Чонгук ушёл, а Джин ещё в коридоре — стоит, схватившись за стену, дышит, как столетний дед. Он бьёт себя по груди, где отказывается работать каменное сердце.
Злые холодные слова звенят в ушах, колотят болью по затылку.
Чонгук вычёркивает его.
Джин в холодном, равнодушном доме остаётся один.
Комментарий к 2 глава, 10 часть.
Авторская группа:
https://vk.com/club190948520
Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:
https://vk.com/rtk_dnp
Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!
https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/
Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff
========== 3 глава, 1 часть. ==========
Комментарий к 3 глава, 1 часть.
Если вам хочется черкнуть пару приятных слов, поддержать меня - присоединяйтесь ко мне в https://vk.com/club190948520
Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:
https://vk.com/rtk_dnp
Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!
https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/
Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff
Солнце и вовсе не светит в нынешнюю комнату, умудряется обходить её лучами по задворкам дома. Но это даже к лучшему. Каждый утренний подъем — без стресса, мата, ровно по звонку будильника — устоявшийся распорядок дня, который никто не нарушает.
Джин давно не прячет в шторы свои окна.
Вот и сегодня, очередное утро не приносит сюрпризов в устоявшийся ритм жизни. Он просыпается, как по щелчку — вполне бодрым — хлопает ладонью по будильнику телефона. Потягиваясь и нежась позволяет себе поваляться в девственно-белой постели. Всё равно ванная на этаже в его единоличном пользовании. Да и потом… Утренние минуты в кровати, напротив буйно цветущего сада — одни из самых ценных в его жизни.
Июнь продолжает раскрашивать сад яркими мазками цветущих растений, греет теплом камни и дорожки. Водопад сейчас не прячется в тень, искрится и переливается каплями в лучах солнца. Струи падают блестящей стеной, шумят по камушкам, убегая мелкой речушкой обратно, в замудрённую систему труб. Будь Джин понаглее, он бы вышел туда — в одном белье — побродить, помочить ноги, понежиться под солнцем, которое смеет игнорировать его в комнате. Но что выросло, то выросло. Всё, что он себе позволяет — это полюбоваться изысканным садом и сверкающими чистыми стеклами крыла напротив, откинув одеяло и растянувшись ленивым длинным телом.
А ещё он позволяет себе бесчинствовать…
Утренняя эрекция не дремлет — тянет вверх боксёры. Джин, помявшись, бросает беглый взгляд на окна. Дурацкая, глупая выходка, но под руку бьёт желание чудить. Усмехнувшись своим мыслям, он укладывается поудобнее, расставляет шире колени. По голой груди, по плечам проскальзывает щекотка свежего ветерка с приоткрытого французского окна. Она больше похожа на тень чьего-то интереса. Джин медленно смахивает её с себя: ведёт ладонью по мягкой, тёплой после сна шее, по гладкой безволосой груди, спускается к впалому животу. Мышцы на нём вздрагивают в предвкушении.
Пальцы, покружившись вокруг пупка, спускаются на боксёры и трогают стоящий колом член. Бельё на нём неприятно натянуто палаткой, натирает нежную кожу вершины. Джин, шипя, поправляет ствол, укладывает наверх, к животу. Ладонь проходится по ткани. Но этого мало. Заждавшийся в девственниках член жаждет внимания. Он сейчас — одно сплошное чувствительное место, пульсирует, просит прикосновения и тесноты, нуждается в движениях по упругому стволу. Джин трогает его ещё, прямо поверх белья.
Тяжелые касания приятны до разноцветных искр под веками, до закушенных губ. Колени сами по себе разъезжаются и опускаются. Сокджин гладит себя в паху, выгибаясь до хруста в пояснице. Рука скользит под боксёры, обхватывает член серьёзнее, но движения на сухую причиняют боль. Он тянет её ко рту, проходится языком по ладони и снова заправляет в бельё.
То, что надо.
