«Дом одиноких сердец» — название дорамы готово, осталось только снять грустный фильм про их житие-бытие, хмыкает про себя Джин и встаёт из кресла, чтобы тихо уйти, не побеспокоив её обитателя. Но слабый голос господина Чона останавливает его на полусогнутых:

— Джинни, внучок… Я хотел бы с тобой поговорить. Ну-ка, подними меня повыше… — командует он, завозившись под одеялом. А когда Джин удовлетворяет его просьбу, без лишних вступлений сообщает: — Я переписал на тебя половину Чонгука.

— Чего? — недоумевает Джин, зависнув над кроватью. Мысли шарахаются по голове в поисках смысла в сказанном. Какую половину Чонгука? Левую? Нижнюю?

— Чего «чегокаешь»? — тут же раздражается господин Чон. С возрастом раззадорить его становится всё проще и проще. — Говорю же корейским языком, я переписал на тебя половину имущества, которое должно отойти Чонгуку.

Если бы дед сейчас поднялся и ударил Джина по голове прочитанной книгой — он бы меньше удивился. Джин поражённо открывает рот, хлопает им как рыба, не в силах выдавить ни слова, а потом рушится обратно в кресло с жалким: «Че-е-е-е-его-о-о-о-о?».

— Так и знал, что ты все неправильно воспримешь. Но не переживай, это ненадолго… — вдруг коварно улыбается старик и продолжает мучить Джина загадками: — Всё, что связано с бизнесом — активы, вложения, акции — это всё останется у Чонгука, иначе было бы странно, да? А вот предметы искусства, драгоценности, картины, квартиры и дома — всё что моя жена, гадина такая, прости, Господи, годами собирала и что не смогла отнять при разводе — всё переписал на тебя. Каково, а? Как тебе идея? — потирает сухонькие ручки господин Чон, а Джин только и может моргать, отказываясь верить услышанному.

— Но… зачем? — наконец выдыхает он, вцепившись пальцами в книгу. Полное ощущение, что он тонет и держится за неё, как за соломинку.

— Как зачем? Пусть встряхнутся! Они должны понять, что не всё достается на блюдечке с голубой каёмочкой! Сидят, ждут, когда я помру, чтоб растащить наследство по камешку и кусочку! Пусть теперь суетятся, прыгают возле меня, возвращая свое добро! Пусть моя бывшая женушка, засевшая в Ульсане после развода, покусает локти! Это всё она, ведьма такая, испоганила брак, испортила детей, довела меня до инсульта. А в то время, когда я болел, прикупила этот чудный домишко, провернула переезд и подала на развод, чуть не лишив меня бизнеса! Бедный Намджун тогда, только устроился секретарём, и тут такое! Даром мелкий пацан, а справился! — сыпет возмущениями дед, потрясая кулаками. — Вот им всем теперь!

— Да вы с ума сошли! — вопит Джин, поняв, какую свинью подложил ему тот. Это же буквально кинуть его на съедение хищникам, которые разорвут его, узнав, что добрая половина богатства уплывает к бедному даже не родственнику. — Я не согласен! Рвите завещание! — подскакивает он с кресла.

Его задолбали их семейные разборки, в которых он вечный козел отпущения! Что за дела-то? И, как обычно, его никто не спрашивает! Джин ошалело водит глазами по спальне, мечется в надежде найти этот дурацкий листок.

— Завещание ищешь? Нашел дурака, он в сейфе у адвоката… Здесь такие вещи хранить опасно, — фыркает подуспокоившийся дед, с искренним весельем наблюдая за суетой Джина.

— А как же Чонгук? Его вы спросили? — вдруг останавливается парень, схватившись за волосы. Забытая книжка валится из рук. Реакцию Чонгука сложно представить. Тот итак его ненавидит, а теперь… Младший Чон размажет его катком, если Джин не успеет забиться в самую глубокую нору.

— А что Чонгук? — суровеет дед и сразу становится похожим на себя прежнего. — Я не обязан спрашивать его о том, как мне распорядиться своим имуществом! Чонгук должен взяться за ум, чтобы вернуть всё, что ему причитается. Он должен снова стать тем наследником, кто достоин получить имущество, над которым я убивался годами.

— Знаете кто вы? Вы бесчестный манипулятор! Швырнули меня в кишащий крокодилами бассейн, вот что вы сейчас сделали! — со стоном Джин падает обратно в кресло, уставившись невидящим взглядом в книжку на полу.

