В 1912 году Нэнси уже была большой двенадцатилетней девочкой, и малышей можно было оставлять с ней днем часа на два-три. (Вудро тогда еще не родился. Как только он начал ходить, его дрессировщикам стал необходим хлыст и пистолет.) Так что мы с Брайни могли позволить себе роскошь прогуляться вдвоем – одна такая прогулка, как я уже рассказывала, подарила мне Вудро. Брайни обожал заниматься любовью на природе, я тоже – такие оказии придавали остроты всегда приятному, но слишком законному занятию.
Когда же мы выезжали всей семьей, то Нэнси, Кэрол, Брайан-младший и Джордж запихивались в просторный кузов, и Нэнси давался наказ следить, чтобы никто не вставал ногами на сиденье – не для того, чтобы сохранить кожаную обивку, а чтобы дети не пострадали; я садилась впереди с Мэри, а Брайан вел машину.
Корзинка для пикника и кувшин с лимонадом тоже ехали сзади, и Кэрол поручалось не подпускать к ней братьев. Мы отправлялись в Своуп-парк, устраивали там пикник и смотрели зверей в зоосаде, потом ехали кататься – до самого Рейтауна или даже до Хикмен-Миллз, а когда поворачивали домой, дети уже клевали носами. На ужин доедали остатки пикника с чашкой горячего бульона.
Двенадцатый год был всем хорош, несмотря на снежную бурю, подобной которой, как утверждали, не было с 1886 года. Возможно, что и так – я не слишком ясно помню, что было в 1886 году. Президентские выборы проходили бурно: за победу сражались три кандидата. Мистер Тафт[85] вновь боролся за переизбрание, Тедди Рузвельт, соперничая со своим бывшим протеже мистером Тафтом, стал кандидатом от собственной партии – республиканцев-прогрессистов, или «Сохатых», а профессор Вильсон[86] из Пристона, тогда губернатор собственного штата, стал кандидатом от демократов.
Его выдвижением неожиданно для всех завершился невиданно долгий, длившийся целый месяц демократический съезд. Все уже считали, что кандидатом будет любимый сын Миссури, мистер Чепм Кларк, спикер палаты. У мистера Кларка было преимущество в двадцать семь голосов, то есть большинство голосовало за него, но требуемых двух третей голосов он не набрал. Потом мистер Уильямс Дженнингс Брайан заключил с доктором Вильсоном сделку в обмен на пост государственного секретаря, и губернатора Вильсона избрали кандидатом с перевесом в сорок шесть голосов, когда многие делегаты уже разъехались по домам.
Я с интересом следила за всем этим в «Стар», потому что знала доктора Вильсона как автора монументальной (восемнадцать томов!) «Истории американского народа», которую брала том за томом в публичной библиотеке Канзас-Сити. Но мужу своего интереса не показывала, подозревая, что он предпочитает полковника Рузвельта.
Выборы президента состоялись пятого ноября, но результаты мы узнали не сразу, а дня через три. Вудро с громким воплем явился на свет одиннадцатого, в понедельник, в три часа дня. Принимала его Бетти Лу – я, как всегда, не дождалась доктора, а Брайни был на работе – я ему сказала, что должна родить только в конце недели.
– Ты уже придумала имя? – спросила Бетти Лу.
– Да, – сказала я. – Этель.
Она показала мне ребенка:
– Посмотри-ка получше – твое имя плохо сочетается с его краником; прибереги его впрок. Почему бы тебе не назвать парня в честь нового президента? Это послужит ему хорошим стартом.
Не помню, что я сказала Брайану, когда он пришел, вызванный Бетти Лу по телефону. Она же встретила его словами:
– Знакомьтесь: Вудро Вильсон Смит, президент Соединенных Штатов с тысяча девятьсот пятидесятого года.
– А что, неплохо звучит. – И Брайан промаршировал в спальню, изображая духовой оркестр. Имя прижилось, мы зарегистрировали мальчика под ним и в Фонде, и в канцелярии округа.
Поразмыслив, я согласилась, что имя хорошее, и написала доктору Вильсону, что у него есть тезка и что я молюсь за успех его администрации. Ответил мне сначала мистер Патрик Тьюмелти, сообщая, что мое письмо доведено до сведения избранного президента, «но, как вы понимаете, мадам, после недавних событий письма хлынули потоком. Пройдет несколько недель, прежде чем президент сможет ответить всем лично».
