Юноша неохотно перешагивает порог. Перед ним комната, похожая на его, но обставленная куда богаче. И снова посреди пространства высокий пьедестал.
— Чонгук, а ты что здесь делаешь, негодник? — тем временем гневно вскрикивает дед.
Чонгук твёрдым плечом отпихивает топчущегося на пороге Джина, проносится мимо секретаря и взлетает по ступенькам. Напряжённым телом замирает перед коляской.
— Дедушка, тебе не кажется, что я должен знать, что происходит? Сегодня ты объявил, что с нами будет жить новый член семьи — примите и живите. И всё? Кто он такой? Он твой родственник? Наследник? Он мой брат? Я всегда был единственным внуком по мужской линии, я — наследник и твоя кровь, и я не понимаю, что это за пацан! — ломающийся голос наливается колючей обидой.
Джин впивается взглядом в спорящих людей. Вообще, Чонгук задаёт те же вопросы, что волнуют его, и на одну минуту Джин ему сочувствует. Мальчишка переживает. Слова задевают струны чуткой души Джина, находят в ней отклик, но всё равно, мелкий засранец слишком наглый и бесцеремонный, чтобы сразу его прощать.
— Чонгук, сейчас не лучший момент… — дед насупливается сердито, самодеятельность внука ему откровенно не нравится.
— Твой секретарь знает больше, чем я! — Чонгук перебивает мужчину, машет рукой в сторону Намджуна. — Когда отец умер, ты говорил, что пора становиться мужчиной, но получается, сам меня за ребенка считаешь? — напряжённая, скованная фигура подростка знаком вопроса замирает над коляской в ожидании вердикта. Он почти кричит в лицо деду и вполне закономерно нарывается на отпор.
— Иди отсюда! Вон! Слишком мал меня отчитывать! — яростно чеканит пожилой мужчина.
Чонгук отшатывается от него, гневно вцепляется пальцами в густую шапку волос.
— Прекрасно, просто замечательно… — выдыхает он, разворачивается на пятках и пулей летит из кабинета, провожаемый тяжёлыми взглядами деда и равнодушными — ледышки-секретаря.
Лучше бы Джин не оглядывался, поражённый развернувшейся перед ним баталией. Медленно захлопывающаяся дверь долго показывает замершего за порогом Чонгука. Тот прошивает, как штыками, тёмными глазами.
Если бы взгляд мог убивать, Джин бы валялся горсткой пепла.
========== 1 часть, 4 часть. ==========
— Как видишь, семейные сцены — наше всё, — хмыкает господин Чон, нимало не смущаясь разыгравшимся скандалом. — Ну да ладно, скоро привыкнешь. У нас столько королей и королев драм, быстро набьют оскомину.
Он кисло морщится — судя по лицу, родня давно ему вкус к жизни портит. Резво разворачивает коляску и катит её к светлым кожаным диванам, расположенным углами друг к другу.
«Почему все говорят, что я скоро привыкну?» — думает Джин и идет за пожилым господином. Мысли вслух не озвучивает: он слишком устал и растерян, чтобы вступать в перепалки, да и вообще их не любит. Ещё и обстановка настораживает. Чувствуется, что хороших новостей он сегодня не услышит, поэтому подавленно молчит и морально готовится к новым потрясениям.
Кабинет у деда занятный. И совсем не подходит владельцу. Джин крутит головой, оценивает изысканный интерьер: как будто застывшую в полёте абстрактную мебель, бестолковые в своей модности картины. Воздушная светлая лестница ведет на возвышенность, где находится рабочий стол и диваны. Стеклянная перегородка защищает по краям от падений. Через огромные окна в комнату проникает много света и воздуха. Деревья за окном шумят — призывают отвлечься от насущных проблем, спуститься и побродить в их тени. Обычно, когда Сокджин представляет кабинет, в голове рисуется темная, затхлая комната, с камином и шкафами. А тут, в царстве белого сияния, как работать? Особенно, когда за окном многоцветный, пышно-зеленый отвлекающий фактор. И ещё кое-что странное. Эта разноуровневая хрупкая комната совсем не подходит колясочнику. В огромном пространстве господину Чону отведено мало места для маневров. Как он справляется?
— Намджун, ну-ка… — пожилой мужчина, тем временем, находит взглядом секретаря, делает знак глазами и возвращает внимание Джину.
