись. Сам он равнодушен к экшну, но Чонгук лет пять назад таскал его на премьеру, всеми правдами и неправдами уговорив на поход в кинотеатр.
— Я его раз десять пересматривал. Кажется, могу наизусть цитировать, даже не глядя, — говорит Чонгук, отставляет недопитый стакан и вдруг укладывает голову Джину на колени.
Тугой ком застревает в гортани. Джин его сглатывает, вздыхает, глядя на Чонгука. Красивый, смуглый. Мужественное лицо, которое не портит шрам на скуле. Тёмно-красные волосы лежат у Джина на бёдрах. Хочется пригладить буйные пряди, пробежаться по каждой, накрутить их скользкими гладкими кольцами. Зарыться пятернёй в их богатство, натянуть меж пальцев, пропуская. Хочется сбросить голову с колен, как нечто неприятное, закрыться в ванной и выйти оттуда только утром. Чонгук лежит, закрыв глаза, повторяет за Железным человеком и не знает, какие желания терзают сейчас Джина.
— Что там цитировать, сплошное рычание, — прокашливается, прочищает горло Джин и всё-таки трогает одну вишневую прядь, спустившуюся змейкой с бедра. Шелковистые волосы изгибаются кудряшкой, он невесомо прослеживает её изгиб и начинает заново, от корня. Чонгук моргает под закрытыми веками и повторяет дальше.
— Ты… больше не будешь смотреть? — перебивает его Джин. От собственной смелости дыхание выходит из-под контроля, обрывается на выдохе.
— У меня сегодня был тяжелый день… — не открывая глаз отвечает Чонгук и мостит голову в впадине между ног. — А у тебя на коленях так хорошо.
Джин взволнованно молчит. Желудок сжимается до размеров камушка, стынет ужасом, еда в нём пытается выпрыгнуть обратно. Пора? Уже пора? Начинается? Пора приносить себя в жертву? Пора падать на дно? Рано же, он ещё не наелся. Не допил своё пиво. Пять минут назад он думал, что ему достаточно, а сейчас опять хочет прикинуться пьяным, сделать вид, что отрубился. Заманчивый выход из положения, хоть и помнит, что, когда он проделал подобное, ничем хорошим вечер не закончился. Внутри тянет боязнью. Джин торопливо отпивает пиво. Хочет сделать маленький глоток, но глотает слишком много и давится.
— Хён… — доносится низкое и уверенное снизу. — Посмотри на меня.
Чёрные глаза буравят с нажимом. Чонгук считывает волнение и страх, и его лицо смягчается — смотрит не настырно, а с нежностью. Как будто всё знает и знает уже давно. От этого Джину дурно, затылок ломит болью. Хочется прилечь рядом и отключиться. Но глаза не отпускают. Чонгук поднимает руку и обводит Джину брови, ведёт по носу и спускается к губам.