Вскоре после Рождества я действительно получила письмо от доктора Вильсона. Он благодарил меня за то, что я оказала ему честь, назвав ребенка его именем. Я вставила письмо в рамочку и хранила долгие годы. Интересно, существует ли оно еще где-нибудь на временной линии Два?
Во время предвыборной кампании 1912 года излюбленной темой дебатов была «высокая стоимость жизни». Семья Смит от нее не страдала, но цены, особенно на продукты, действительно росли – хотя фермеры, как обычно, жаловались, что не получают за свою продукцию даже по себестоимости. Очень может быть – бушель[87] пшеницы, помню, не стоил и доллара.
Но я не закупала пшеницу бушелями – я покупала продукты у бакалейщика, у торговцев вразнос, у молочника и так далее. Брайан снова спросил меня, не прибавить ли мне на хозяйство.
– Пожалуй, – ответила я. – Пока что мы укладываемся, но цены все растут. Дюжина свежих яиц теперь стоит пять центов, кварта первосортного молока тоже. Хлебная компания Холсума поговаривает, что хлеб, который теперь стоит пять и десять центов, будет продаваться за десять и пятнадцать. Спорим, что цена за фунт – подчеркиваю, за фунт, а не за буханку – подскочила процентов на двадцать?
– Поищи другого лоха, сестренка, – я уже проспорил на выборах. А как насчет цен на мясо?
– Растут. Пенни или два за фунт, но растут. И вот еще что. Мистер Шонц раньше всегда прибавлял мне от себя суповую косточку, и немного печенки для Рэнди, и нутряное сало для птичек зимой. Теперь он делает это только по моей просьбе – и без улыбки. А на неделе сказал, что ему придется брать за печенку деньги, потому что теперь ее едят и люди, не только кошки. Уж и не знаю, как объяснить это Рэнди.
– Интересы Рэнди прежде всего, любовь моя, – мой свадебный подарок должен быть накормлен. Отношение к кошкам здесь, внизу, определяет твой статус на небесах.
– Правда?
– Так сказано в Библии – можешь сама посмотреть. А ты не говорила с Нельсоном о корме для кошек?
– Мне бы и в голову не пришло. С Бетти Лу говорила, а с ним нет.
– Не забывай, что он у нас профессиональный экономист по сельскому хозяйству и даже имеет диплом в красивой обложке. Так вот, Нел говорит, что для кошек и собак скоро будет своя пищевая промышленность – свежий корм, корм в пакетах, консервы, специальные магазины или специальные отделы в магазинах, реклама на всю страну. Большой бизнес. Миллионы долларов, даже сотни миллионов.
– А ты уверен, что он не шутит? У Нельсона одни шуточки на уме.
– Не думаю. Он говорил вполне серьезно и оперировал цифрами. Ты же видишь, как бензиновые двигатели вытесняют лошадей – не только в городе, но и на ферме, медленно, но верно. И множество лошадей остается не у дел. Нельсон говорит, что о них беспокоиться нечего: их съедят кошки.
– Что за жуткая мысль!
По просьбе Брайана я составила график роста цен на бакалейные товары. К счастью, я тринадцать лет вела записи: сколько потратила, на что, сколько стоила пачка, фунт, дюжина и так далее. Брайни никогда этого от меня не требовал, но так делала моя мать, и мой учет очень помогал мне в те годы, когда я тряслась над каждым пенни, – сразу было видно, сколько еды я приобрела на каждый потраченный цент.
Я составила себе большую таблицу и определила годовой рацион на одного человека, как в армии: столько-то унций муки, столько-то масла, сахара, мяса, свежих овощей и фруктов. Консервы почти не учитывались – я давно поняла, что они оправдывают себя, только если консервируешь сама.
Потом я вычертила график: стоимость рациона на одного взрослого с 1899 по 1913 год.
Получилась плавная кривая линия, неизменно ведущая вверх, если не считать незначительных отклонений. Были небольшие разрывы, но в целом это была гладкая кривая первого порядка.
