Джин судорожно дёргает плечом, на секунду закрывает глаза, а открыв, озвучивает очевидное:

— Да… дождался…

Чонгук подзывает кивком головы, намекая, чтобы Джин вышел, и пропадает с поля зрения.

— Тэхён, мне надо идти… — Джин судорожно пихает учебники в сумку, зачем-то одёргивает футболку и приглаживает волосы. А после, не глядя на друга и не слушая его прощальных слов, выходит из библиотеки.

========== 4 глава, 6 часть. ==========

Чонгук обнаруживается на лестнице, на площадке между пролетами — расслабленно опирается на перила. Но стоит Джину показаться из межэтажных дверей, как тот отталкивается от деревянной петли ограждения и молча начинает спускаться.

— Подожди… Ты куда? — недоумевает Джин, замерев на вершине лестничного марша.

— Пошли, пошли… — манит его пальцем Чонгук. — Ты же не хочешь, чтобы я рассказал подробности, стоя в толпе студентов.

— Сам не знаю, чего я хочу… — скрипит зубами Джин.

Два диаметрально противоположных желания раздирают его пополам: сбежать подальше от происходящего или пойти за Чонгуком и узнать новости. Пометавшись по полюсам своего сознания, он выбирает второе. Закончить эту историю, пусть даже ценой собственной гордости и подступающего ужаса, хочется сильнее.

Ведь это же… мама. Плохая, несложившаяся. Какая есть, но, всё-таки, мама…

Джин с минуту следит за медленным спуском парня, сжимая потные пальцы на лямках сумки, а потом делает шаг вниз.

Таким паровозиком, разделённым на лестничный марш, они спускаются до тупика под лестницей. Раньше здесь был полноценный выход на территорию университета, но позднее его закрыли, чтобы студенты не бегали курить в неположенные места. На площадке, скорее похожей на небольшой холл, есть даже окно, закрытое сейчас плотными жалюзи. К нему и подходит Чонгук, сгружает туда свою сумку и опирается на подоконник. Джин делает то же самое.

В помещении растекается тишина. Звенящая, настороженная. Игра в молчанку с недетским уклоном. Но с Чонгуком можно не соревноваться: и перемолчит и переглядит. Он и смотрит — жадно, пытливо — добыл, отнял у вселенной сокровище. Словно готов защитить Джина стальным саркофагом от всех недобрых намерений. Одним взглядом обещает тихий причал его измученной душе. Хочется в это верить, хоть и знает, что умиротворение и Чонгук — понятия взаимоисключающие. Ведь где Чонгук и где покой? Но как же тянет… Хотя бы посмотреть в ответ.

Почему бы не смириться на короткое время? Сжать страх в кулак, задавить его тоской и желанием. Здесь, в тишине, в полумраке пустого коридора. Всего лишь полюбоваться. Исподтишка — на большее он не способен.

Джин уступает себе, смотрит. Прячет взгляд, скрывает его в сером свете холла. На Чонгука так удобно смотреть, так правильно, когда он близко. Такого же роста, и даже выше за счет высокой подошвы. А может перерос его не мелкий парень — Джин давно к нему не примерялся. Гладкие покатые плечи, сильная шея, вишневая шапка волос и аккуратные уши с тяжелыми украшениями — краем глаза, исподволь, чтобы запомнить, подышать немного перед смертью. Чужое лицо пышет эмоциями: остатками гнева, раздражением, но поверх затягивается спокойствием и тоскливым ожиданием. Чего-то…

Не думать.

День пережить. Ночь пережить…

Если думать — не выжить. Сокджину ли не знать, он за эти дни стал специалистом по думкам.

Чонгук шевелится, сдвигаясь ближе, и солнце сквозь жалюзи расчерчивает его полосами, рисует параллели по щекам, по крупному носу и открытому лбу. Гладит лучом по губам… Тоже разбитым. Да и сам Чонгук выглядит потрёпанным: тонкая светлая рубашка перекошенная, мятая; ворот чуть надорван. Джин встряхивается, смаргивая морок, и поражённо ведет глазами по руке, расслабленно лежащей на подоконнике. Замечает рассечённые костяшки.

— Что это? Откуда? — решительности у него минимум, но это же раны, Чонгук что, дрался? Помявшись, Джин медленно тянется к руке, поднимает её ближе к скудному свету. Свежие ссадины поверх старых, заживших. — Ты с кем? С ними?..

