— Да ты просто алкашка!

— А ты страшная стерва!

— Прекратили! Вам по сколько лет, лаетесь хуже сикух! — гаркает дед, перебивая недовольных женщин. — Надоели до изжоги!

Низкий глухой смешок раздаётся за спиной Джина:

— А у нас всё так же весело. Ничего не меняется…

Сокджин застывает на стуле. Сердце увесистым булыжником шлёпается в желудок. Нет, пожалуйста, молится он про себя. Пусть ему голос кажется! Только не сегодня, когда у него важный день! Пожалуйста!

— Чонгук!

— Сынок!

Мама Чон растягивает свою гузку в подобии улыбки, старый господин молодеет лет на пять, пока провожает внука довольным взглядом. Джин цепляется глазами за откровенное счастье на его лице — не смотрит, совсем не смотрит, не оглядывается. Не хочет, не должен, только не сегодня…

И всё равно сворачивает голову, когда слышит, как скрипит соседний стул под большим тренированным телом. Дурацкое волнение затыкает уши воском, семейные разговоры комариным писком зудят на задворках сознания.

Чонгук магнитом притягивает взгляды. От подростка в нём ничего не осталось: ни угловатых линий тела, ни юношеских щёк. Он ещё подрос, раздался вширь — где-то раскачал умопомрачительную фигуру, от которой кудахчат университетские курочки от первого и до последнего курса. Симпатичный подросток расправился в здорового красивого парнягу, расцвёл той самой мужской привлекательностью, от которой слабеют колени у представителей обоих полов. Он всегда был высокого мнения о себе, даже когда паршивел прыщами, а сейчас, избавившись от них, и вовсе задрал нос: неожиданно полюбил эксперименты над внешностью и красит густую копну волос в невообразимые цвета, наделал пирсинга в ушах и носит заметные мощные аксессуары. И ничуть это его не портит, только добавляет мужественности и притягательности.

Джин, с размаху, как муха в мёд, влипает в тёмно—вишневую голову, в тяжёлый металлический клык в левом ухе. Он пытается оторваться — вернуться к своей тарелке, но покачивания заметного аксессуара его завораживают. Кажется, что он рассматривает и серьгу, и родинку на шее под микроскопом, иначе откуда столько подробностей? Сокджин искренне считает, что это банальная зависть. Сам он если обвешается брутальными украшениями, если выкрасит голову в красный, мужественнее Чонгука всё равно не станет. Так и останется неловким губошлепом с нежной кожей и тонкой талией. Чонгук перебрал половину университета, а Джин дальше первого свидания никак не…

Серьга под лупой его внимания сменяется на круглый чёрный глаз — Чонгук нагло и пошло подмигивает Джину.

Что за чёрт?

Он вздрагивает, когда понимает, что выпал из собственного сознания, краснеет до ушей. Осмысление проходится обжигающей волной — он только что с пристрастием разглядывал противного мальца. Тот всегда неприлично шутит, когда дело касается Джина, и обязательно пустит в университете слух о гейских увлечениях некоторых знакомых.

Джин насупливается и отворачивается к остывшему завтраку. Шум семейных разговоров снова накатывает на него, как волна на берег. Он неожиданно слышит слова, совершенно не устраивающие его, слова, от которых лижет холодом по позвоночнику:

— Чонгук, наш Джини-оппа постоянно сидит дома, возьми его сегодня потусить! Вы же раньше дружили…

Что он пропустил, пока завидовал Чонгуку? Джин медленно поднимает глаза на Юну, сидящую напротив него. Та улыбается, и по её красивому насмешливому лицу, как всегда, ничего не прочитать. От улыбки девушки хочется удавиться. Сокджин ждёт продолжения, не рискуя взглянуть на Чонгука, но Юна ничего не добавляет, не объясняет мотивов, почему затронута старая тема. Она вообще никогда не объясняется, знай себе, вертит всех и вся на тонком пальчике. Даже не посчитала нужным рассказать родным, куда пропала после той ночи, когда буйствовал Чонгук. Через месяц объявилась, как ни в чем не бывало, и только от обслуживающего персонала дошёл слушок, что она жила с очередным бойфрендом в одной из квартир семьи Чон.

От Юны можно ожидать чего угодно, и план «держаться от неё подальше» исполняется уже несколько лет. Но от кого Джин не ожидает предательства, так это от деда.