— Садись, в ногах правды нет, — приглашающе машет он рукой в сторону диванов. — Разговор будет долгий…
Со стороны окна доносится негромкий шелест, и Джин оборачивается на звук. Плотные светлой ткани римские шторы под усилием руки Намджуна наезжают на стекло — прячут сад и противоположные окна.
— А у меня такая штука есть? — кивает Сокджин в ту сторону и садится на ближайший диван. Какая полезная штука. Самое то, чтобы спрятаться от прозрачности и открытости. И лишних взглядов.
— Они есть на каждом окне, — щурится понятливо господин Чон и опять обращается к Намджуну: — Ты всё проверил?
— Да, председатель Чон, всё в порядке, — отзывается секретарь. Он подходит к столу и замирает истуканом рядом со своим работодателем.
В тот же миг пожилой мужчина прытко соскакивает с коляски. Сгорбленные плечи распрямляются, и перед изумленным Джином крутит локтями, клонится корпусом во все стороны вполне себе бодрый, крепкий дедуля.
— Айгу-у-у-у, как хорошо-то! — кряхтит тот, размахивая руками на манер мельницы. Состояние глубокого коматоза собеседника его смешит, и он рассыпается гулким смехом: — Что, удивлён? Так вот Джин-и, главный король драмы тут я!
Джин переводит ошарашенный взгляд на Намджуна, транслирует ему молчаливый вопрос, мол, что здесь вообще происходит? Но тот привычно пожимает плечами. «Они тут все странные, Сокджин-щи», — привычно отвечает секретарь в голове Джина.
Господин Чон, посмеиваясь, садится на диван напротив, протягивает Джину чашку душистого чая, тот на автомате принимает, но что с ней делать, никак не сообразит. Так и держит в руке, разглядывая попавшую в чашку чаинку.
— Знаю, что ты удивлён, но поживи с моё с мегерами, ещё не так замаскируешься, — мужчина откидывается на мягкую спинку дивана, закидывает ногу на ногу. Улыбка покидает его лицо, и он, посуровев, продолжает: — Я доверил тебе секрет и прошу его беречь. Для меня это важно. Им владеют мой секретарь, Чонгук, и теперь ты.
— В честь чего такое доверие? — Джин зыркает волком на мужчину, чашка в дрожащих руках донышком скребёт по блюдечку, и он ставит её на столик. Прячет ладони в подмышки, надеясь, что никто не видит, как он волнуется и как напуган происходящим. — Да и Чонгук ваш не выглядит надёжным, — роняет он, вспоминая истерики пацана.
— Не ошибайся в Чонгуке, Джин, — улыбается пожилой господин. — Да, он капризный и избалованный, мамаша годами его портила. Но ещё он добрый, умный и упрямый. Характер у него — сталь… — мужчина уплывает в свои мысли, глаза подёргиваются задумчивой дымкой. — Дай Бог дожить до его выпуска из университета. Моя главная задача — успеть воспитать из Чонгука хорошего человека, наследника, мужчину, прежде чем мать испортит его окончательно.
По рассеянной улыбке, по расслабленному лицу Джин понимает, что дед, несмотря на учинённые внуком скандалы, любит его. Эта мысль немного успокаивает. Первые намёки на нормальность в странной семье, живущей в необычном доме.
Господин Чон, тем временем, стряхивает с себя воспоминания — Сокджин ловит его ясный взгляд, и да, такие взгляды ему знакомы. Так же смотрел секретарь: оценивающе, примеряясь высокомерной жалостью. Он знает, что дед сейчас видит: сгорбленного на диване подростка, теряющего очки с краешка носа. Скорбное заплаканное лицо, куцая одежонка, неровно подстриженные волосы — его вид не из лучших, это точно. Но! Жалость пусть кому-нибудь другому оставят, а Джин без неё обойдётся.
Он независимо задирает нос, готов ощетиниться иглами, но господин вдруг в расстройстве стучит себя по колену и сквозь зубы говорит:
— Ладно, не будем о Чонгуке. Мы здесь для того, чтобы поговорить о тебе и ответить на волнующие вопросы. Намджун, подай документы… — господин Чон, не глядя, протягивает руку, и секретарь вкладывает в неё солидную бумажную папку. Но дед не торопится отдать её Джину, кладёт рядом с собой, для пущей надёжности прижимает ладонью. — Начну с себя. Меня зовут Чон Юджин, я председатель компании POSCO, специализирующейся на чёрной металлургии и энергетике. Компанию основал мой отец, построив первый в Корее металлургический комбинат в Ульсане.