— Давно напрашивались… — зло усмехается Чонгук. — Напрашивались и, наконец-то, получили. Всё закончилось, хён…

Джин отпускает руку. Вот как. Двоякое чувство. От облегчения хочется взлететь к потолку, но злость и страх гирями висят на ногах, тянут скорчиться на полу.

— Кто они? Ты их знаешь?

— Да… — дёргает плечом Чонгук и морщится. — В последние годы я не слишком интересовался своим окружением. Подозрительные парни, зато всегда при деньгах. Девушки, не знающие слово «целомудрие», — он сбивается, бросает острый взгляд на Джина. — Дурная компания, в которой легко забыться…

Что ж… Ничего нового он не говорит. Джин в какой-то мере ценит чужую откровенность. Но сердце в груди всё равно набухает душным комом, бьётся в горле, мешая дышать.

— Но, почему я? Чем им не угодил?

— Это случайность. Ты просто попался им на глаза. Вместе со мной.

Джин задумывается, отвернувшись к окну. Бессмысленно рассматривает задворки университетской территории сквозь пластины жалюзи.

Где он бывал вместе с Чонгуком? В университете они давно не контачили, обходили друг друга стороной. Общих друзей не имели. Где дружки Чонгука могли увидеть их вместе? Если только…

— В клубе! Они видели нас в клубе! Да? — спохватывается Джин, снова повернувшись к Чонгуку. Ох уж этот клуб. Тысячу раз пожалел, что туда сходил, ничего хорошего из этого не вышло. — Провались тот день пропадом!

Чонгук не возражает, только гневно зыркает, видимо, тоже вспомнив о случившемся там.

— Как бы там ни было, всё закончилось, хён. Они не особо скрывались, использовали телефоны знакомых. Рассчитывали, что ты испугаешься и молча выполнишь требования. Ты, между прочим, так и собирался! — летит от него упрёк. Джин тупит глаза в пол. — Пробить телефоны и выйти на них было делом техники. Конец истории. Главное, что они больше тебя не потревожат.

Как всё просто. Развели как дурачка. А Джин повёлся. Вот реально, он — тот самый лох, которого только и надо, что обводить вокруг пальца. Осознавать это больно — до колких мурашек.

Остаётся ещё один вопрос. Даже два. И оба важные, оба дерут душу стальными когтями.

— А видео? — выдыхает Джин, в волнении кусая засохшую корку на губе. — Что с ним? Ты его смотрел? Честно, смотрел?

— Смотрел.

Голова тяжелеет, словно в неё, как в форму, залили жидкое олово. Джин неверной рукой нащупывает сумку, хватает её и пятится, не уверенный в ту ли сторону он сбегает.

— Зачем? Зачем ты это сделал? — хрипло спрашивает он. От стараний не разораться, не разбиться в истерике жилы напрягаются на шее, тянут голову вверх.

Что, если Чонгук догадается? Поймёт? Мол, где мама, там и сын… Джин всхлипывает и тут же пережимает позорные звуки рукой.

Чонгук двигается следом за ним, медленно преследует, выставив ладони:

— Подожди! Дай объясню. Не было никакого видео. Не было! Это не твоя мама, слышишь?

— Что? — стопорится Джин, так и не дойдя до ступенек. Слова Чонгука глухо цокают по его тяжёлой голове.

— Постановка! Такого видео не существует. Одна из ваших прошлых квартир, снять на сутки — вообще не проблема. Раскидать бутылки, мусор, создать антураж, нанять… э-э-э… проститутку с похожей фигурой, и всё! Снимай не хочу. Шантажируй не хочу. Понял?

Слова никак не хотят укладываться в голове, будто имеют углы, острые грани, цепляются ими за круглый череп. Джин зависает в попытках осознать людскую мерзость. Ведь знал же, что нет хуже животного, чем человек, и всё равно осознание бьёт кулаком в живот. Он сгибается, как от удара.

Чонгук же, тем временем, добирается до него, аккуратно тянет за сумку. Но хозяин сумки не шевелится, шарится воспалёнными глазами по чужому насупленному лицу.

— Это… серьёзно? Ты сейчас говоришь правду? Видео — фейк?

— Именно… Полная лажа, — кивает Чонгук.

— Друзья у тебя — уроды!

— Они мне не друзья. Так, знакомые…

Джин не дурак. Он дважды дурак! Если бы не был таким остолопом, если бы сразу кинулся за помощью, к тому же Намджуну, не было бы недели ужаса, вчерашнего вечера и последнего вопроса, который тоже надо задать. Джин хватается за всклокоченные волосы, выпустив сумку из рук, Чонгук оперативно возвращает её обратно на подоконник.