— Это точно. Джин либо учится, либо работает, вообще никакой личной жизни, — выдает тот, задумчиво жуя губы. — Сведи его со своими друзьями, сходите куда-нибудь, с девушкой познакомь.

Сокджин шумно выдыхает, раздраженно глядя на господина Чона. Даже секретарь перестаёт есть, впервые за утро проявив интерес к разговору. Слава Богу, Имы и госпожа Чон не изъявляют желания высказаться, занятые кто чем.

— Меня всё устраивает, — отвечает он деду.

— Чтобы я его с девушками знакомил? — хохотнув, одновременно с ним высказывается Чонгук. — С чего бы это?

Вот именно, кому это надо? Опять дружить с Чонгуком? Влиться в его компанию богатых балбесов? Знакомиться с девушками, которых точно тот имел? Ну нет, его это не интересует, мысленно ведёт диалог Джин, мельком глянув на Чонгука. Между ними ледяная пропасть, ни проскочить, ни проложить дорогу. Разрыв двухгодичной давности, совершенно непонятный, случившийся после крушения Чонгуком их старого крыла, с тех пор рвётся дальше под его немилостивой злой рукой.

— Как это с чего? Если у Сокджинни-оппы не получается наладить личную жизнь, ты обязательно должен помочь, — хмыкает Юна и вид имеет загадочный, будто знает какую-то тайну. Чонгук отвечает ей ледяным взглядом.

Джин чувствует двойное дно их переглядок, и в груди почему-то начинает ныть.

— Не надо меня ни с кем знакомить, у меня всё хорошо, — задирает он нос.

Чонгук некультурно разваливается на стуле и становится похож на сытого натрахавшегося хищника.

— Пусть эта нетронутая стесняшка дома сидит, сдался он мне и моим друзьям, — говорит он, а потом поворачивается, прищурившись: — Джини, ты же не обидишься, если я тебя не буду знакомить с девушками? Бесполезный номер — ты им не нравишься, слишком сладенький…

Джин от обиды и возмущения захлебывается воздухом. Почему-то вспоминается девка, попавшаяся ему по пути в столовую.

— Чонгук! Где уважительное обращение? Что за слова! Перестань ёрничать и возьми Джина сегодня погуля… — начинает господин Чон, но Джин его перебивает:

— Я… я в любом случае никуда с Чонгуком не пойду. У меня сегодня другие планы.

Не нужна ему ничья помощь, чтобы знакомиться с девушками и не нужна медвежья услуга от деда.

— И что это за планы, оппа? — гнёт бровь Юна и этим неуловимо напоминает брата. Джин дёргается и заталкивает мысли далеко внутрь. — Скажи честно, обманываешь, просто не хочешь идти с Чонгуком?

Да с чего бы это? У него сегодня, действительно, важный день! Он сегодня, и правда, не может. Ему что, не верят? Джин обводит взглядом стол — неужели перед семейством Чонов он настолько жалок? Имы давно ушли, мама Чонгука тоже их покинула, не желая участвовать в бесполезном разговоре. Зато у остальных в глазах — живой интерес. И, что совсем неожиданно — в глазах секретаря тоже. Ему-то какое дело до личной жизни Джина?

Он кусает губы, пытаясь удержать слова, рвущиеся из горла, но желание сильнее его — показать, что не такой он жалкий и одинокий.

— Свидание у меня сегодня, свидание! Понятно вам? И вечером я занят!

Довольная Юна поглаживает губы — гаденькая улыбочка прячется в маленькую ладонь. А Чонгук отхлёбывает кофе, не отрывая взгляд от Джина. На его верхней губе — узкой и яркой — остаётся след от сливочной шапки, и тот слизывает её языком. Движение получается пошлым и красноречивым, как и улыбка, осветившая смуглое привлекательное лицо.

— Ах, вот оно что… Свидание… И как я его пропустил… — тянет иронично Чонгук.

Джин отворачивается, вспыхнув. Он успевает пожалеть о вырвавшихся словах. Особенно после того, как ловит суровый взгляд Намджуна.

Что-то у него плохое предчувствие.

========== 3 глава, 3 часть ==========

Машина, которая возит их с Юной в университет, выезжает за ворота и набирает скорость. Цветущие деревья по обочинам их улочки всё чаще и чаще мелькают за окном. Странно, отмечает Джин, но сегодня за рулём секретарь Ким. Вчера водитель чихал и кашлял — может тот замещает заболевшего? А, может и нет, Намджун иногда садится за руль, когда ездит по работе.