— Не переживай, мой мальчик, — смягчается тот, заметив мертвенную бледность и общий жалкий вид Джина. — Намджун за тобой присмотрит, а завещание я позже опять исправлю. Чуть-чуть потерпи, пока родня посуетится.

— У вас не получится этот фокус с Чонгуком. Вы только больше его разозлите… — тихо говорит Джин, кусая губы, охваченный душевным раздраем. Нет покоя в этой семье, надо валить отсюда. Каждый раз выхватывает от них моральные оплеухи.

— Не получится, решу проблему по-другому. Женю Чонгука на богатой наследнице и умою руки. Пусть дальше живет, как знает! — отрезает злобно старик и сползает обратно на подушку. — А теперь я хочу спать, иди к себе, Джин.

Джин щелкает выключателем настольной лампы и в полной темноте, взмокший от очередных переживаний, нащупывает на полу книжку. Встает, но ноги его не держат — будто разболтались в шарнирах. Постояв и подождав, пока комната не перестанет кружиться, он хрипло желает спокойной ночи и уходит к себе.

***

Тяжелые мысли никак не улягутся в голове. Джин уже в постели, торопит сон, но тот никак не идёт. Он крутится с бока на бок, то толкает одеяло в ноги, то зажимает его между бедер. Ему то жарко, то холодно, а ещё грустно и плохо. А от картин Чонгука в свадебном костюме хочется сдохнуть. Стоит закрыть глаза, и тот под веками — держит за руку незнакомую девушку. Какого чёрта об этом думается, раздражается и будоражится Джин. И никак не может заснуть.

Очередной поворот лицом к окну не приносит необходимого спокойствия — Джин открывает глаза, и даже без очков замечает яркий свет мобильника. Кто-то сидит на ступенях галереи.

Пара минут тратится на глубокие раздумья. А потом он встаёт, в полной темноте приближается к окну, и как есть, в пижаме и босиком, выходит наружу. Автоматическое освещение опять привечает его — обливает тусклым светом, и Чонгук, сидящий на ступенях, отрывает взгляд от телефона. Чёрные джинсы, чёрная футболка, здоровые модные туфли, тяжёлые украшения на руках и в ушах — Джин рядом с ним, как бродяга с принцем.

Хочется узнать, что он здесь делает. А ещё ужасно хочется оправдаться за завещание, но вполне оправданный страх за последствия останавливает. Сокджин поджимает пальцы на ногах и продолжает молчать.

Взгляд Чонгука увесисто проходится по телу. От босых ног, по широким штанинам пижамы, вверх по куртке, застёгнутой не на все пуговицы. Осмотр напрягает. Внутри жарко сжимается. Чонгук ухмыляется, и Джин понимает, что его смущение замечено.

Тот поднимается на ноги, замирает совсем близко, почти дышит Джину в лицо. А он в кой-то веки не пятится, тоже жадно смотрит и тяжело вздыхает.

Свет тухнет. Они остаются в кромешной темноте, и Чонгук зажигает его снова — тянется к Джину, тяжело кладёт руку ему на плечо.

— Дед утром сказал, что я тебя никуда не беру. Я хочу исправиться, — размыкает он губы, шепчет близко, почти касаясь уха. — Поедешь со мной в клуб?

Шея, ухо, в которое дышат, полыхают рьяным жаром. Джина всего лишь позвали в клуб, а он готов покраснеть так, словно его пригласили в постель.

От горячей руки на плече разбегается дрожь. Джин смачивает сухие губы и ловит на них пылкий взгляд. А потом соглашается, решившись:

— Я поеду… — шепчет он тоже.

— А пить будешь? — спрашивает непонятное Чонгук. Его юркие пальцы перебираются на шею ласкающими движениями.

— Кто в клубе не пьёт… — Джин нервно дергаёт плечом. Чужие пальцы обжигают кожу.

— Тогда собирайся, хён. Я за тобой зайду, — отступается Чонгук и неторопливо спускается с галереи. Джин остаётся один разбираться в буре чувств и сомнений.

========== 3 глава, 7 часть. ==========

Мир такой волшебный, добрый, чуткий. Когда Джин рядом с ним — дышит тихо и разобрано, тычась в шею, в мире нет противоречий, нет конфликтов и угроз. Полное ощущение, что Джин создан для мира, а мир готов развязать войну ради того, чтобы тот подольше с ним задержался.