Как же бесят и брат, и сестра — любители обсудить его прилюдно. Сегодня они особенно противные, какая муха их укусила?
— Ты так ярко реагируешь. Бесишься, краснеешь, гневно смотришь. Смущаешься? Почти невинные подколы ставят тебя в тупик. У тебя что, с этим проблемы? — спрашивает Чонгук, и голос у него неожиданно грубый и низкий. Джина передёргивает от незнакомых ноток в нём. — Ах, да, у тебя же ещё никого не было… Девственник-хён. Как же тебя угораздило? Ни разу не ласкал женское тело, не трогал мягкую грудь и бёдра? Ты хотя бы целовался? — требовательные откровенные вопросы не заканчиваются, Чонгук их пуляет, впившись горькими, как кофе, глазами в покрасневшего Джина.
И в это же время машина идёт юзом, визжит колесами, когда чересчур резко перестраивается в соседнюю полосу. Людей в машине встряхивает, а звуки шин по асфальту ненадолго прерывают неприятный разговор. Чонгук холодно смотрит на секретаря и разминает шею — всё-таки затекла от неудобной позы. Только когда тот отвлекается, Джин может заново хватануть воздух, который закончился на последнем вопросе. Он затравленно оглядывается на Юну — каково ей слушать подобное?
Но та ни капли не смущена, и недоумение Джина растёт до небес. Девушка с затаенной заботой разглядывает вихры Чонгука, торчащие над подголовником.
— Ну хватит, довольно. Зачем поднимаешь старую тему, — вдруг говорит она и неожиданно ласково проводит Чонгуку по волосам. Но тот стряхивает руку, вновь поворачивается к ним корпусом. Муть колыхается в его взгляде — топкая, болотная.
— Какая старая тема? — теряется Сокджин. Он совсем перестаёт понимать происходящее, и от этого кровь начинает гудеть по венам, а сердце бухать в горле.
Юна игнорирует вопрос.
Вопреки холодному кондиционированному воздуху с потолка, майка на спине Джина намокает потом. Чёлка, утром зачёсанная на бок, сейчас прилипает ко лбу. От напряжённой атмосферы голова идёт кругом — он чувствует, как краснота на щеках сменяется бледностью. Страх, спавший годами, волнение, замешательство свивают, скручивают нервы в узлы.
— Ну так что, Джин-хён? — снова давит вопросом Чонгук. — Ты когда-нибудь целовался?
— Почему ты спрашиваешь? — Джин трёт лицо в попытке скрыть ненужные чувства. — Я целовался, и не раз…
— Даже так? И с кем же? — прищуривается Чонгук, а Юна рядом кусает губы, пристально разглядывая собственные руки.
— Ты их не знаешь. А что?..
—Серьёзно? Я их не знаю?.. Какой я дурак, на что надеюсь… — вполголоса бормочет непонятное Чонгук, и вид у него больной и растерянный, словно обычное утреннее похмелье догоняет его. Он прикрывает глаза, растирает пальцами тонкие веки и, вздохнув, наконец, отворачивается.
Джина словно из плена выпускают. Он едва дыша, прячет взгляд в окно. А там уже тянется аллея, ведущая к университету, толпы студентов торопятся по ней на занятия. И Джин торопится тоже — мысленно подгоняет машину сожрать последние метры дороги.
— Намджун-оппа… — снова подает голос Юна. Интонации в нём отдают несвойственной девушке задумчивостью. — А ты помнишь свой первый поцелуй?
— Да, помню… — отзывается секретарь, хотя Джин был уверен, что тот отмолчится на личный вопрос.
— Мне даже грустно стало, от того, что некоторые его не помнят. Это чертовски обидно, я бы даже сказала, — не успокаивается та, раздражая Джина своей настойчивостью. — Почему так бывает?
— Не помнят, значит нечего там вспоминать! — ни с того, ни с сего грубо отвечает секретарь Ким и с шумом паркуется сразу на трёх нарисованных стоянках.
Юна ошалело моргает, а Чонгук тяжело разглядывает странно заведённого и неожиданно злого Намджуна. И в декорациях этой мизансцены Джин подхватывает сумку и торопливо выбирается из машины. Удар дверью выходит громче положенного, но он даже не оглядывается. Шаги в лёгких кедах все шире и шире — Сокджин почти убегает, чтобы спрятаться в стенах университета.
