Итак, глинтвейн! Берем красное сухое вино - лучше Бордо. Водой не разбавляем - это профанация. Добавляем корицу, гвоздику, кардамон, чёрный перец (да-да-да!), имбирь, мускатный орех, корочки лимона, кусочки апельсина или мандарина, ломтики яблок, мёд. Нагреваем (но не до кипения!) и в самом конце подливаем немного коньяка или рома.

  Пока я занимаюсь глинтвейном, в духовке, источая умопомрачительные ароматы, запекается свинина - я ее замариновала заранее в лимонном соке с чесноком. Приготовила соус: перец чили, имбирь, коньяк и мед. Ломтики свинины слегка обжарила на оливковом масле, потом там же немножко потушила соус, переложив свинину в форму. Полила соусом, посолила, накрыла фольгой - и на полчаса в духовку.

  Волновалась я страшно! А вдруг ничего не получится?

  Но все получилось, и я даже успела переодеться в свое любимое платье удачи - нежно-голубое, под цвет глаз.

  Ах, про цвет глаз-то я и не подумала! Черт, уже поздно. Ну ладно, пусть глаза будут какие угодно, лишь бы все остальное соответствовало.

  Ровно в полночь он вышел из комнаты, где работал - я уже некоторое время слышала шелест компьютерной клавиатуры, но держалась: нельзя входить, а то можно спугнуть! Пусть сам.

  - Бог мой, как же дивно пахнет! - сказал он низким бархатным баритоном.

  - Все готово, - ответила я, украдкой его разглядывая. - Прошу к столу.

  Он уселся. Я налила ему полную кружку глинтвейна, положила на тарелку кусок запеченного мяса. Он сказал, разливая по рюмкам кедровую настойку:

  - Давай начнем с водочки. За тебя, дорогая! Как же мне повезло!

  - За нас! - ответила я, и залпом выпила настойку, стараясь не заплакать: все получилось. Он сидел напротив меня - симпатичный мужчина лет сорока пяти. В темно-синем халате с вензелем на кармашке и в тапках из натуральной замши. Ел свинину, пил глинтвейн, шутил, смеялся, смотрел на меня с нежностью. Солнечное варенье дожидалось чая, а в комнате около ноутбука горела зеленая лампа, и ёлка сияла гирляндой...

  Какого же цвета у него глаза? Никак не пойму. Волосы темные с сединой, как я и заказывала. И полуседые усы с бородой, очень стильные. Да, мне нравятся бородатые мужчины, ничего не могу с собой поделать. И сам он очень стильный - халат смотрится на нем как королевская мантия. А глаза... Кажется, карие? Точно.

  И еще - я не знаю, как его зовут. Пройдет немного времени, и его имя само себя обнаружит. Спрашивать нельзя. Ничего, пока можно просто говорить: "Дорогой". Так даже лучше.

  Но зато я знаю, что написано в том файле, который открыт в его ноутбуке. Он же у меня писатель! Рассказ сочиняет. Пока только начало:

  "Первым делом она купила кружку. Тяжелую глиняную кружку клетчатой расцветки с черным нутром (это важно). Клетка на чашке не какая-нибудь случайная, нет! Это благородный тартан высокогорного шотландского клана МакЛаудов: пересечения желтого и черного цветов с добавлением тонкой красной линии..."

  (2021)

  КАМЕРА

  Посвящается Александру Хуснуллину

  Я сидел за столом в небольшой комнате, похожей на камеру. И стул, и стол были привинчены к полу - я проверил. Напротив меня за тем же столом сидел человек в черном костюме и при черном же галстуке. Не обращая на меня ни малейшего внимания, он внимательно читал какие-то бумаги, собранные в желтую папку со скоросшивателем. Стена за его спиной была отвратительного розового цвета, напоминающего об общественном сортире, и коричневая деревянная дверь выделялась на этом фоне грязным пятном. Боковые стены выкрашены в два цвета: унылый серый и еще более унылый зеленый, причем левая стена сверху - серая, а правая - зеленая. На левой стене под самым потолком виднелось окно - узкое и длинное, забранное решеткой и почти не дававшее света. Осторожно повернув голову, я обнаружил, что задняя стена имеет цвет ржавчины. И для довершения картины следует сказать, что беленый потолок пожелтел от времени и потрескался, а щербатые половицы отдавали желтой охрой. На потолке сияли неоновым светом две лампы-трубки без абажуров, одна время от времени мигала и трещала.

  Я легонько кашлянул, пытаясь привлечь внимание человека в черном костюме, но он не поднял головы. Тогда я громко спросил, пытаясь унять невольную дрожь - от этой комнаты у меня возникло такое же неприятное чувство, какое возникает, когда кто-то проводит железом по стеклу:

  - А почему стены так странно покрашены? Вразнобой?

  - Вопросы тут задаю я, - все так же, не поднимая головы, сказал человек в черном.

  - Так задавайте уже!

  - Всему свое время, - внушительно произнес человек в черном, захлопнул желтую папку, встал и вышел из комнаты. Я тут же подбежал к двери и подергал за ручку - конечно, дверь была заперта. Я несколько раз обошел вокруг стола и снова обреченно уселся на стул. Через некоторое время дверь отворилась, и вошло двое работяг в синих халатах, один нес стремянку, другой - лампу дневного света в коробке.

  - Привет! - воскликнул я, но работяги даже не взглянули в мою сторону, словно меня вообще не существовало. Они установили стремянку, и один полез менять лампу. Новая лампа уже не мигала и не трещала, но зато светила более холодным и голубым светом, чем старая, отчего в комнате стало совсем уж невыносимо. Работяги ушли - в дверях они посторонились, пропуская в комнату такое невероятное существо, что я глазам своим не поверил.

  Это был невысокий полненький мужчина средних лет, одетый в трикотажную пижаму не по росту. Вернее, в две разных пижамы: штанишки, доходящие до середины волосатых икр, были голубые в белых зайчиках, а верхнюю часть цыплячье-желтого цвета украшали коричневые Винни-Пухи. В довершение картины на ногах у него были ярко-розовые шлепанцы с огромными пушистыми помпонами. Человек в пижаме уселся напротив меня, сладко зевнул, пристроил лысоватую голову на сложенные руки и заснул.