Стоны рвутся с губ, бёдра ритмично подбрасываются, вдалбливаются в ладонь. В ушах стоит гул крови, ошалевшее сердце гоняет её по венам с бешеной скоростью. Джин откидывает голову и ускоряет движения руки, без смущения вслушиваясь в тихие, хлюпающие звуки.
Оргазм накатывает, выбивая пробки и клеммы. Джин гортанно мычит, стискивает головку — белые капли стреляют в ладонь. Нутро сжимается спазмами, посылает по телу волны блаженства. Отступающее наслаждение оставляет его разбитым и распластанным, открытым и слабым. Он вытирает руку о боксёры, там, где посуше, и зарывается носом в одеяло. Слабый вздох рвётся с его губ.
Что за печаль, одинокий девственник двадцати одного года, у которого дальше первого свидания дела не продвигаются. Какое-то проклятие. И вроде смотрят девчонки в университете, заглядываются на Джина, флиртуют и соглашаются на встречи вне учёбы. Он даже смог сорвать несколько поцелуев по закоулкам факультета. Но дальше будто бабка шепчет. Девчонки начинают скрываться, юлить, игнорируют в университете, и нет никакого объяснения, почему так происходит. На руках скоро появятся мозоли — он молодой организм, и ему хочется. И вдобавок, хочется ухаживать, хочется оказывать внимание. Джин хочет отношений. Но что-то, как-то… Видимо, он, и правда, какой-то не такой, неинтересный девчонкам, скучный, раз у него с ними не складывается.
Мокрое пятно холодит кожу, неприятно липнет тканью к телу. Джин морщится, оттягивая бельё от паха, а потом вспоминает какой сегодня важный день. Торопясь, он выбирается из складок одеяла. На банкетке около кровати его дожидаются спортивные штаны и майка — он быстро натягивает их на себя. Щурясь, ищет на тумбочке очки, но под руку попадается контейнер для линз. Он их редко носит, предпочитая простые, привычные стёкла. Каждодневное мучение с заталкиванием линз в глаза, чтобы вечером их оттуда выудить — такое себе удовольствие. Но сегодня же важный день, поэтому линзы прихватываются в ванную.
Там, в запотевшем после душа стекле на Джина смотрит вполне себе оформившийся, взрослый парень. И лицо уже не такое нежно-девичье, и над верхней губой пробивается скупая щетинка, которую он с большим старанием каждое утро сбривает. Плечи развернулись — шире просто не бывает — потянули за собой грудину. Из изящного юноши получился рослый парень. Но всё, что ниже осталось такое же стройное, как и в отрочестве — талия тонкая, бёдра узкие, ноги ровные и длинные. Наверное, права была библиотекарша из приюта — Джин, и правда, симпатичный? Во всяком случае, девчонки смотрят и шушукаются кучками по коридорам университета. Сегодня, как никогда, хочется в это верить. Поэтому он задумчиво скрипит пальцем по мутному зеркалу: «Кто на свете всех милее»? И ниже отвечает: «Конечно же ДЖИНИ-ХЁН».
Стекающие каплями буквы дёргают по живому. Есть в них что-то застарелое, почти забытое, отболевшее. Джин присматривается к надписи, а потом дрогнувшей рукой размазывает наглое, нежно-низкое, отдающее запахом дыма от свечей.
ХЁН…
Давно нет никаких «хёнов». Нет дружбы, нет борзых знаков внимания, нет халатов, проводов и встреч, нет приятельских отношений, связавших двух одиноких парней. Нет Чонгука за спиной. Джин оглядывается, вдруг задохнувшись. На минуту представляется — крепкая ладонь сейчас схватит за плечо, нахальные губы выдохнут на ухо «провожу, а то потеряешься, хён». Мираж чёткий и ясный, давит колючим, совсем не отболевшим, Джин вздрагивает, когда этого не происходит. Он трёт лицо, свободное от очков, прячет больное в напускное равнодушие. Словно на ладонях у него личина безразличия, и он её надевает. Полотенцем тщательно протирает зеркало и, шаркая адидасками, выходит в пустой коридор.