Есть вопросы, которые не стоит задавать. Есть ответы, которые не стоит озвучивать.
И есть поцелуи, которые не надо помнить.
========== 3 глава, 4 часть. ==========
Время приближается к обеду, но Джин никак не успокоится. Заняв столик у окна в университетской столовой, он нехотя пьёт сок, ждёт Тэхёна. Тот, отчего-то, не торопится на встречу с другом.
В столовой шумно, за линией раздачи младшие курсы бурно делят очередь, но у Джина в голове своя свистопляска. Он, то и дело, вспоминает утренний разговор в машине и заново переживает негодование от грубых слов Чонгука. Что за гнусные инсинуации в сторону Чонхи? Ладно, окей, сам он привык к шуткам на грани фола в чонгуковом исполнении — они дерзкие и вульгарные, но бьют прямо в глаз. Джин, с некоторыми оговорками, о которых предпочитает забыть, всё ещё девственник, и с вселенским спокойствием относится к дурацким остротам по этому поводу. Но сегодня они выбили его из колеи, отняли нажитое за годы спокойствие. А всё потому что затронули Чонху. А её — эту умную, замечательную девушку — ни словом, ни делом трогать нельзя.
Джин смотрит на телефон, который молчит уже час, а до этого постоянно взрывался смешными мемами, умными цитатами и россыпью смайликов. Проводит пальцами по телефонной книге в поисках заветного номера, размышляя, позвонить или нет. Он всегда ищет её там — не в набранных — скользя взглядом по соседним именам. Ведь в набранных одного номера давно уже нет…
Секундная слабость, и палец толкает список дальше, а потом Сокджин и вовсе глушит экран.
День полностью оправдывает утреннее дурное предчувствие. Молчание телефона нервирует, ожидание вечера убивает. Ещё и Чонгука не видно. Обычно тот вольготно прохаживается по коридорам, щедро распрыскивает свои феромоны на студенток и преподавательниц. В обеденный перерыв с компанией мажоров таскается в столовую и восседает за столом, как король в окружении подданных. Хоть они учатся на разных факультетах, но здание у них одно, поэтому Чонгук постоянно перед глазами, — за день намельтешит до мушек. Но сегодня тот, как сквозь землю провалился. От всего этого Сокджин дуреет.
Он ещё раз проверяет телефон, убеждается, что там так же тихо и откладывает его подальше.
Гул женских голосов в столовой набирает оборотов. Одно из двух — либо на прицеле их сканеров появляется Чонгук, либо чуткие дамские радары засекают Тэхёна. Джин поднимает голову и видит — по проходу, виляя полным подносом, идёт Ким Тэхён. И настроение на пару пунктов, но растёт.
— Хён, привет! — басисто орёт тот и улыбается одновременно придурковато и пугающе. Да, его донсен, студент с курса младше, именно такой — умудряется быть и неуёмно весёлым, и необъяснимо холодным. Девчонки сходят по нему с ума и он отвечает им взаимностью.
Сначала Ким Тэхён послушно называл Джина «сонбэ», после того, как им довелось посидеть вместе на объединённых занятиях, а потом, осмелев, неожиданно стал звать «хёном». Джин не спорил — ему к тому времени так опротивело одиночество, хоть вой. Тем более, прилипчивый младшекурсник ходил по пятам и заваливал его разговорами, не слишком нуждаясь в ответах. Как-то незаметно вышло, что в университете Джин, благодаря Тэхёну, перестал быть один.
Не успевает он приветственно махнуть рукой, как Тэхён уже рядом: стучит подносом об стол и плюхается на стул напротив.
— О, ты без очков. Хорошенький! — цыкает тот и тянется пощекотать Джина под подбородком. Бесцеремонная рука отбита точным толчком справа.
— От хорошенького слышу!
Тэхён самодовольно выпячивает грудь, но, что и говорить, комплимент заслуженный. Он неприлично хорош, цветет той самой красотой — одной формы отливки с Чонгуком, которая одинаково сводит с ума и девушек, и парней. Только донсен твёрдо верен женскому полу и вслед за Чонгуком перебрал вторую половину университетских красоток.
— Что за кислая мордаха? В салате лимон? Или свидание обломилось? — странным тоном спрашивает Тэхён, вытягивая из-под чашки палочки для еды. Но когда Джин подозрительно на него прищуривается, тот с невозмутимым видом оглядывает содержимое тарелок.
