Господин Чон делает паузу, отпивая большим глотком весь чай из чашки. Задумчиво теребит края папки пальцами. Видно, что ему тяжело приступать к разговору, он мнётся и тянет время. Сокджин застывает в ожидании, догадываясь, что ничего приятного там не будет.
— Пропущу про своё детство. Ничего необычного в нём не было — беззаботное время богатого лентяя. К восемнадцати годам родители озаботились поисками мне невесты. Нашли её в ближайшем окружении. К двадцати пяти я должен был жениться на наследнице компании, занимающейся импортом железной руды, — продолжает мужчина, не поднимая глаз от собственных колен. — Объединение капиталов, бизнеса, интересов. Друзья семьи, партнёры, единственная их дочка — всё было предрешено. Но я женился в двадцать. По огромной любви. На твоей бабушке… — тёмные глаза в набрякших веках впиваются в Джина, пока тот осмысливает сказанное, вцепившись в подлокотник дивана.
— Этого не может быть. Она бы мне рассказала… — Джин недоверчиво качает головой, переводит взгляд на бесстрастного секретаря. Вдруг тот опять пожмет плечами, подтверждая, что это странные шутки сбрендившего деда. Но Ким Намджун не смотрит — отвернул голову в сторону занавешенного окна.
Господин Чон снова привлекает внимание — протягивает Джину бумагу, которую достал из папки. Буквы на ней с трудом, но складываются в знакомые имя и подпись на брачных документах.
— Мы были женаты пять лет, и все эти годы женщина, которую я любил, была несчастна…
========== 1 часть, 5 часть. ==========
Комментарий к 1 часть, 5 часть.
Простите, дорогие читатели, если разочаровываю. Дженовая часть даётся мне со скрипом. Диалоги и действия хромают и постоянно просят их переписать.
— Я познакомился с госпожой Ким в библиотеке университета, где она меня еле заметила, погруженная в свои книги. Но я был настойчив, — пожилой господин невесело усмехается, вспоминая. — Это была любовь с первого взгляда. Я не дал ей отвертеться, и через пару месяцев мы поженились, вопреки воле моих родителей…
Деду тяжело вспоминать прошлое — он с трудом дышит, рассказывая. Перебирает дрожащими пальцами содержимое папки, протягивает Джину одну за другой потрёпанные фотографии. Это серия свадебных снимков, где молодая бабушка и господин Чон, похожий на подросшего Чонгука, принимают поздравления, позируют с гостями. Они такие красивые, счастливые, влюбленные до неба — на старых снимках видно, насколько они были поглощены друг другом.
А старый господин уже протягивает другие — чёрно-белые фотографии с отдыха, где они загорают, пробуют морские деликатесы, снимают друг друга. На одной из фотографий бабуля бежит по пляжу за улетевшей огромной шляпой, а молодой господин Чон, смеясь, бежит за ней. Джин невольно улыбается. От небольшого кусочка глянцевой бумаги веет теплом и счастьем. Заботой.
Следующие снимки не такие радужные. Групповые портреты людей спесивого вида, и бабуля в их окружении скована приличиями и чинностью (Джину их лица напомнили «тёплую» встречу в холодном холле сегодня). Грустные складки у рта, задумчивые морщинки между тонких бровей. И господин Чон — напряженный, затянутый по подбородок в костюм, смотрит зло и упрямо в объектив. От идиллических картин не осталось и следа.
Джин откидывается на спинку дивана, снимает очки, растерянно моргая. Трёт их о полу рубашки. Он никогда не видел этих фотографий. И, если подумать, ему никогда не попадались фотографии бабули того периода, хотя фотоальбомы стопками стояли в её кабинетике дома. Почему бабуля скрывала факт, что была замужем за чеболем?
— Я ничего не замечал, ослепленный любовью, а она молча терпела. Но ей приходилось несладко… — опять подает голос старый господин, складывая обратно стопки фотографий. — Не буду вдаваться в подробности, всё-таки это мои родители… Вся родня ополчилась на неё. Цеплялись к каждому слову, сказанному не там и не тем людям, к каждому её действию. Одергивали, поучали, доставали нравоучениями. Унижали. Они её ненавидели… — дед давится воздухом, но продолжает: — Выскочка. Из грязи в князи. Интриганка. В общем, это было глобальное неприятие. А я ничего не предпринимал. Думал, что стерпится, все примирятся. Я был юн, влюблён и очень глуп. И однажды она пропала…
Господин Чон замолкает, разглядывая собственные руки, не обращает внимание на взволнованного подростка. Тот всем видом показывает нетерпение, торопит рассказ: ёрзает задницей по дивану, стучит пальцами по подлокотнику, но, словив строгий взгляд секретаря, затихает.
— Налить ещё чаю, председатель Чон? — Намджун склоняется над пожилым мужчиной в ожидании ответа.
— Нет, не надо. Всё хорошо. И не висни надо мной скалой, секретарь Ким, сядь, а! — отмахивается тот, и Намджун, пару секунд помявшись, садится рядом с Джином, аккуратно поддергивая брюки на коленях.
Джин замечает, что хладнокровный секретарь не так уж холоден в отношении своего начальника. Точёное лицо становится мягче, когда он обращается к старику. Неожиданно милые ямочки обозначаются намёком на гладких щеках, низкий голос почтительно приглушается. Секретарь однозначно уважает пожилого господина, и Джину это ещё одно успокоение в копилку взбаламученных чувств.
— Вижу твоё нетерпение, мой мальчик, — улыбается мужчина, отвлекая его от разглядывания Намджуна. — Но на старости лет я стал сентиментальный, а ты так на неё похож. Одно лицо, один характер, те же увлечения. Я как будто вижу её воплощение в тебе.
— Что вы имеете ввиду? — опять теряется Джин. Рука предательски хватается за рубашку напротив сердца в попытке унять подскочившее сердцебиение. — Откуда знаете про характер и мои увлечения?
— Я к тому и веду, Джин-и. Сейчас всё расскажу, — машет рукой дед, откашливается и продолжает: — На чём я… Ах, да… Жена сбежала, а мои родственники обставили всё так, будто она меня предала. Проели мне плешь, что она меня недостойна, сбежала в поисках лучшей жизни. Взрастили во мне обиду и быстро женили на той самой дочке друзей. Так и получилось, что в двадцать пять лет жизнь вернулась на круги своя, с женитьбой на наследнице и объединением родительских капиталов и бизнеса, — речь мужчины становится уверенней, больше нет пауз. Он окончательно берёт себя в руки. — Но забыть первую жену я так и не смог. И, пообижавшись несколько лет, я её нашел. Она уже была замужем и носила под сердцем ребёнка. Я был женат, и у меня недавно родился сын. Конечно, у нас ничего бы не вышло. Но я всё ещё её любил…
Внезапный сквозняк, непонятно откуда налетевший, сдувает с рабочего стола пару листов, и собравшиеся в комнате тратят пару минут, чтобы проследить глазами их медленный полет.
— Господин, через двадцать минут ужин, — молодой секретарь скупым движением вскидывает запястье с часами к глазам. — Мне распорядиться, чтобы его перенесли?
— Не надо, я успею. Осталось немного. Да и наш мальчик голодный и уставший. Так вот, о чем это я… — ловит убежавшую мысль старик, задумавшись. — Мы с ней поговорили. В последний раз. Твоя бабушка — добрейшей души человек, и даже после всего, что пережила, ни слова плохого не сказала о моих родителях. Но её решение было неизменным. Нам не по пути, говорила она, а сама плакала взахлёб. Любовь эта глупая, женитьба необдуманная, живи как надо, а не как хочется.
— Это похоже на бабушку, — тянет Джин, глубоко задумавшись. Бабуля всегда отличалась какой-то невообразимой правильностью и нерассуждающей добротой. А еще упрямством. Раз что-то решила для себя — не переубедить. И он такой же, это верно дедом подмечено.
— И я отступился, — тем временем морщится разочарованно старик. — Но следить за ней не перестал. Приглядывать, так сказать. И когда умер её муж, стал в тайне от своей семьи присылать ей деньги. Она пыталась вернуть, но куда там, не ко мне в дом же идти, к моей жене. И тогда она стала откладывать деньги на счёт в банке. Ни воны не потратила, такая вредная, — дед в раздражении хлопает себя по колену.
Джин без трепета выслушивает про деньги. Он бы тоже не брал, так как считает, что если не заработал, значит не его. Да и бабуля всегда без пиетета относилась к материальному благополучию. А уж к чужим деньгам, тем более, была равнодушна.
